– Спят ещё все, посиди немного у меня, вот тут, – проводница толкнула дверь куда-то вбок, – а я тебе пока место поищу. И не высовывайся, а то, как бы бригадир не заметил. Он у нас идейный, заметит, не дай бог, тебя на первой же станции в тайгу, а меня под товарищеский суд и на пенсию. Я дверь пока закрою.

Лена только села на мягкое сиденье, как голова сразу полетела на подушку, даже не ощутив её. Через секунду она уже спала. Её разбудили минут через двадцать, растормошив изо всех сил.

– Эй, девка, да тебя не добудишься. Ты что, год не спала? Вставай.

Лена с трудом оторвала голову от подушки и посмотрела в окно, а потом на проводницу.

– Что? – выдавила она из себя, сразу же закрыв глаза. – Приехали?

– Приехали, приехали, за грибами и орехами…вставай. Пойдёшь во второе купе, через одну дверь от меня. Поняла? Залезешь на верхнюю полку и спи до самого Красноярска, сколько хочешь. Да, смотри, потише, внизу ещё спят. Не разбуди. Пошли, я сама тебя отведу. А то ещё заблудишься, деревня.

Наконец-то сообразив, что ей нашли место и можно будет спокойно выспаться, Лена быстро вышла из купе проводницы и прошла до указанной двери. Осторожно она дёрнула за ручку. Внизу кто-то спал, укрывшись с головой одеялом. Скинув кроссовки и затолкав их под сиденье, Лена бросила на верхнюю полку свою сумку. Вслед за ней устремилась туда и сама, только легла и моментально заснула. Проваливаясь стремительно в сонную бездну, она уже обо всём, что было раньше, забыла. Ей казалось, что всё уже позади, всё плохое. Ритм колёс убаюкивал её, хотя она и не нуждалась в этом. Она засыпала уже на ходу. Лена улыбалась во сне, ей снилось будущее, счастливое и безмятежное, красивое.

Подъезжали к Красноярску. Лена Нечаева уже собралась и стояла у окна в шатающемся коридоре вагона. Все проснулись, и чувствовалась начинающаяся суматоха, словно военный десант готовился к высадке. Поезд уже давно сбросил скорость и почти целый час обтирал свои зелёные бока обо все пригородные неухоженные платформы, словно пьяный, петляя по многочисленным серебристым полоскам рельс. Она никогда не видела больших городов, все её познания в географии оканчивались учебным атласом и контурными картами и поэтому город ошеломил её. На одном только вокзале в Красноярске людей было побольше, чем во всём их Озерном. И, конечно, у города было неоспоримое преимущество – здесь никто не знал друг друга. Никто не знал, что её зовут Елена Нечаева и что она, немногим более суток тому назад, из табельного оружия застрелила капитана милиции. В поезде она проспала почти весь день, сумела восстановить свои силы и чувствовала себя отдохнувшей. Но бдительности не теряла, ворон не ловила и быстро прошла по перрону на привокзальную площадь. Страх не покидал её, ей казалось, что все следят именно за ней, что все вокруг ищут именно её. Она едва сдержалась и чуть не пустилась бежать при виде скучающего одинокого постового милиционера. По дороге она не удержалась, купила у небольшого опрятного буфета пирожков с ливером, запила их сладким «Байкалом» и быстро растворилась в привокзальной суете.

Елена Нечаева неспроста приехала именно в Красноярск. Она знала куда едет и к кому. Ещё год назад, случайно в библиотеке, в краевой газете «Красноярский рабочий» она увидела фотографию Лёши Смирнова – её незадачливого друга, режиссёра школьного драмкружка. Он был почти незаметен в толпе участников фестиваля народных театров, но Лена сразу узнала его. Из небольшой статьи Лена узнала, что Смирнов является режиссёром народного театра. А этот народный театр действует при лесокомбинате в городе Красноярске. Лена тогда записала это себе в блокнот, а фотографию аккуратно вырезала и спрятала. И сейчас радовалась тому, что ничего тогда не рассказала матери.

ЛДК-2, – так коротко назывался огромный лесодеревообрабатывающий комбинат, находился на самой окраине города, на берегу Енисея. Впрочем, могучая река здесь царствовала повсюду, в городских пейзажах, в названиях магазинов, ресторанов, улиц. В справочной Лена узнала, где находится комбинат. Улица называлась Семафорной и почти час она тряслась в автобусе, пока не добралась туда. Там искать комбинат уже не надо было, он был везде. Дом Культуры найти оказалось делом несложным, даже лёгким. Автобус остановился прямо перед его роскошным входом с высокими и толстыми колоннами. Погода была замечательной, время уже давно перевалило за полдень и солнце припекало совершенно по-летнему.

Вахтёрша у дверей Дома Культуры немного, для приличия, проворчала и кивнула головой куда-то в пространство, вверх. Лена проскочила на второй этаж и пошла по светлому коридору, внимательно изучая на ходу таблички на дверях. У дверей с надписью «Народный театр» она остановилась, машинально поправила волосы и несколько неуверенно постучала. Не дождавшись ответа, она легко толкнула дверь и не поверила своей удаче.

В большой и светлой комнате, за столом у самого окна один-одинёшенек сидел Лёша Смирнов и что-то сосредоточенно и увлечённо писал. Первое, о чём она подумала, что он совсем не изменился, хотя после той истории прошло уже два года. И она даже не предполагала, как изменилась она сама. Он сначала не обратил на неё внимания, он даже не поднял голову. И так сильно был увлечён своей работой переписчика, как будто от этого зависела судьба человечества. Но на мгновенье он всё – таки вскинул голову, почувствовав присутствие другого человека. Он посмотрел на Лену, улыбнулся ей, словно во сне и снова принялся за свою работу. Не прошло и нескольких секунд, как он опомнился, остановил свою работу, поднял голову и посмотрел на Лену.

– Нечаева?! Лена?! Ты!? – протянул он, словно не веря своим глазам.

И он уже не мог скрыть своей радости, лицо его расползлось в широченной улыбке, своими короткими пальцами он несколько раз переворошил свои жиденькие волосы и немного смущённо вышел из-за стола.

– Какими судьбами? Как ты здесь? Случайно, или же ко мне? – он засыпал её вопросами, не переставая улыбаться и приблизившись, неуверенно взял её за руку.

– Здравствуйте, Алексей Иванович, Лёша…я к вам, по делу…– она не могла говорить, что-то сдерживало её речь в горле. Неожиданно, какое-то невероятно тяжёлое состояние безысходности и одиночества враз овладели ею. Сознание того, что во всём этом мире у неё никого нет, кроме этого маленького, плешивенького человечка почти убивало её и она, не удержавшись, тихо заплакала. Ноги не держали, она почувствовала слабость и, прислонившись к стене, медленно поползла вниз.

– Ты что, ты что, Нечаева? – Смирнов успел подхватить её и не без напряжения он дотащил её до стула. – Сейчас, я водички…ты попей, попей…– он суетливо вытащил откуда-то снизу пластмассовый стаканчик и плеснул в него воды из графина, стоявшего на подоконнике. Он поднёс стакан к её губам, но она резко дёрнулась от него, словно ей дали понюхать нашатырного спирта. От стакана несло водкой. Лёша смутился, поняв это, смешно протянул носом, торопливо прополоскал стакан над кадкой с полуживой пальмой и наполнил его снова. Но Лена уже пришла в себя и остановила его, отвернув голову в сторону.

– Не надо, я не хочу пить.

Она сказала это ровным и уверенным голосом, сразу прошла суета. Смирнов понял это и поставил стакан куда-то вниз на место, потом молча уставился на неё.

– Не рады, Алексей Иванович? – спросила она. – Что я к вам приехала, не рады?

– Да ты что, Нечаева!? Конечно, рад…очень рад, Лена. Я уж и не думал, что мы с тобой когда-нибудь увидимся после всего этого, то есть того…это так неожиданно, я немного растерялся, ты прости. А я вот,– он окинул комнату взглядом и пожал плечами, – как видишь, я опять в театре, вот. Да, а как ты меня нашла? Я никому и не писал в Озерное, у меня же там нет никого. Надо же, а я думал, что не увидимся более. А пришлось, вот.

– Случайно, в газете заметка была про вас и ваш театр, фотография…

– Да, да, помню, – он пришёл ей на помощь, – в «Красноярском рабочем», вот видишь, хоть какая-то польза есть от прессы. Так ты, значит, специально ко мне приехала? Вот так вот, взяла, всё бросила и приехала. Молодчина.