Словно в подтверждении к его подозрениям по снегу промелькнули три длинные и узкие тени. Северцев вытащил пистолет.

– Отойди от окна, Бобров. Кажется, к нам гости. Придется знакомиться.

Дождь почти перестал, рассвет приближался неумолимо. Лена Нечаева поспешила с дороги в лес, она понимала, что её не должны увидеть. Сумка была не тяжёлой, но кроссовки почти сразу намокли в высокой лесной траве, и идти было довольно трудно. Но страх гнал её все сильнее и всё дальше, она почти не чувствовала мокрых ног. Почти около трёх часов ей понадобилось, чтобы дотащиться-таки до железнодорожной станции. Всю дорогу она оборачивалась, ей всё время казалось, что за ней погоня, что её догоняют, каждый случайный звук казался ей топотом шагов или механическим дыханием автомобильного мотора.

Она посмотрела на часы ещё раз, в сотый или тысячный раз. Утро царствовало вовсю, было около восьми часов. Лена предположила, что у неё в запасе не более суток. Сегодня было воскресенье, навряд ли его будут искать. А мать приедет только завтра утром и тогда она обнаружит труп своего жениха. Надо было хоть какую-то записку оставить. Значит, необходимо было успеть за эти сутки убраться куда-нибудь подальше. Только вот куда?

Лена открыла свой кошелёк и пересчитала деньги. С дрожью представила, как будет ругаться мать, не найдя своих денег. Крупных купюр было немного, всего с мелочью набралось около пяти сотен рублей, сумма по тем временам немалая. Билет в кассе она решила не брать, а воспользоваться услугами проводника, здесь многие так передвигались. Так было дешевле и незаметнее. И хотя здесь, на этом маленьком вокзале вероятность того, что её кто-то узнает, была минимальной, она всё равно решила отсидеться в ожидании первого же поезда в небольшом орешнике у самого вокзала.

Она выбрала пень посуше, сняла с себя куртку и повесила её на дерево. Солнце уже начинало немного пригревать. Лена сняла кроссовки и повесила их посушить на острые концы веток. Босые ноги приятно нежились в мокрой и густой траве. Она села на пень, низко опустила голову и попыталась расслабиться. Очень хотелось спать, дремота почти овладела ею, но она старалась не закрывать глаза, боясь, что уснёт и проспит прибытие поезда.

Она хотела сосредоточиться, проанализировать ситуацию, но ничего не получалось. Мысли бегали в голове, как угорелые, набрасывались друг на друга. Конечно, она будет говорить, что защищалась, что не виновата и всё вышло случайно, но всё – равно – убить капитана милиции! Она понимала, что за это, так или иначе, придётся отвечать, рано или поздно. А может, надо было сразу в милицию пойти? Нет, нет, бежать, бежать!

В душе она была довольна своим поступком, она даже гордилась собой. Чувство брезгливости от этого похотливого животного не покидало её, запах водки, пота и долго не стираного белья не проходил. Иногда ей казалось, что она вот-вот вырвет. Рвота подступала к горлу, было больно и неприятно и хотелось как можно скорее окунуться в горячую воду. Она даже не думала о матери, ей стало неприятно думать о ней. Лена теперь с трудом представляла, как же та могла спать с этим ублюдком целых три года. С этим грязным, жирным, потным ублюдком! Господи, да как же противен этот мир, в котором живут такие подонки!

Поезд она почти почувствовала. Лена подняла голову и одновременно с быстро увеличивающимся зелено-красным пятном услышала резкий, пронзительный и долгий гудок локомотива, который словно дал слово разбудить всех вокруг. Не мешкая, она обулась в почти высохшую обувь и понеслась к перрону. На крохотной станции поезда долго не задерживались, а ведь ей надо было успеть договориться с проводником. На перроне никого, кроме скучающего ранним утром служителя станции не было, да и останавливающийся поезд весь словно спал. Что-то пробормотал сонный репродуктор, но она успела разобрать только одно – стоянка три минуты. Три минуты ей было отпущено на спасение. У неё не было опыта путешествий, она вообще ещё никогда и никуда не выезжала из своего захолустья, но это её не смущало. Она была уверена, что именно этот поезд увезёт её отсюда.

Наконец поезд устало встал. Это был скорый. Лена окинула взглядом всю зелёно-красную железную линию, но двери нигде не открывались. Неужели ни одна так и не откроется, с ужасом думала она. Но нет, наконец-то лениво и со скрежетом, одна за другой двери стали всё-таки открываться. Заспанные проводницы, зевая, высовывались из своих вагонов, словно недоумевая, зачем они остановились в этой дыре.

Лена Нечаева смело бросилась к ближайшему вагону. Толстая и уже немолодая проводница даже не посмотрела на неё. Она стояла высоко, подпирая открытую дверь и хмуро, со злобой рассматривала старое и обшарпанное здание вокзала.

– Тётенька, тётенька…– как можно жалобливее начала Лена, используя весь свой небогатый артистический багаж, – тётенька…

Но толстуха и бровью не провела. Снизу, из-под юбки видны были её толстые ляжки и почти свисающие толстые икры, густо окутанные сетью больных, сине-зелёных выпуклых кровеносных сосудов.

– Тётенька…– продолжала хныкать Лена, теряя надежду попасть на этот поезд и понимая, что идти к другому вагону уже не хватит времени.

– Ну что заладила, тётенька, тётенька, – неожиданно отозвалась проводница грубым низким голосом, – какая я тебе тётенька, дурёха. В кассу иди, в кассу, местов нет.

– Тётенька, я же не успею, тётенька, – продолжала хныкать Лена, довольная тем, что на неё вообще обратили внимание, – только вот к поезду я и успела, добрая тётенька, я за деньги, я не просто так, у меня деньги есть.

– Покажи, – недоверчиво бросила проводница, клюнув на слова о деньгах.

– Что? – не поняла сначала Лена. – Что показать?

– Деньги покажи, дура, – крикнула ей проводница, нисколько не смущаясь.

Лена обрадовано бросилась в сумку и быстро вытащила из кошелька несколько измятых червонцев. Громкоговоритель весело объявил об отходе поезда.

– Куда тебе? – немного мягче спросила проводница, оглядываясь по сторонам.

– А куда поезд идёт? – торопливо спросила Лена. – Куда он едет?

– Вот дура! Ты что, с психушки сбежала? Или читать не умеешь? Вон, туда посмотри, – она ударила жезлом по вагону. – Читай! Там большими буквами написано!

– В Красноярск,– обрадовано прочитала Лена, – как раз, мне туда и надо.

– Через сутки с небольшим будем в Красноярске. Завтра утром.

– Ага, – улыбаясь от счастья, Лена довольно закивала головой. – Хорошо.

– Чего головой вертишь? Тариф знаешь? – строго спросила толстуха под аккомпанемент гудка. – Знаешь тариф?

– Я его не знаю. А кто это такой, тётенька? – испуганно спросила Лена, на всякий случай, вцепившись в длинную ручку вагона.

– Не кто, а что! Цену знаешь, дура…ну, билет сколько стоит. Деревня, блин, колхоз.

Лена трагически повела головой из стороны в сторону и пожала плечами, поезд должен был вот-вот тронуться и она чуть не плакала.

– Тридцать рублей! – торжественно объявила проводница. – Спальный вагон, мягкий, с чаем, – добавила она, и поезд слегка лязгнул. И деньги у Лены были, да и отдала бы она всё на свете, лишь бы уехать именно сейчас, но она всё равно протянула:

– Ну, тетенька,…откуда у меня столько денег! Скиньте немножко цену, пожалуйста.

– Ладно, ладно, твоё счастье, что местов много. Гони двадцать рублей и лезь в вагон. Только чай отдельно, колхоз долбанный, что вам дома не сидится, цыганьё.

Она неожиданно проворно освободила площадку и пропустила Лену. Поезд резко дёрнул, проводница чуть не ударилась головой о титановый кипятильник. Лена не удержалась и хрюкнула. Проводнице это не понравилось.

– Я те посмеюсь, гони двадцать рублей, деревня, тариф не знаешь…колхоз.

Лена радостно отдала деньги, ей уже нравилось ехать в поезде, в первый раз в жизни. Ей уже стало хорошо, только вот спать очень хотелось.

Как и говорила хозяйка, вагон был спальным, купейным. Красивая красная дорожка с жёлтыми кантиками весело пробегала через весь вагон. Было тепло и тихо.