Она не могла не заметить, что он был чисто выбрит, подстрижен и аккуратно одет. В руках у него был большой бумажный пакет. Он хозяйски подошёл к столу.
– Угостили друзья, понимаешь…нести не к кому, вот и подумал, подумал…к вам. А потом вдруг вспомнил, что мать должна была уехать, да не сворачивать же, а?
Он выложил на стол кучу разной аппетитной всячины, кусок холодно-копчённой горбуши, ломоть ароматной буженины, баночку чёрной икры, несколько крупных апельсинов и большую плитку шоколада. Потом из кармана своей мокрой куртки жестом фокусника вытащил бутылку «Посольской» и весело потёр ладонями.
– Хлебушек найдётся?
Лена побежала на кухню, по дороге стараясь развеять дурацкие сомнения. Наличие целой горы вкусных вещей разожгло зверский аппетит. Она принесла на стол тарелки, приборы, хлебницу, полную хлеба, соль с перцем. Немного подумав, побежала в кладовку и вернулась с полной тарелкой квашеной капусты и солёных огурцов.
– А рюмки? – поторопил её Григорий Евдокимович, кивнув головой на запотевшую бутылку водки, продолжая всё так же весело потирать ладони.
Лена быстро вернулась на кухню и принесла высокую, на тоненькой ножке хрустальную рюмку.
– А ты совсем не пьёшь? Правильно! И не начинай, не девичье это занятие.
Он наполнил рюмку до края и лихо запрокинул её в раскрытую глотку. Икнул, погладил себя по животу и начал есть, жестом пригласив её последовать его примеру. Она и не думала отказываться.
А дождь всё усиливался, в окно было страшно глядеть, далёкий отблеск выплывающей иногда из-за чёрных туч мокрой луны немного успокаивал. Иначе можно было подумать, что наступил всемирный потоп. Капли дождя лихо барабанили по старой кровле, как пьяный ресторанный барабанщик, иногда гроздьями рассыпались по оконным стёклам. И стёкла дребезжали под натиском воды, казалось, вот-вот и они треснут.
– Так я заночую, а? Машину-то я отпустил, а? Чего переться в такую погоду, самое настоящее светопреставление. Нет, ты только посмотри, что творится, творится…совсем оборзели, силы небесные…небесные.…Ну, так как? А?
– Ночуйте,– немного неуверенно ответила Лена, – но может быть, мамы ведь нет, дождаться бы её…
– Да ты никак боишься?! Меня?! Что ты, что ты…человек я смирный и по линии характера, так сказать, и по долгу службы…ик…ик…
Неожиданная икота мешала ему говорить дальше. Он ловко налил в кружку молока и запил им водку. Водка уверенно делала своё дело. Григорий Евдокимович окончательно расслабился и принялся нести разную чушь, рассказывал истории из своего детства, читал нравоучения. Но Лена слушала его невнимательно, чаще делала вид, что слушает, в основном она налегала на угощение.
Опустошив всю бутылку в одиночестве, начальник районной милиции захрапел, уронив свою тяжёлую голову прямо на стол. Лена и не думала мешать ему, ей это даже понравилось. От его храпа чуть ли не тряслись стены. Она быстро справилась с остатками неожиданного пиршества, убрала со стола и бросила на стоящий в углу комнаты старый диван подушку и большое стеганое одеяло. Потом она подошла к спящему Григорию Евдокимовичу и тронула его за плечо. Облегчённо вздохнула, кажется, он спал очень крепко. Лена потушила в комнате свет, а сама ушла к себе, в маленькую спальню. Интуитивно она чувствовала какую-то опасность, исходящую от него, в его взгляде, уже чисто по-женски она видела больше, чем просто взгляд. Она ещё не успела забыть, как он тискал её груди тогда, в прихожей, когда первый раз пришёл к ним в гости. Но всё-таки офицер милиции, жених её матери…и всё равно она жалела, что двери в доме не закрываются на засов.
Она легла спать одетой, выключила большой свет в спальне и зажгла ночник. Было уже далеко за полночь, она ещё попробовала немного почитать, но ничего не получалось. Сытный ужин разморил её окончательно и немного успокоил, книга выпала из рук, она едва-едва успела потушить ночник и сразу же заснула.
Проснулась она ночью, ей показалось, что кто-то сидит рядом, на кровати. Сначала она подумала, что это во сне, но потом тихо открыла глаза. Она ужаснулась, это оказалось не сном. Ей прямо в лицо тяжело дышал колбасно-спиртным перегаром Григорий Евдокимович, похожий на вурдалака. Он сидел на кровати, уставившись на неё. Одна его рука поглаживала её по бедру, а другой он старался расстегнуть ворот своей рубашки.
– Вы что?! Что вы делаете?! – в ужасе крикнула она и попыталась соскочить с кровати. Ей это не удалось, потому что он расставил свои толстые руки, а ей только оставалось прижаться к стене. Она притёрлась вплотную к висевшему на стене ковру, подогнув под себя ноги, попыталась дотянуться хотя бы до ночника. Но он, молча преграждал ей путь всякий раз, словно играл с ней в детскую игру «ловитки». Но самое странное для неё было то, что он всё время молчал, он не проронил ни слова, и это её даже немного успокоило. Она подумала о том, что может быть, он просто лунатик, гуляет по ночам и не знает, что делает. Но он, конечно, был не лунатиком и прекрасно знал, что делает. Стоило ей немного расслабиться, как он снова стал расстёгивать рубашку. Она при этом продолжала с ужасом наблюдать за его действиями. Наконец-то он расстегнул рубашку и, не спуская с неё взгляда, он принялся расстёгивать свои брюки. С ремнём у него возникли трудности, но он резко и нетерпеливо дёрнул его и вышвырнул прочь. Балансируя одной рукой, он приподнял ногу и быстро стянул с неё штанину, потом освободившейся ногой стал стягивать штанину с другой, продолжая при всём этом растопыривать свои руки.
– Щас, щас…– вдруг неожиданно заговорил он, откинув брюки в сторону. Моментально запахло старыми носками и потом. Ей стало неприятно, её чуть не вырвало.
– Что, что вы делаете?! Вы совсем с ума сошли! – заорала она, но на него это не произвело никакого впечатления. В порванной старой, спортивной майке, с большой буквой «Д» посередине и в неуклюжих семейных трусах он полез на неё. Она сопротивлялась, как могла, но силы были слишком не равны. Одной рукой он крепко обхватил её за пояс, а другой раздевал. Из всех сил она била его кулаками, кричала, кусалась, но он только крепче сжимал её, да так, что ей стало не хватать воздуха. Не прошло и минуты, как она осталась в постели в одних трусиках. То, что он не мог снять, он просто рвал. На мгновенье ей всё же удалось изловчиться и освободиться от него. Она опять прижалась в стене, с такой силой, словно старалась протиснуться внутрь. Они оба, молча и тяжело дыша, уставились друг на друга.
Так, держась за стену, она встала на ноги, на всякий случай заранее прицеливаясь правой ногой в его бычий лоб. Он же потерял полный контроль над собой и вёл себя как настоящее животное. Стоя на коленях, он руками упёрся о край кровати и в упор наблюдал за ней, время от времени проглатывая слюну.
– Что вам надо? – в сотый раз спросила он. – Не трогайте меня, я вас прошу…я маме скажу, – попыталась хоть как-то уговорить его Лена, но всё было бесполезно.– Предупреждаю вас, что я буду кричать! А-а-а…– заорала она, но кто мог её услышать. Дом их стоял на отшибе, а всё ещё продолжавшаяся гроза уверенно заглушала всё вокруг. В темноте Григорий Евдокимович казался ей настоящим монстром, и она решила, что главное – это включить свет. Она почти прыгнула с кровати, нажала на кнопку выключателя и бросилась к дверям. Свет словно взбесил его, он схватил первый попавший под руку предмет, а им оказался стул и запустил его в люстру. Снова стало темно, и он настиг её у самой двери. Крепко обхватив её руками, он отдёрнул её от дверной ручки и потащил на постель. Одной рукой он легко разорвал её трусики и уложил на спину. Она плакала, сжав ноги, изворачивалась, как могла, но когда он всей своей тяжестью лёг на неё, то она сразу потеряла все свои силы, всю способность сопротивляться. В нём было пудов шесть – семь, не меньше. Головой он прижался к её грудям, а руками резко раздвинул ноги. Она ещё раз попробовала всё-таки сопротивляться, выворачивая ему уши, дёргая за волосы. Тогда он на мгновение остановился, освободил свою руку и влепил ей звонкую пощёчину. Это её задавило окончательно, она откинулась на спину, и ей показалось, что она теряет сознание. Со знанием дела Григорий Евдокимович спокойно раздвинул ей ноги и снова лёг на неё. Ей стало больно, она почувствовала что-то горячее и большое в животе и полностью отключилась.
