Прошла ещё неделя после этого и мать предупредила Лену, что сегодня к ним в гости приедет Григорий Евдокимович. Мать в тот день осталась дома и с раннего утра всё перебирала, чистила, драила, готовила. Григорий Евдокимович приехал вечером, сразу после службы. Тёмно – синий милицейский «УАЗ» ик подъехал к дому и резко остановился, подняв столб пыли. Начальник местной милиции вышел из машины, кратко на ходу бросил какое-то распоряжение шофёру и грузным шагом, уверенно, хотя никогда и не был у них дома, пошёл к дверям.

На вид ему было около сорока лет. Это был крупный, даже толстый мужчина с широкими плечами, бычьей шеей, выпирающим животом и лоснящимися толстыми губами. Глаза у него были маленькие, почти бесцветные, зрачки постоянно бегали как тараканы, ресниц и бровей совсем не было видно. Говорил он мало, тяжело и неохотно, постоянно повторяя окончание последней фразы – « …и тогда он…он, он…выхватывает пистолет … пистолет и на него, потом видит…видит, видит…»

И ещё он любил всё объяснять, чаще всего самые элементарные вещи. Матери Нечаевой он всё время рассказывал, для чего нужна милиция; своему шофёру про устройство автомобильного мотора; а задержанным постоянно вдалбливал, что закон – это такая толстая книга, где написано, как им надо себя вести. О том, что там написано, как надо вести себя ему самому, он даже не подозревал. В общем, он был довольно – таки нудным и не очень приятным человеком. Своего тогдашнего положения, он добился не за какие – либо особые заслуги. Отнюдь. Он был скучным и не интересным человеком, местами немного даже туповатым. Но он был невероятно прилежным, абсолютно ответственным и надёжным. Никогда и не какие личные дела, семья или ещё что – либо в этом роде не могли для него заслонить службу. Служба у него всегда была на первом месте. Он прекрасно понимал, что ему не хватает знаний, коммуникабельности, умения схватывать с полуслова, он так до конца и не научился грамотно составлять служебные протоколы и продолжал писать с элементарными грамматическими ошибками. Но все эти природные недостатки он восполнял своеобразной деревенской смекалкой и невероятным трудолюбием. Он умел быть незаменимым. Его не надо было упрашивать задержаться на работе, подежурить за кого – нибудь. Все привыкли к тому, что все праздники и выходные дежурным обязательно поставят безотказного Григория. Он, не смущаясь, бегал за сигаретами для сослуживцев, за пивом, отдавал в долг деньги, сам оставаясь чаще всего без копейки. Он помогал переезжать, ремонтировать, перевозить, устраивать быт. И вдруг, в один прекрасный день, окружающие поняли, что в этом мире не обойтись без сержанта Григория Евдокимовича Зиновича. И почти десятилетие служебного прозябания сменилось годами карьерного взлёта. Руководство помогло ему заочно получить специальное образование, и он стал офицером. Совсем скоро он уже был капитаном, потом его отправили руководить районным отделом внутренних дел в маленький и не самый плохой районный центр Озерное, где он и познакомился с матерью Елены Нечаевой.

Нечаева – старшая увидела в окно идущего Григория Евдокимовича и с волнением окинула комнату хозяйским взглядом. Потом бросилась к большому овальному зеркалу, висевшему на стене, несколько раз прошлась рукой по новой прическе и, спешно подойдя к двери, глубоко вздохнула и выдохнула воздух. Ей стало смешно, вдруг показалось, что идут её сватать.

Как ни странно, но вечер прошёл превосходно. То ли хорошо приготовленный ужин, то ли спиртное, хотя и было его немного, но Григорий Евдокимович успешно развлекал мать и дочь служебными байками. Женщины не были избалованны обществом, а начальник местной милиции казался им в их доме, как минимум, космонавтом. Уже совсем смеркалось, когда капитан начал собираться. Он долго и весело разглядывал себя в зеркале прихожей комнаты, обеими руками ухватившись за новую форменную шапку, стараясь установить её в правильное положение и благосклонно выслушивая едкие и колкие замечания своей будущей жены. Внешне это было похоже на самую настоящую семейную идиллию. Мать Лены была счастлива. Они договорились, что летом переедут по месту нового назначения Григория Зиновича. А пока благоразумно сочли необходимым оставить всё как есть, новую жизнь решено было начать на новом месте.

В полутёмных сенях он обнял мать Лены, а ей самой протянул на прощание руку. Расслабленная и полупьяная мать подтолкнула дочь вперёд и весело сказала:

– Да чего смущаться, без пяти минут родственники. Лена, поцелуй Григория Евдокимовича, он обещал заботиться о тебе.

Начальник милиции довольно наклонился и обнял Лену за плечи. От него несло старой кожей, потом и водкой. Ничуть не смутившись, она подставила щёку для поцелуя и с прикосновением губ вдруг ощутила жар его ладони на своей груди. Сначала она подумала, что это случайность, но подняв голову, заметила уже знакомый блеск в его глазах. Но было темно, и она решила, что ей просто могло показаться. Хлопотами матери, да и самого Григория Евдокимовича, ей всё же удалось хорошо закончить школу. Но продолжить своё образование ей уже предстояло в другом месте. В каком городе, она ещё не знала, но уезжать из Озерного ей пока не хотелось. Несколько раз она пыталась поговорить с матерью об этом, но та категорически не хотела её слышать. Она уже вовсю готовилась к предстоящему переезду, собиралась продавать дом и весь остальной ненужный домашний скарб. Григорий Евдокимович со дня на день ждал приказ о новом для себя назначении. Они решили, что и Лена там начнёт новую жизнь.

То лето выдалось дождливым, не было подряд даже трёх – четырёх солнечных дней. Лена бездельничала, дни напролёт чередовала телевизор и случайные книги. Хозяйство они не держали. Наконец – то пришёл приказ о новом назначении Григория Евдокимовича. Это был другой районный центр, но более крупный, чем Озерное и ближе к областному центру. Было там и ветеринарное училище и мать, не тратя времени даром, отправила туда запрос по поводу своего предстоящего трудоустройства. И вот, накануне пришёл ответ, в котором ей предлагалось лично приехать на собеседование. Дорога была не близкая, километров триста, но вся поездка не должна была занять более трёх дней. Мать хотела взять с собой и Лену, но та наотрез отказалась. Впрочем, мать сильно и не настаивала, одной, налегке было и удобнее, и быстрее. Уехала она в четверг днём и по подсчётам должна была вернуться не позднее воскресного дня.

Вечер четверга ещё не наступил, но из-за льющегося весь день проливного дождя день показался коротким, и уже к пяти часам стало темнеть. Улицы, и так не отличавшиеся кипучей жизнедеятельностью, совсем вымерли, ни машин, ни прохожих, ни зло лающих собак. И уже было достаточно поздно, что-то около десяти часов, когда в дверь дома Нечаевых постучали. Стук был сильный, уверенный и если бы Лена не знала бы наверняка, что мать уехала, то точно подумала бы, что это она. Не спеша, она подошла к двери и, взявшись за засов, окликнула. Неожиданно для неё отозвался Григорий Евдокимович. Лена сразу открыла.

– А что, Леночка, мама уже уехала? – весело спросил он, даже не поздоровавшись.

– Да. Ещё днём. А разве вы её не проводили? – удивилась она.

– Не успел я, совещание было в исполкоме…вот, вот…только освободился. Проезжал мимо, мимо…и подумал, заехать, узнать, узнать. А ты чего в темноте сидишь? Одна? Не скучно?

Он всё ещё стоял на пороге, под навесом и откровенно ждал приглашения войти. Но она не думала этого делать, вполне резонно предположив, что без матери ему нечего делать в их доме.

– У меня лампа горит, настольная. Я читала и поэтому не включала большой свет.

– А, читала?! Это хорошо, очень хорошо…льёт, чёрт подери, как из ведра. Ты это, послушай, может быть, я у вас поужинаю, а то уже поздно, я только с работы. Это ненадолго, совсем немного времени, времени…пятнадцать минут, не больше, а? Пока доберусь, пока приготовлю…у меня всё с собой.

– Конечно, – она отодвинулась в сторону, давая ему пройти, – проходите в дом, Григорий Евдокимович.