Наконец и он появился в дверном проёме, в окружении друзей. Она хотела выскочить ему навстречу, но потом передумала и дожидалась, когда он останется один. По его радостному и возбуждённому поведению было понятно, что он, наконец, получил, то о чём мечтал. О чём мечтал он – Сева Бобров, но не она. В её планы это не входило. Ей вдруг стало страшно, впервые она смутно поняла, что может его потерять. Она ещё ничего не знала, но ей вдруг захотелось заплакать. Радость Боброва не сулила ей ничего хорошего. Она явственно чувствовала, что им предстоит разлука и не представляла себе, как она её выдержит. Десять лет в школе и пять лет в институте они были вместе. Почти каждый день! Она не знала и не хотела знать никого, кроме Боба. Иногда он казался ей ближе матери, ближе отца.

Мария Боголюбова безумно любила своего Боброва. Она чувствовала, что и он любит её. Она знала, что он предан ей, что он чувствует перед ней ответственность. Но всё это было, когда они были рядом, вместе. И она не могла не чувствовать, что он всё же может предать её, изменить ей, если её не будет рядом. Пять лет жизни в огромном городе, полным соблазнов и искушений, измучили её. Всё это время она терзалась сомнениями, и всё это время она мечтала только об одном – закончить учёбу и уехать обратно. Вместе с ним. Так и он ей обещал. Так и думали все их родственники и друзья. Дома потихоньку готовились к свадьбе. Но не молва её беспокоила. Просто она любила своего, как ей уже давно казалось, Севу и сходила с ума от мысли, что может остаться без него. Сердце её было заполнено им полностью и окончательно.

Она-то и в Москву приехала учиться только для того, чтобы быть с ним рядом. Она знала, она чувствовала, что не может бороться за него. Мария просто не знала, как это делать. Она всегда верила ему. В душе она всегда упрекала себя за слабость, ей хотелось немного измениться, стать такой же современной, свободной, как многие из тех, кто окружал её любимого Боброва. Но у неё ничего не получалось. Она оставалась такой же стеснительной, замкнутой и неуверенной в себе, но она ничего не могла с этим поделать. Ей оставалось только уповать на его благородство и любовь. Она не сомневалась в том, что была любима, но иногда она боялась, что он просто привыкает к ней, как к сестре, как к очень хорошему другу. Всё – таки столько лет вместе!

Хоть он и целовал её, но в остальном…он был не очень настойчив. Когда они приехали в Москву, он стал приходить в дом к её тётке. Они нередко оставались дома одни, он делал попытки ласкать её больше, чем обычно. Мария чувствовала его желание, она и сама хотела его любви окончательно, целиком,…но что-то сдерживало её. Она категорически сопротивлялась. Ей нравились его ласки, но она не могла допустить лишнего. Ей казалось, что она покажется ему слишком свободной, доступной…и потом он её бросит. После нескольких попыток он смирился с ожиданием свадьбы и больше не настаивал, чем сильно огорчал её, но она не могла ему в этом признаться.

Бобров любил её, но он становился слишком свободным, слишком современным и она не могла чувствовать, что такие понятия как «верность» или «постоянство» для него были несколько условными. Один раз он, шутя, назвал её «осколком прошлого века». Правда, потом улыбнувшись, добавил – «великолепным осколком».

Всё чаще и чаще тогда она стала замечать изменения в нём, она была к нему сверхчувствительной. Он целовал её или обнимал, она чувствовала в его движениях что-то новое, интересное. Но эти ласки казались ей приобретёнными, не душевными. Значит, он был с другой? Вызвать скандал ей не удалось, видимость причин не было, а чувства. Кому до них дело, до её чувств!? К тому же её природная застенчивость не позволяла ей спросить у него об этом напрямую. Мария боялась показывать ему свою ревность.

Она успокаивала себя тем, что парни гуляют со свободными, раскрепощёнными женщинами, а жениться предпочитают на скромных девушках. Но это было самоуспокоение, не более того. Сокурсницы завидовали ей, они даже не скрывали этого. Когда Сева впервые пришёл за ней в институт, то его появление в чисто «девичьем лягушатнике», как называли их педагогический факультет института иностранных языков, произвёл настоящий фурор. «Это твой брат, Маша?», был самый распространённый вопрос среди её подруг. С недоверием и удивлением они выслушивали ответ «Нет, это мой друг».

Никто в это не верил, уж слишком они были не похожи. Мария стеснялась признаться, что иногда в душе она хотела видеть его таким…некрасивым что ли, неуверенным, немного даже жалким. Ей казалось, что тогда бы он точно никому не был бы нужен. Ей казалось, что вот если бы он был бы чем-то болен,…но потом она с ужасом отбрасывала эти мысли. Ведь, в конце – концов, она полюбила весёлого, шумного, жизнерадостного и красивого Севу Боброва, именно таким был её друг.

Они учились уже на третьем курсе, когда как-то почтальон принёс телеграмму. Тогда ещё люди писали друг другу письма и посылали телеграммы. Телеграмма была для Боба, вся его корреспонденция приходила на московский адрес тёти. Об этом её просил сам Бобров, справедливо полагая, что в общежитии письма могут затеряться. Мария читала письма от его матери, сама же ей, в основном, и отвечала.

Это был день первомайского праздника. Все студенты-сокурсники Боброва собрались в то утро у станции метро «Кропоткинская», чтобы оттуда торжественной колонной направиться на демонстрацию. Вечером же Боб должен был зайти за ней, и они собирались погулять по празднично украшенной вечерней Москве.

Телеграмма оказалась срочной, поэтому почтальон и принёс её рано утром. Мама Боба сообщала, что днём на Курский вокзал проездом через Москву прибудет её брат – дядя Севы, которого он очень любил, просила встретить его и провести с ним пару часов.

Сначала Мария хотела позвонить в общежитие, но несколько неудачных попыток дозвониться озадачили её, и она решила поехать к десяти часам утра на место сбора институтской группы Боба. На метро это было совсем недалеко, всего три остановки. Она прождала Боба почти до начала демонстрации, но он так и не появился. Встревоженная его отсутствием, она решила съездить в общежитие.

Студенческое общежитие, в котором обитал Бобров, находилось на самой окраине тогдашней Москвы, в Медведково. Не желая терять время, Мария устремилась туда, не заезжая домой. Ей очень хотелось оказать услугу Бобу, она знала, что он любит своего дядю и будет рад увидеть его. Но ещё больше ей самой хотелось увидеть Севу и почувствовать его благодарность.

В общежитии было тихо. Мария только раз была здесь, в самом начале их жизни в столице. Она как-то раз привезла ему чистые вещи. После этого, когда она хотела приехать ещё раз, но он попросил не делать этого. Мария, решив, что ему это неприятно, больше не огорчала его. Но сейчас был экстренный случай.

– Ты куда?– окликнула её старушка – вахтёр.

– Мне к Боброву, он здесь живёт, на втором этаже. Сева Бобров.

– Нет никого, ни на втором, ни на первом, ни на каком. На демонстрацию пошли, нет никого, – безразлично отозвалась она и косо посмотрела на Марию. – А ты кто?

– Землячка. Вот, смотрите, бабушка, я ему телеграмму из дома принесла, – она протянула старушке листок бумаги. – Телеграмму мне прислали.

– Помер кто? Спаси господи! – старушка начала креститься, да так, что Мария чуть не шарахнулась в сторону.

– Почему сразу помер!? Что, телеграммы только при смерти посылают? – почти обиделась Мария.

– Ну, значит тогда свадьба, считай, что на счастье перекрестилась, – весело изловчилась старуха, но сразу же сурово продолжила, – нет твоего Боброва. А телеграмму оставь, я передам. Видать, ты забыла, что сегодня первое мая. Все на демонстрации.

– Не забудете, бабушка? – обеспокоено спросила Мария. – Телеграмма срочная.

– Не знаю. Может быть, и забуду, а ты к нему в ячейку положи, он сам и возьмёт.

– Тётя Варя, тётя Варя!– кто-то издали окликнул вахтёршу.

– Иду-у-у… – отозвалась она и повернулась к Марии. – А ты иди, девочка, гуляй. Нет твоего Боброва, как придёт, так я ему и отдам твою бумажку. Сегодня ж праздник, – в который раз повторила она, – они все на праздничной демонстрации. Давай, давай, ступай!