– Товарищ Прокофьев, вы сошли с ума! Немедленно прекратите! Народ отдыхает! Я вызываю милицию!

Он также неожиданно остановился и почти бегом вернулся к стойке.

– Скажите, пожалуйста, – вежливо спросил он у совсем обалдевшей администраторши елейным голоском, – а сколько в вашем прекрасном городе железнодорожных вокзалов?

– Один! – выпалила она и демонстративно положила руку на трубку телефона.

– Да? Это же прекрасно! Скажите, пожалуйста, а вы не знаете, можно ли на железнодорожном вокзале находиться разнополым существам? А? В глаза смотреть! В глаза! В общем, так, дорогая Тортилла, возьмите свой дурацкий ключик, а я пошёл искать каморку папы Карло.

– Что с вами, Прокофьев? Вам нужен врач? – испуганно спросила она.

– Нет, мадам. Это цитата из сказки о деревянном мальчишке с длинным носом. Помните такого, его звали Буратино. Придёт машина, пусть заберёт мои вещи. Они в номере и уже собраны. Отправьте машину в аэропорт, а я сам доберусь. Мне просто позарез необходимо выпить стакан водки и поговорить с хорошим человеком, даже если этот человек – существо, как вы отлично выразились, разнополое и неродственное. Иначе в этом мире можно будет сойти с ума. Прощайте!

Александр Иванович почти выбежал из гостиницы, а она ещё долго смотрела ему вслед, толком ничего не понимая. Стоявшая рядом консьержка тихо спросила:

– Что это с ним?

– Не знаю, кто их поймет. То говорил, что никого не знает в городе, а сам пошёл к какому-то Карлу, выпить захотелось…

– Алкаш, наверное. А так и не скажешь…– многозначительно заключила консьержка, – под культурного работает…

Минут десять Александр Иванович метался в поисках такси и уже скоро он был на железнодорожном вокзале. Жизнь на вокзале кипела. Огромный зал ожидания двухэтажного архитектурного монстра был полон уезжавшей и приезжавшей публикой. Люди ждали, сидели, лежали, пили, ели, спали, разговаривали друг с другом и по многочисленным телефонам. Иногда вдруг всё на мгновение замирало, и царствовал сонный, безразличный голос дикторши, но потом всё снова возвращалось на свои места.

Александр Иванович медленно проходил между длинными рядами ожидающих, то цепляясь за вытянутые ноги, то неуклюже извиняясь неизвестно кому, улыбаясь всем подряд, как близким родственникам. Он выходил на перрон с разных выходов, немного покрутился в поредевшей толпе на привокзальной площади, но нет. Её нигде не было.

Он ещё до конца не понимал, что с ним случилось. Но ему очень хотелось найти её, ту девушку, которую он случайно встретил в гостинице. Ему вдруг показалось, что он приехал в этот город из-за неё, что ему надо сказать ей много слов. Только сейчас он почувствовал, что невероятно одинок в этой жизни. Почему-то он подумал о том, что он ещё никогда никого не искал, никогда не мучился. Вся его, так называемая личная жизнь, протекала ровно и гладко, без всплесков и эмоций. Одни женщины приходили на смену другим, у тех, вероятно и он был таким же сменщиком. Одни и те же слова, те же цветы, рестораны, то же вино. Даже расставались по одному сценарию, вежливо, сдержанно, оставаясь как – будто друзьями. Потом звонили друг другу на дни рождения, по праздникам.

Случайно увидев эту девушку, он вдруг ощутил невероятное чувство тревоги от того, что больше не увидит её, никогда. Она была такой юной, красивой. Он ещё не знал, что из этого выйдет, но до его авиарейса ещё было много времени, и он решил попытаться найти её. Почти полчаса он бесполезно прогуливался по залам ожидания и перронам вокзала, пока, наконец, не понял полную бесперспективность своей затеи. Её нигде не было. Впрочем, что в этом было странного, она могла просто отправиться другим рейсом, или автобусом, или вполне могла про вокзал и про билет на поезд сказать просто так, в надежде получить номер. Жаль.

Прокофьев ощутил чувство голода. Он посмотрел на часы, давно пробило полночь. Окинув прощальным взглядом зал ожидания, он наткнулся на сиротливо приютившиеся в углу два столика и барную стойку маленького экспресс-кафе. Чувство голода защемило сильнее, быстро пройдя через весь зал, он подошёл к стойке и пристроился к маленькой очереди. Ассортимент кафе был прост – сосиски, булочка, какао. Но в носу всё – равно приятно защекотало. Очередь продвигалась быстро, уже оставался один человек перед ним и он задёргался в поисках мелочи, как вдруг за спиной он услышал:

– Простите, вы последний?

Александр Иванович молчал, то есть он хотел сказать «да», но он боялся обернуться. Вдруг окажется, что это просто совпадение, но это был её голос, той девушки. Он медленно повернулся. Это была, конечно, она и она тоже его сразу узнала. Удивлённо улыбаясь, почти шёпотом с недоумением спросила:

– Это вы!?

Он весело кивнул головой и почему-то пожал плечами.

– Вас что, выгнали из гостиницы? Из – за меня?

– Нет, то есть, не знаю, может быть…– неуверенно ответил Прокофьев.

– А здесь, что вы делаете? Здесь не аэропорт. Вам же, кажется, надо было в аэропорт?

– Знаю. Вот…захотелось сосисок, если желаете, можем перекусить вместе. Хотите?

– Конечно,– кивнула она головой, – поэтому я и встала в очередь. Вы – последний?

Словно сговорившись, они оба вместе рассмеялись.

– Гражданин! Гражданин! – грозный голос буфетчицы вернул их в действительность. – Вы будете заказывать?

– Да, – засуетился Прокофьев, – две порции сосисок, две булочки и два какао…горячее, пожалуйста.

– Дома будете пить горячее, – «вежливо» отозвалась буфетчица, но уже никто и ничто не могли испортить ему настроение.

Её звали Елена. Она жила в небольшом городке, километрах двухстах от областного центра. Приехала сдавать документы в институт, но их не приняли, сказали попозже. Возвращается домой, где и работает в библиотеке. И он ей немного рассказал о себе. Так они проговорили почти три часа. Провожая её у дверей вагона, он понял, что теперь уже не сможет жить без неё. Поезд тронулся, а он ещё не знал, как и где её искать. Она засмеялась.

– Зачем вам это, Саша? Вы что, собираетесь ко мне в гости?

– Не знаю, может быть. Вдруг мне захочется написать вам.

– Толмачёво, – уже на ходу крикнула она ему, – Нечаевой Елене, в Дом культуры…прощайте…

Поздним вечером Прокофьев уже был в Москве. На следующее утро отчитался о результатах своей поездки. Потом с удовольствием выслушал массу приятных слов из уст самого высокого начальства. Несмотря на триумф, он чувствовал себя не в своей тарелке. Образ Елены не покидал его, он корил себя за то, что не смог как следует объясниться с ней. Надо же, дожить до тридцати с лишним лет и так растеряться перед провинциальной девчонкой. Какой-то?! Александр Иванович чувствовал постоянное желание видеть её, на второй день он окончательно понял, что не сможет без неё жить. Сославшись на недомогание и выпросив себе три дня заслуженного отпуска, на третий день он снова был в аэропорту. Ему повезло с рейсом и, несмотря на непогоду, почти через сутки он уже был в Толмачёво. Найти Дом культуры в маленьком городке большого труда не составило. Бдительного старика-вахтёра смутила райкомовская внешность Прокофьева, и он показал ему пальцем на второй этаж, где находилась библиотека.

Елену он увидел сразу. Она стояла на лестнице. Увидев его, ничуть не удивилась, искренне улыбнулась и спросила:

– Вы что, ещё не улетели, Саша?

– Нет, то есть, да. Я улетел тогда, в тот день. А теперь вот я прилетел обратно…

– А я чувствовала, что снова и очень скоро увижу вас.

– Да? Ну, вот…Лена, мне кажется, что я не смогу жить без вас. Я приехал за вами, решайте.

– Ты на машине, Сева? Отвезёшь меня?

– Конечно, Мария.

Мария простилась с сотрудниками мужа и вышла на больничный двор, вслед за Бобровым. Тяжёлый больничный запах на неё плохо подействовал, и она немного постояла у машины. Бобров стоял рядом, не задавая никаких вопросов. Странное дело, но хмель как рукой сняло после всех этих событий. Немного подышав свежим морозным воздухом, Мария, наконец, села на заднее сиденье и безразлично уставилась в боковое окно. Бобров захлопнул за ней дверь, сел за руль и медленно двинул машину прочь.