Его долгое и упорное молчание произвело на неё впечатление. Она тоже замолчала, скорее всего, просто устала, потому, что говорила всё это на одном дыхании, как – будто боялась, что потом не скажет, не будет повода. Ей даже стало немного неловко. Она почувствовала, что попала в самую точку, и его это сильно задело.
– Эй, Бобров, ты почему молчишь? – тихо спросила она, слегка потрепав его за рукав пиджака. – Истина или, как её ещё называют, правда, произвела на тебя впечатление?
– Я не молчу. Я просто слушаю. Просто поражаюсь количеству скрытых в тебе талантов. И оратор, и режиссёр, и судья! Но самое интересное во всей этой истории, что все твои слова – это абсолютная правда. Я рад, что ты высказалась, я просто не знал, как мне всё это правильно сформулировать. Теперь мы – одного сапога пара, два жутких карьериста. Про мешок картошки хочу сказать, что это у тебя здорово получилось и про Константиныча. Я чуть не захлопал. Надо запомнить. Но я не об этом. Об этом, я думаю, мы ещё успеем поговорить. Я с дороги и я устал. И от дороги и от твоих зажигательных речей. Выполни, пожалуйста, свои служебные обязанности. Сейчас мы оба на службе.
– Хорошо. Ты, вообще-то не обижайся, как-то не по-человечески получилось. Я думала, что ты хоть немного обрадуешься мне. Вот,– она протянула ему бумаги, – я уже всё приготовила. Спустишься на первый этаж, в бухгалтерию, получишь деньги. И ещё, возьми ключи, Бобров. У нас здесь своя маленькая гостиница, я приготовила тебе хорошую комнату. А вот эту бумажку передашь коменданту,– она улыбнулась, – вообще-то, здесь говорят портье. Иди, отдыхай, Бобров. Там же, на первом этаже хорошая столовая. У нас хорошая кухня, повара тоже из Союза. Атташе примет тебя завтра, я тебе сообщу точное время. И ещё, в комнате, где ты будешь жить, я тебе кое-что приготовила, так, мелочи. Ты ведь приехал наспех? Парочка рубашек, бельё, полотенце…
– Это что, мелкие подарки от торгового атташе? – удивился он.
– Не язви. Прими это как дружеское участие в твоей судьбе бывшей однокурсницы. Разве этого не может быть? Ты забыл, что мы учились вместе.
– Может быть. Почему бы и нет? Если быть разумным и последовательным, то я просто обязан принять твои подарки и сказать тебе спасибо. Не так?
– Ладно, Бобров, иди. У меня ещё куча дел, а ты мне уже испортил настроение.
Он послушно вышел из комнаты, даже не попрощавшись. Но через мгновенье дверь слегка приоткрылась, он просунул в щель свою голову и сказал:
– Я сто раз просил тебя – не называй меня по фамилии!
Сева Бобров долго не мог придти в себя. Всё разом обрушилось на него. Образ Марии теперь преследовал его непрестанно. Ни за что на свете он не хотел обманывать её, но обстоятельства не способствовали этому. Он даже не представлял что будет, если она узнает, что и Прокофьева здесь, вместе с ним. Тогда он точно никогда перед ней не оправдается. Как же надоело оправдываться! Это какой – то заколдованный круг. Как же хочется просто жить и работать! Но ничего, перемелется – мука будет. Командировка скоро закончится, потом свадьба, а там посмотрим. Ведь Наталья сама сказала, что не выйдет за него замуж. Что-то он возомнил о себе, представил себя зятем такого человека. Да разве это возможно? Так, поразвлечься с ним, поиграть в наставников они любят. Он вспомнил, с каким трудом ему приходилось переламывать сознание Александры Николаевны – матери Марии и если бы не её отец и не его успехи в учёбе. А Боголюбов – простой провинциальный врач. Даже сравнивать нельзя положение Боголюбовых с Прокофьевым! Александр Иванович – величина международного масштаба, с таким дядей он бы горы перевернул!
Бобров сдал документы в бухгалтерию, получил тут же причитающиеся ему деньги. Сумма была достаточно внушительной, что не могло не радовать. И он решил, что завтра же купит роскошный подарок для Марии. Прав был кадровик в министерстве, когда говорил про французские духи. Таким советом пренебрегать не стоило.
Он вошёл в маленькую гостиницу, по-домашнему уютную и очень опрятную, протянул свои бумаги портье.
– Вы будете жить в тридцать втором номере, вам уже дали ключ? Отлично, номер уютный, вам там понравится. Как вас зовут?
– Всеволод Константинович Бобров, – улыбнулся он её и протянул свой загранпаспорт и служебное удостоверение. Он продолжал улыбаться, пока она там что-то заполняла.
«Номер уютный, вам там понравится»…ещё бы, ведь он никогда ещё не жил в отелях. Да ему понравилось бы даже в будке посольской собачки…
– Очень приятно, Всеволод Константинович. Меня зовут Надежда Гавриловна Владимирова. Если у вас возникнут какие-либо проблемы, то милости просим, я всегда здесь и к вашим услугам. Не стесняйтесь. Здесь все свои, мы живём одной советской семьёй.
Сева опять улыбнулся про себя, живут одной советской семьёй, скучают по родине, но на родину не спешат. Предпочитают скучать по ней на очень большом расстоянии.
–… так сказать сплочённой колонией – продолжала она. – Вы москвич, Всеволод Константинович или из Ленинграда? Здесь много ваших земляков.
– Нет, Надежда Гавриловна, вынужден разочаровать вас. Я родился и вырос в Ярославской области. Учился в Москве и вот, попал сюда к вам, по распределению, после окончания институтской практики.
Её улыбающееся лицо ясно давало понять, что она ценит его шутку.
– Надо же, Всеволод Константинович, а вы вытянули счастливый билет. Идите, отдыхайте. Вы же с дороги. Наша столовая работает до двадцати трёх часов, для сотрудников открыт кредит, деньги будут списывать с вашей карточки. Это очень удобно. Распишитесь вот здесь,– она протянула ему твёрдый бланк из картона зелёного цвета, – я передам её метрдотелю. Когда будете делать заказ, просто покажите её или назовите себя.
– Благодарю вас.
Не спеша, он поднялся в свой номер. Тот, действительно, оказался очень уютным и опрятным. Он состоял из небольшой спальни, окна которой выходили во двор представительства, большой гостиной, ванной и маленькой кухни. На столике стояли ваза с цветами, бутылка вина и одно большое зелёное яблоко.
Яблоко для Адама, подумал про себя Бобров. Да, в чём в чём, а в изобретательности и находчивости Наталье не откажешь. Он взял бутылку в руки и принялся разглядывать этикетку. Название ему ни о чём не говорило, да и он был не большим специалистом в этой области человеческих приоритетов. Потом он открыл дверцы стенного шкафа – купе, там висели халат, хороший костюм и уже распакованные сорочки. Отдельно, аккуратной стопочкой лежало бельё, рядом бритвенные принадлежности, парфюм. Особенно его умилили домашние тапочки с каким-то вышитым по верху африканским орнаментом. Он представил себе, как она выбирала их, и заплакал от смеха. Эти тапочки чуть не свели его с ума. Он вспомнил гениальное высказывание своего сокурсника и сокамерника по общаге Разумовского – « запомни, чувак, если тебе дарят тапочки, значит, ты скоро женишься».
Потом он вспомнил, что за всеми этими морально-этическими спорами и размышлениями, он забыл о главном – о том, что не ел с самого утра. Бобров почувствовал зверский аппетит, весело поддел африканские тапочки ногой в сторону, разделся, принял душ, привёл себя в порядок и спустился в холл.
В конце – концов, какого чёрта, думал он про себя, может же быть у мужчины небольшая интрижка. Конечно, может. Будем считать, что отношения с Натальей – это небольшой флирт, непродолжительный служебный роман без каких-либо обязательств с обеих сторон. Они же во Франции – столице любви, он ей нравится и она ему не безразлична, да и как можно быть равнодушным к такой женщине. Пройдёт месяц с небольшим, потом он вернётся на родину, и всё станет на свои места. Да и Мария ничего и никогда не узнает.
Он оставил ключи от номера на стойке портье, кивком головы поблагодарил улыбающуюся Надежду Гавриловну и твёрдым шагом направился к выходу.
Появление новичка в небольшом представительстве было заметным явлением, незнакомые ему люди здоровались с ним, он вежливо отвечал. Ужин показался ему превосходным и на прощанье официант дружески сказал ему:
