– Юлия Петровна говорит, что отличники не должны сидеть вместе, что класс – это единый и дружный коллектив и отличники должны помогать отстающим.

– Она правильно говорит. И кто же сейчас твоя соседка? Отстающая?

– Нет, мама, никогда не догадаешься, не соседка и не совсем отстающая, – так же весело ответила Мария. – Ко мне посадили Боброва.

– Боброва? Это, какого Боброва? – уже с интересом спросил отец.

– Севу Боброва, папа. Всеволода…

– Послушай, Шурик, – немного задумавшись, обратилась Александра Николаевна к мужу, – это какой Бобров? Кажется, это его мать работает санитаркой в хирургическом отделении? Её зовут Алина Боброва. Ты ведь знаешь её?

– Возможно. Да, кажется, это её сын. Я видел этого парня несколько раз в больнице.

– Сын?– действительно заинтересовавшись, она почти отложила ужин и задумалась. – Но почему его посадили именно с тобой, Маша? Юлия Петровна не объяснила?

– Я не знаю, мама. Но Сева неплохо учится, у него и троек немного. И потом, он известный в школе спортсмен, недавно они ездили в Ярославль на областную межшкольную спартакиаду и взяли там третье место.

– Оставь, Маша, причём тут твоя спартакиада,– перебила Александра Николаевна дочь и снова обратилась к мужу: – Шурик, зачем его посадили с Машей? Не могу понять.

– Послушай, Саша, – поняв по интонации жены, что предстоит основательный разговор, он взял салфетку и принялся старательно вытирать уголки рта, – я не понимаю, что тебя так взволновало и почему ты об этом спрашиваешь у меня? Не я же их пересадил. И вообще, я не думаю, что нам следует вмешиваться в дела Юлии Петровны. Она опытный педагог. Класс, как сказала наша дочь – это единый и дружный коллектив и я не понимаю, что тебя не устраивает?

– Меня!? – достаточно обиженно ответила Александра Николаевна.– Меня!? Мне непонятно, почему Маша, которая сидела за партой с Анастасией Сафоновой целых три года, теперь будет сидеть с Бобровым. Это может отразиться на её учёбе. Что здесь непонятного!?

– Мама! – не выдержала Мария, чуть не плача от обиды.

– Не перебивай старших! – категорически отрезала Александра Николаевна. – Я завтра же пойду в школу и поговорю об этом с Юлией Петровной.

– Этого нельзя делать, Саша, – спокойно ответил ей доктор.

– Почему? – недовольно спросила Александра Николаевна, не скрывая своего раздражения на спокойную, как ей казалось, реакцию мужа.

– Ты поставишь Марию в неловкое положение. И потом, объясни мне, чем тебя не устраивает Бобров? Может быть, он не устраивает тебя, Маша? – отец обратился к дочери, желая как можно скорее закрыть эту тему, понимая, что ей неприятен этот разговор.

– Меня он устраивает, – чётко и почти членораздельно произнесла Мария, – меня не устраивает то, что вы этому придаёте такое большое значение. А с Сафоновой я сидела не три года, а два, и терпеть её не могла всё это время. Как и она меня, кстати…

– Это что за тон, Маша!? Видишь, Шура, уже началось. Сафоновы, Маша, – это друзья нашей семьи и её отец, отец Насти…

– Я знаю, мама. Отец Насти Сафоновой – директор домостроительного комбината, а мама Севы Боброва – санитарка в больнице. Тебя ведь только это не устраивает? – сама того не ожидая, почти сорвалась Мария.

– Мария! – крикнула ей мать.– Мне не нравится, как ты разговариваешь со мной! Это что за тон?! И что это за выдумки?

– Шура! Маша! Немедленно прекратите! – попытался разрядить обстановку доктор.

– Подождите. Во-первых, Мария, так нельзя разговаривать с матерью. А во-вторых, давайте закончим с ужином, а потом в спокойной обстановке обсудим эту тему, если вам этого так хочется. Семейные скандалы отрицательно влияют на пищеварение.

– Нет! – не сдавалась Александра Николаевна.– Мы должны это решить сейчас и окончательно! Я постоянно иду вам обоим на уступки. Ты посмотри, как она ведёт себя! Маша, выйди к себе, нам с отцом надо поговорить, – строго потребовала мать. – Маша!

Мария бросила умоляющий взгляд на отца, резко встала и почти побежала по лестнице к себе. Александра Николаевна проводила её недовольным взглядом и, дождавшись, когда захлопнулась дверь её комнаты, повернулась к мужу и свой недовольный взгляд перевела на него.

– Шурик! Мне не нравится то, что этот парень будет сидеть с нашей дочерью! – как заклинание повторила она.– Тебе это понятно или ты притворяешься, что ничего не произошло? Вероятно, ты не понимаешь, что я имею в виду не только школьные отметки.

– Нет,– спокойно отреагировал доктор, – мне это не понятно. Это же светская школа, Саша, а не закрытая девичья гимназия. Наши дети взрослеют, и у них появляется право выбора. Да! Они начинают сами решать, кого они могут терпеть, а кого нет! И почему ей не сидеть с этим парнем? Я его, кстати, видел, он часто приходит к матери и помогает ей убираться. Любовь к своим матерям всегда была отличительной чертой всех талантливых и гениальных людей. Этот Бобров производит очень приятное впечатление, он симпатичный парень, наверное, нравится и Маше. И потом, он же не сватается к нам, он будет просто сидеть с ней за одной партой. И чем он хуже Насти Сафоновой, не понимаю.

– Слава богу! – шумно выдохнула Александра Николаевна. – Вот и договорились. А я не понимаю, Шура, откуда такое безразличие к её школьным делам. Сидя за одной партой они могут подружиться, а это повлияет на Машу, на её психику.

– Они могут подружиться, даже не сидя за одной партой,– резонно заметил доктор, – прости меня, Саша, но я думаю, что ты, действительно придаёшь этому событию большое, я бы даже сказал, ненужное значение. Откуда это в тебе?! Ты забыла о своём детстве? Ведь ты выросла в небогатой, даже бедной семье. С большим трудом и упорством ты получила прекрасное образование, выбилась, как ты сама говоришь, в люди и вдруг…

Ну почему, объясни мне, сын санитарки не может сидеть за одной партой с дочерью врача!? Что здесь такого? Ведь тебя, кажется, именно это не устраивает. Я думаю, что не ошибаюсь. Побойся бога, завтра ты начнёшь интересоваться вероисповеданием друзей своей дочери, потом их национальностью. Это же чушь! Это позор! Всё решают только личные качества человека, всё остальное – расизм и дискриминация!

– Куда ты загнул! – обиженно произнесла она. – Надо же, я уже и расистка.

– Вот именно, с этого всё и начинается. Мы даже не хотим считаться с мнением нашей дочери, мы решаем, нравиться ей или нет! А она уже не ребёнок, она ученица восьмого класса, мы даже не выслушали её, а прогнали её из-за стола. Разве так можно?! Любовь к своим детям – это не только еда и одежда, поцелуи на ночь и карманные деньги. Надо учиться слушать их, пора понять, наконец, что они становятся такими же, как и мы. Со своим собственным мироощущением, если хочешь, со своей философией. Именно так!

Этот Бобров не обидел и не оскорбил нашу дочь. Его просто пересадили с другой парты. Вероятно, у педагога есть какие-то свои, профессиональные задачи, свои соображения. Разве можно с этим не считаться? Она же не лезет в нашу работу. Представь себе положение нашей дочери в классе, когда завтра Юлия Петровна её пересадит после нашего протеста. Ты понимаешь, что у современных детей совершенно другая философия.

– Нет! – не выдержав его доводов, всё же прервала доктора Александра Николаевна.– Ты говоришь совсем о другом! О чём угодно, только не о том! Я завтра же переговорю с Юлией Петровной. Как ты не понимаешь, что Сафоновы – наши друзья, они здесь постоянно, у нас в доме, что я им завтра скажу? Почему Настю с Машей рассадили, они ещё могут подумать, что мы это одобряем. Леонид Аркадьевич Сафонов помог нам построить этот дом, чтобы мы делали без него,…наши дочери дружат, их сын старше Маши всего на один год, и ты не можешь не знать насчёт их планов по поводу его дальнейшей судьбы. Они считают, что это будет прекрасная пара – Мария и Аркадий. Потом, всё-таки мы люди другого круга общения, да, Шурик, другого! И не надо вспоминать моё детство. Это всё в прошлом. А если этот парень начнёт бывать у нас, это может просто не понравиться Сафоновым, понимаешь? Шурик! Я бы этого не хотела.