– Спасибо.

Всеволод Бобров или как его называли одноклассники – Бобёр был непререкаемым лидером в классе. С ним считались и старшеклассники, особенно, когда он прочно занял место центрового игрока в школьной сборной по волейболу. Он был высокого роста, тёмно-русые непослушные волосы красиво обрамляли правильную и приятную форму лица, а слегка раскосые, почти чёрные глаза заставляли вздрагивать не одно девичье сердце. Вся его фигура, его ровные и спокойные движения говорили о полной уверенности в себе, характер у него был не жесткий и доброжелательный. Учился он ровно, никогда не высовывался, считался стабильным середнячком и внешне не напрягался, не стремился к высоким результатам в учёбе. Несмотря на то, что он был чаще всего организатором всех проделок в классе, учителя его любили. Он не был злым и мстительным, а несправедливость воспринимал очень болезненно. Классная руководительница Юлия Петровна не без оснований полагала, что он способен на большее и была весьма требовательна к нему, она считала его легкомысленным и немного ленивым.

Городок в Ярославской области, где они жили, был небольшим, даже маленьким и все обо всех знали всё. Городок уютно расположился на берегу полноводной и красивой Волги. Большой старинный православный собор в центре, с десяток крепких купеческих хором прошлого века с претензией на имперскую роскошь и длинные, почти сельские улицы с одноэтажными аккуратными домами, которые лучами разбегались от центра в разные стороны. По утрам и по вечерам кое-где ещё гоняли по улицам коров, а козы, куры и утки всё ещё оставались главной достопримечательностью местной фауны. Особенно красив городок был весной, когда цветущие фруктовые деревья наполняли его удивительным ароматом, закрывая всё вокруг новой, только что родившейся изумрудной зеленью. И имя у городка было старинное, красивое – Покровка.

На окраинах уже было потеснее, построенная ещё в начале прошлого века небольшая пилорама стала огромным деревообрабатывающим комбинатом. Комбинат всё увеличивался за свои почти сто лет существования и превратился в непонятного промышленного монстра, без какого-либо намёка на архитектуру. Почти друг за дружкой следом по побережью портили воду хлебный и молочный заводы, всевозможные мелкие мастерские – заводики и совсем маленькая кондитерская фабрика.

Особняком пыхтел трудяга – порт, а за ним прятался небольшой судоремонтный завод. В двадцати – двадцати пяти минутной лёгкой прогулки от центра раскинулись кирпичные пятиэтажные коробки жилого микрорайона с тяжёлым кубическим зданием клуба в центре, с тремя школами и десятком детских садов, маленьким, почти игрушечным стадионом и кинотеатром. Ни железнодорожного вокзала, ни, тем более, аэропорта, в Покровке не было, была маленькая проходящая станция недалеко от города. Бешено развивающиеся коммуникационные революции благополучно обходили её стороной. До больших городов добирались или рекой весной – летом, а зимой автобусом через новый мост, перекинутый недавно на другую сторону реки.

Другая сторона реки издавна называлась татарской и, хотя всё давно перемешалось, но название за противоположным берегом сохранилось. Здесь, на самой окраине, за которой уже раскинулись лесные просторы, находилось самое таинственное и загадочное место городка – холм Кочубея, большая земляная насыпь высотой в шести – семиэтажный дом. Старики из татарских деревень часто приезжали сюда и говорили, что это старинная братская могила татарских воинов.

Ну, а дальше уже начинался лес, сначала редкий, напоминавший из-за своей ухоженности городской парк, а потом большие и крупные деревья всё чаще и чаще создавали местами почти таёжный пейзаж. Эти места были очень красивыми, особенно сюда любили приезжать художники. Поговаривали, что в давние времена сюда часто приезжал на этюды сам Шишкин. Летом население городка увеличивалось почти втрое, уставшие от асфальта москвичи с удовольствием отдыхали здесь целыми семьями. Свежее молоко, овощи и фрукты, хорошая рыбалка и грибные места, доброжелательное население и недорогие цены временного жилья выгодно дополняли романтические пейзажи.

В центре городка, в старинном трёхэтажном здании располагалась центральная городская больница. Впрочем, она была единственной в городке, а центральной её прозвали, наверное, потому, что она была в центре. В этой больнице главным врачом работал Александр Николаевич Боголюбов – человек с очень добрым характером. Он был среднего роста, носил аккуратную клинообразную бородку, большие очки и знал, что его за спиной часто называют «Айболит». Он был старомоден, очень вежлив, своих пациентов называл не иначе, как «сударыня» или «батенька».

– Ну-с, что у нас болит, «батенька» – так он обычно приветствовал очередного больного и в выражение « у нас» искренне вкладывал своё, не скрываемое соучастие. Он любил людей, они отвечали ему тем же. Здесь же, в больнице работала его супруга, тоже врач и её тоже звали Александра Николаевна. И они оба души не чаяли в своём единственном ребёнке – дочери Марии.

Жили они в новом и очень красивом доме. В нём была большая гостиная с изразцовым камином и три спальни на втором этаже. Самую светлую и удобную комнату родители отдали дочери, маленькая спальня досталась им самим, а последняя комната предназначалась для гостей, но чаще всего она использовалась хозяином дома под рабочий кабинет.

Утром, после завтрака, все вместе они выходили из дома, родители отвозили дочь в школу на тёмно-синей аккуратной и ухоженной «Ладе», а потом и сами отправлялись на службу. Все вечера маленькая семья обычно проводила вместе, родители были большими домоседами и с удовольствием наслаждались обществом своей, так быстро и незаметно повзрослевшей дочери.

Сева Бобров с мамой жили в кирпичной пятиэтажке, в маленькой однокомнатной квартирке. Отец Севы и муж Алины Михайловны – так звали маму Севы, получил эту квартиру от государства, работая пожарником, почти перед самой своей трагической смертью. Он погиб от ожогов и удушья при тушении пожара на торфяниках. Сева тогда был маленьким, ему исполнилось всего три года. Отца он не помнил. Алина Михайловна, не имея никакого образования, устроилась на работу санитаркой в центральную больницу. Чтобы как-то выжить и прокормить маленького, но быстрорастущего сына ей приходилось брать бельё в стирку, убираться по вечерам в конторских помещениях. Потеряв мужа, она жалела о том, что в своё время не продолжила учёбу и не получила никакой стоящей профессии. Очень трудно было сводить концы с концами, но оставалась надежда на скорое благополучие, надежда реальная и оправданная – подрастал сын, превращался в настоящего мужчину. Сева хлопот матери не причинял, был послушным и уважительным ребёнком. Мать с затаённой гордостью любовалась своим рослым и красивым сыном. Она стеснялась своего положения, бедность было трудно скрыть в небольшом городке и ей казалось, что это может сказаться на будущем сына. Она была привлекательной женщиной и вполне могла составить счастье для любого мужчины. Но она боялась, она не знала, как это отразится на сыне. Хоть и был выбор, но она решительно и окончательно поставила крест на своей личной жизни.

Сева помогал матери, как мог, он любил её и принимал посильное участие в её хлопотах. Он разносил чистое бельё по адресам клиентов, встречал мать с ночной смены, и часто по выходным дням помогал ей убираться в больнице. Всё шло привычно, ровно и спокойно, как-то само по себе и Алина Михайловна больше всего боялась каких-либо изменений. Когда Сева увлёкся спортом, она облегчённо вздохнула, слава богу, у него появилось занятие, и она всячески благоприятствовала этому, хотя дополнительных расходов было не избежать.

– Мама, а нас с Сафоновой пересадили, – весело сообщила Мария школьную новость только севшим ужинать родителям.

– Да? – желая показать заинтересованность и не обидеть дочь, устало ответила Александра Николаевна и последовательно спросила: – Ну и зачем?