Мы переглянулись, почесали носы и не нашли что сказать в ответ.

– Послушайте, – неуверенно начал Федя. – Но ведь это же не вполне научно…

– Возможно, – согласился Герцог. – Однако я, с вашего позволения, лирик, а не физик, и лично мне иррациональное намного ближе. Кроме того, наша маленькая загадка имеет интеллектуальную привлекательность только тогда, когда мы допускаем мысль, что в ее основе лежат идеи скорее метафизические, чем рациональные. Но чтобы в этом разобраться, нужно сознательно отказаться от привычного образа мышления и стереотипов. Не ограничивайте свое воображение, благородные доны, попытайтесь думать категориями, которыми мыслили люди во времена Апостолов.

Мы с Федей, не сговариваясь, тяжело вздохнули.

– Вы правы, это не так просто, – заметил Герцог. – Но я дам вам небольшую подсказку. Предательство Иуды – это только ключ. Гораздо важнее понять к какому замку он подходит. Если вы осознаете истинную природу предательства, то увидите, куда на самом деле это ведет.

– У нас уже есть одна версия, – не выдержал Федя.

– Только одна? – улыбнулся Герцог.

– Только одна. Остальные мы отвергли.

– И что же это за версия?

– Не было никакого Иуды, – уверенно заявил Федя. – Христос предал себя сам. Так ведь?

Герцог даже слегка отпрянул:

– Удивительно! – воскликнул он. – Просто невероятно! Как вы так быстро пришли к этому выводу? Поздравляю вас, друзья мои! Это феноменально! Мне в свое время, достопочтенные доны, понадобилось не менее полугода, чтобы наткнуться на эту мысль.

– Как мне кажется, – проговорил Федя, расправив грудь, – это довольно очевидная версия. Все прочие варианты слишком тривиальны или противоречивы.

– Именно так! – с воодушевлением кивнул Герцог. – И я действительно поражен, что вы настолько быстро в этом разобрались. Я был уверен, что озадачил вас на год, а то и дольше. А вы – всего несколько дней! Поздравляю, сеньоры! – Герцог с уважением пожал нам с Федором руки. – Ну, что ж, – сказал он, – раз такое дело, я, пожалуй, сэкономлю вам еще полгода и сразу открою небольшой секрет: все, конечно, замечательно, но вы по-прежнему далеки от истины.

– Как это? – растерялся Федя.

– А вот так, – улыбнулся Герцог. – Поверьте мне: Иуда все-таки был, и он был предателем. Это бесспорно. Попытайтесь теперь отталкиваться от этого, на этот раз непреложного факта.

Герцог откланялся и удалился.

Нам с Федей только и оставалось, что стоять с опущенными плечами и молчать. Федя пребывал расстроенных чувствах, словно получил предательский щелчок по носу. Я решил его утешить и, не откладывая, изложил свою новую версию.

– Тонкость в том, – понизив голос, втолковывал я Феде, – что предателей было два. И нам они оба уже известны.

– В смысле? – набычившись, спросил Федор.

– В прямом, – спокойно объяснил я. – Герцог прав: Иуда был предателем. Но и мы с тобой правы: Иисус тоже был предателем. Только предал он не самого себя, и даже не Иоанна Крестителя… – я замолчал, выдерживая театральную паузу.

– Кого же тогда? – нетерпеливо задергался Федя.

– А вот это самое интересное! – сказал я, и для начала кратко изложил новые сведения по поводу двух арестов.

– Ну и что? – недоуменно пожал плечами Федя.

– А то, – я посмотрел на него свысока, – что не нужно тут мыслить с твердолобых материалистических позиций. Тебе что Герцог сказал? Разгадка лежит в метафизической плоскости. Вот и нужно там копать.

– По мне, так мы уже все перекопали.

– Нет! Потому что мы искали предательство буквальное, а там было еще и трансцендентное!

– Слушай, – сказал Федя устало. – Я понимаю, Герцог – авторитет и все такое, но я лично не готов притворяться, что во все это верю. Метафизика – это баловство какое-то.

– Ну и что? Мы же не радиоуглеродным анализом занимаемся, а пытаемся разгадать метафору. В условной литературной реальности. Если тебе неинтересно, я могу и сам.

– Ну, ладно, допустим интересно, – сдался Федя. – И что с того, что арестов было как бы два?

– А то с того, что есть повод глубоко задуматься, почему первый арест прошел неудачно, а второй с грандиозным успехом? Что произошло между ними?

– И что же?

– А вот смотри в чем тонкость: арест первый, к Иисусу приходят служители храма, пытаются его арестовать, но не могут. Все правильно: Иисус – Бог. По меньшей мере, он безгрешен, поэтому его аресту противятся все законы физики и метафизики. Нельзя его было даже пальцем тронуть, не то что распять. И что же делать Иисусу, обреченному на распятие?

– Что? – Федя соображал медленно.

– Это же очевидно: ему нужно было избавиться от своей безгрешности! То есть заземлить метафизику. Теперь понятно? – я перешел к самому интересному. – И совершенно естественно, что грех Бога мог быть только в одном – в предательстве доверившегося, потому что это худший из грехов.

– Кого же он, по–твоему, предал? – озадаченно спросил Федор.

– И это тоже очевидно: он предал Иуду.

– Иуду?! – глаза у Феди полезли на лоб.

– Именно, – кивнул я с видом победителя. – Объясняю метафизическую логику: Иуда был чист перед Иисусом и доверял ему, как Учителю и Сыну Божьему, а что происходит на тайной вечере? Христос, не смутившись, продает душу Иуды сатане: "И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана". Это что, по-твоему? Просто для красоты написано? Нет! Христос предал Иуду, так сказать, на тонком уровне.

Федя почесал затылок.

– Нет, ерунда, – проговорил он с какой-то обреченностью. – Как-то слишком просто. Или наоборот – слишком сложно.

– Нормально, – сказал я. – Ты просто уперся в буквальные трактовки и ничего другого не воспринимаешь.

Федя вздохнул, махнул рукой и побрел прочь. Вид у него был самый усталый и обреченный.

Я же, наоборот, чувствовал себя победителем, в связи с чем мной овладели смутные желания, и я, на свой страх и риск, заглянул к Софи.

Она встретила меня надувшись:

– Раньше не мог приехать? Я тебя жду-жду, а тебя все нет и нет.

– Ждешь? – удивился я. – Мы же вроде не договаривались!

– Да? – воздела брови Софи. – А так ты не чувствуешь?

– А должен? – не смог я скрыть улыбку.

– Конечно, должен, – для убедительности Софи тряхнула волосами. – Между нами ведь астральная связь, разве не понимаешь? Я, например, знала, что ты зайдешь! Ладно, проходи, чего стоишь… Чай будешь?

– Буду. Ты что, одна?

Софи вздохнула:

– Одна. Тетушка ушла в церковь, а мне нельзя.

– Почему?

– День сегодня такой, – развела руками Софи. – И в церковь нельзя, и все остальное тоже: женский праздник, все танцуют, только я стою столбом…

– Ну, – попытался я скрыть разочарование. – Ничего страшного.

– Это точно, – согласилась Софи. – Хотя я сегодня хотела на причастие сходить, давно не была. А уже нужно… – Софи многозначительно покосилась на меня.

Я сделал вид, что не понял намека, и решил мягко свернуть разговор в другую сторону. Было весьма кстати, что Софи завела разговор о церкви: прекрасный повод обкатать свою новую идею насчет предательства.

– Слушай, Софи, – как можно более ровно начал я, – хочу задать тебе вопрос на религиозную тему. Можно?

– Какой? – насторожилась Софи.

– Да, собственно, ничего особенного: что ты думаешь об Иуде Искариоте?

– А что?

– Ну, просто, – я неопределенно помахал рукой. – Мы с Федей тут недавно поспорили немного на счет предательства. Мне было бы интересно знать твое мнение.

Софи разлила чай по кружкам и с минуту задумчиво размешивала ложечкой сахар.

– И кто из вас дошел до буквы "бэ"? – спросила она наконец.

– До какой буквы? – не понял я.

Софи рассмеялась:

– Как это – до какой? Борхес в библиотеке – на букву "бэ"! Вот я и думаю, кто это тут Борхесом настолько обчитался, что теперь вовсю спорит о предательстве Иуды?