— Дина, пойдем, я тебе хочу показать кое-что, — мама поманила меня рукой и, приобняв за талию, проводила в свою спальню.

Она распахнула двери гардероба, и ее рука тут же оказалась где-то глубоко внутри, выискивая подходящий наряд. Через пару секунд передо мной на плечиках повисло роскошное кремовое платье с ажурной вышивкой и тонким коричневым пояском, завязывающимся на аккуратный бантик.

— Вот, — с гордостью произнесла она, — это тебе. Я о нем уже позаботилась: заранее отвезла в химчистку, отгладила и отпарила. Оно твое, Дина.

От неожиданности я расплакалась. Слезы никак не хотели останавливаться и буквально потоком лились из моих глаз, уже заливая воротничок домашней футболки.

— Почему ты мне его раньше не показывала? — сквозь слезы пробормотала я.

— Ты бы все равно отказалась даже взглянуть на него хоть одним глазком, не то, что уж мерить, — с видимой досадой сказала мама. — Я понимаю твое нежелание быть с этим человеком, но так распорядилась судьба.

— И мой отец, — добавила я.

— Давай не будем сейчас об этом снова говорить, Дина, — мама прикрыла на несколько секунд свои яркие, голубые, как и у меня, глаза. — Просто сделаем то, что должны. Примерь, тебе подойдет, — и она протянула мне крючок вешалки, на которой красовалось легкое и воздушное чудо.

— Откуда оно у тебя? — шмыгнув носом, спросила я.

— А ты как думаешь? — улыбнулась она. — Это мое платье. В нем я знакомилась с родителями твоего отца, когда он привез меня в свой дом. С тех пор я хранила его для тебя, зная, что когда-нибудь такой момент настанет и в твоей жизни, доченька.

Удивительно, но моя прыть куда-то тут же испарилась. Я покорно взяла праздничный наряд и, не стесняясь мамы, скинула с себя футболку и домашние шорты. Машинально натянула на себя то, что предложила мама — подошло, будто на меня сшили. Подошла к зеркалу взглянула на себя сквозь отражающее полотно. Молодая девушка, но такая несчастная — именно этот вывод я сделала для самой себя, но промолчала, заперев его как самую страшную тайну на семь больших замков в своем истерзанном сердце.

— Когда тебя попросят выйти, ты предстанешь перед семьей Назаровых в этом обличии, — мама гладила меня по спине, как бы утешая, и приговаривая: — Все будет хорошо… У тебя появится вторая мать. Дина, запомни — вторая! Делай все, чтобы ее не разочаровать! Ты должна показать себя с лучшей стороны. Если ты сделаешь неверный шаг, то его потом будет сложно исправить.

— Поняла, — поникшим голосом выдавила я.

После этих слов мое настроение совсем упало до нуля. Последние мгновения свободы… Но это жизнь. Мне с детства говорили, что она нас проверяет на прочность, дарует нищеты или богатство, разлучает с родными и близкими, проверяет, насколько ли они верны. До моего сознания снова дошли мысли о том, что я стану занятой девушкой, женой человека, которого терпеть не могу. Меня охватила паника, я поняла, что исправить уже ничего не получится. Поняла, что потерпела поражение в этой войне и второго шанса уже не смогу получить. Никогда.

К полудню сработал дверной звонок. Артур, одетый в строгую белую рубашку, красиво подчеркивающую его подтянутое, несмотря на возраст, тело, и брюки со стрелками, заботливо отглаженные Мариной, открыл дверь и поздоровался с гостями. Дени расслабленно сидел на большом кожаном диване в самом центре гостиной. Женщины дома не пришли на голоса, внезапно появившиеся в их доме. Чужие голоса. Мужские.

Руслан как ни просил отца оставить его в покое — ничего не вышло. И даже его вранье о том, что в это воскресенье у него намечено плановое дежурство, не помогло. Ему пришлось ехать вместе с ним и Эмином в дом, который до боли ему был знаком.

Стоя перед железной дверью и ожидая, когда она откроется, и на пороге покажется отец Дины, у него поджимались колени. Несмотря на высокую влажность воздуха в этот осенний день, его горло пересохло и потрескалось так, что он не мог произнести ни слова, не откашлявшись и не сглотнула скупую слюну.

Он уткнул свой взгляд на ботинки, чтобы не видеть пару серьезных глаз Артура, с которыми ему уже удалось встретиться в больнице. Дыхание сбилось, и из груди стали появляться противные хрипы.

— Что с тобой? — Назаров-старший обернулся к сыну и с недовольством посмотрел на него.

— Он, наверное, нервничает, папа, — ехидно усмехнулся Эмин. — Переживает за то, какая жена мне достанется.

— Закрой пасть! — прорычал Руслан, бросив на младшего отпрыска свой волчий взгляд.

— Даже здесь вы собачитесь, — прошипел глава семейства. — Калым положено отдавать кровными родственниками. Вы — братья. Прекратите цапаться, хотя бы сегодня.

— Это ты нас рассорил, — буркнул Руслан. — Пожинай свои плоды. Я больше не буду молчать.

— Имей уважение к старшим, — повысил голос его отец и переложил стильную кожаную папку из одной руки в другую. — Эмин, нажимай на звонок. Пора.

……

Мы подъехали к дому Дины к полудню. Когда Эмин позвонил в дверь, мое сердце начало с бешеной скоростью качать кровь по венам, так, что на моих руках тут же выступили набухшие канаты, показывая на руках свои ответвления и кривые дорожки. И хотя я кардиолог, мне было трудно справиться с самим собой — эмоции не давали этого сделать, и я начал старательно глубоко и ровно дышать, выдавливая из головы все мысли о Дине. Но как это было сделать, когда я находился в ее доме?

Отец Дины встретил нас в строгой белой сорочке, которая, несмотря на его возраст, красиво натнем "сидела". Мы прошли в гостиную, и я заметил в центре нее большой кожаный диван цвета капучино. На нем спокойно и без лишних эмоций сидел молодой парень лет двадцати пяти-тридцати с ноутбуком на коленях и что-то заинтересованно там рассматривал и читал.

Мы познакомились. Его звали Дени. Им оказался родной брат Дины. Надо сказать, что на меня он произвел неплохое впечатление: сдержанный, вежливый и с явным пониманием жизни в глазах.

Я огляделся вокруг. Дом был внутри достаточно большим, хотя снаружи по нему и не скажешь. Добротная мебель, чиста и уют царили на первом этаже жилища Дины, а на второй этаж вела красивая дубовая лестница. Я подумал, что Дина, наверное, там, на втором этаже: готовится к своему выходу и ждет, когда ее позовут для согласия на женитьбу. Хотя какое там согласие — ее и спрашивать не будут. Так, одни формальности.

Эмин смотрел на меня и едко улыбался. Мне же хотелось набить ему морду. И пофиг, что он мой младший брат — он творит такое, что мне хочется навсегда забыть о его существовании. Но я сдерживаюсь: сжимаю до хруста костяшек кулаки и стискиваю зубы, устремляя при этом свой взгляд только на один предмет — на шелковый нежно-голубой платочек, перевешенный через перила лестницы. Я был уверен, что он принадлежит Дине, и потому всеми силами старался втянуть воздух носом, чтобы попытаться уловить крайние ноты аромата этого маленького кусочка ткани. Наверняка на нем остался запах, пропитанный телом. Ее запах. Ее тела.

Бр-р-р-р… Я встряхнул головой, чтобы отогнать от себя эти мысли и сосредоточиться только на одном — поскорее отдать калым, сделав при этом безразличное выражение лица, и смыться от сюда нахрен.

….

Из кухни послышались голоса, и минуту спустя в гостиную вошли ещё двое мужчин. Один — приблизительно возраста отца Дины, другой — ее старшего брата. Отец и сын — родной брат и племянник Артура.

На один миг в комнате повисла напряженная тишина, но Артур быстро исправил это щекотливое положение, пригласив гостей в свой рабочий кабинет.

Пройдя по диагонали через большую гостиную и открыв массивную деревянную дверь, они оказались в тусклом помещении, отделка которого была выполнена в строгом и дорогом классическом стиле. Вдоль стен располагались стеллажи с книгами, папками, документами, но большую часть пространства занимал широкий стол для переговоров, рассчитанный как раз на пять-шесть человек, будто Башаров-старший долгие годы готовился к тому, что однажды этот предмет интерьера ему окажет большую услугу.