- Галина Николаевна. Так что же это всё-таки за дом в посёлке Безвил? – спросил Иван, неслышно подойдя со спины.

- Тсс, – указывая глазами на Амелину, велела полковник и кивнула на дверь. – Свари кофе. Я сейчас приду.

- Один вопрос, Ваня.

Галина Николаевна устроилась на диване с бумажным стаканчиком из Старбакса: Иван не стал заваривать, как она просила, а метнулся до кофейни за углом за её любимым. Сам он забрался за барную стойку; хотел было сесть рядом, но интуитивно чувствовал: она скажет что-то плохое. Что-то, от чего лучше быть подальше.

- Существует поступок, за который ты бы меня осудил?

Он колебался долю секунды.

- Нет.

- А поступок, за который ты начал бы меня презирать?.. Стыдиться?

- Нет.

- А…

- Нет.

- Хорошо. Ты ведь знаешь о запретных приёмах следствия, верно? Не можешь не знать. Не миндальничай. Да, Иван, я отдала такой приказ. Да. И… Хочешь знать причину, верно?

- Вас… вынудили?..

Рогозина хмуро усмехнулась.

- Меня? Нет. Я. Я вынудила, Иван.

Он всё так же сидел за барной стойкой. Локти на столе, взгляд в никуда. Кажется, он погорячился, отвечая на вопрос, заданный получасом ранее. Её слова были отвратительны. Но что она могла поделать?.. И он…что он мог поделать теперь.

- Ты же видишь? – как-то просительно подвела черту Рогозина. – Я могла закрыть глаза. Позабыть, убедить себя, что ничего не знаю. Это ведь не в моей компетенции, и я всего лишь невольный свидетель... Никто и не подозревал, что я в курсе. Но я не смогла… Не смогла закрыть глаза, Иван. Я вынудила его признаться. Я надавила на него. Когда его выпустили под подписку, он подписался подо всем, что ему вменяли. А там было ещё несколько бесперспективных дел… Их тоже повесили на него. Ему отвели неделю, не больше. После, под каким-нибудь предлогом схватили бы. Задержание, суд…

- Колония? Пожизненный?

- Если бы. Если бы… Если бы так, я заставила бы себя об этом забыть. Но его отправили бы обратно. Его хотели сделать соглядатаем. Его бы поселили в Безвиле, заставили следить, вынюхивать. Они проворачивали бы дела его руками. И вина, в случае обнаружения, лежала бы на нём…

Тихонов мог бы спорить – с ней, с собой, с этим несчастным изворотливым незнакомцем, которого Рогозина сначала прикрыла, а потом выдала. Но… слишком странно она говорила. Слишком отвратительной и гладкой была её версия. Полно, Галина Николаевна, я не глупый мальчик. Не нужно пытаться не договаривать.

- Галина Николаевна. Слишком туманно. Я не трепло, вы можете рассказать мне, что там произошло по-настоящему… Не пускайте пыль!

Полковник не терпела, когда с ней говорили в таком тоне, и подчинённому ли было об этом не знать. Она угрожающе сдвинула брови. Ещё чуть-чуть – и черта. Но…

- Галина Николаевна… Я же знаю. Тогда, осенью, вы отправили туда нас с Оксаной не просто так. Это было как разведка. И теперь – тоже. Мы с Амелиной – наживка, верно? А сегодня эту роль решили сыграть вы. И немного просчитались. Да?

Кодовую фразу Круглов считывал с лица начальницы без слов: сегодня мне нужно твоё присутствие.

Рогозина, заснеженная, с влажными прядями, выбившимися из-под капюшона, в забрызганных брюках, вошла в прихожую, оставляя за собой лужицы талого снега.

- Знатно метёт, – вздохнул майор, забирая у неё пальто. – Разувайся и проходи. Сейчас наберу ванну.

Пока она отогревалась под горячим душем, он заварил чай, подобрал ей тёплую рубашку, вытащил лучший махровый халат. Достал кружку поглубже, выжал пол-лимона, подумав, добавил три ложки мёда.

- Пей, – проворчал, всовывая тёплую чашку в её пальцы, сморщенные от воды.

За окнами хлестал снег, желтели расплывчатые фонари. Рогозина хмурилась и зевала. Никакой благодарности. Как всегда, впрочем.

- Пей, – повторил майор, вытаскивая откуда-то из глубины шкафа маковый рулет. – Будешь?

- Буду, – между двумя глотками ответила она. На автомате откусывала рулет, помешивала ложкой в чашке, но Круглов видел, что начальница засыпает на ходу. Видимо, расспросы подождут до утра. Ну что ж, денёк ФЭС протянет и без начальства. Ну и без Тихонова, наверное. Видимо, утром надо ждать гостей.

Но Иван удивил и в этот раз. Примчался, едва Николай Петрович отправил полковника спать.

- Галина Николаевна у вас?

- Не ори. У меня. Что ты натворил?

Он не стал мяться, отнекиваться, оправдываться. Выложил начистоту.

- Я сказал ей, что она просчиталась сегодня. И… Я установил в том доме жучки.

«Придурок» – мысленно выдохнул Круглов, пропуская программиста в квартиру.

- Имей в виду, тебе придётся выметнуться часов в семь.

Тихонов понятливо пробурчал в ответ.

- Вряд ли она проснётся раньше девяти, но как мера предосторожности… Не думаю, что вам нужно пересекаться в ближайшие сутки.

- В ближайшие десять лет, – вырвалось у Ивана. – Если она не убила меня сегодня, то только потому что была не в лучшей форме.

- А тебе крупно повезло, – вымолвил майор, заталкивая Тихонова в кухню. Тот, казалось, утратил способность двигаться и соображать, ввалившись в квартиру. Автопилот довёл его до знакомого адреса, а теперь адреналин спал, и программист выглядел не лучше полковника: тот же диковатый взгляд, мешки под глазами, глубокое безразличие, сквозящее в каждом жесте, и усталость. Тяжёлая, долгая, давящая на хребет усталость череды фэсовских лет – печать, незаметно заклеймившая их всех.

- Какого хрена, Оксана?! Какого хрена!!!

Всё повторялось. И он снова не знал ни о чём, снова опоздал.

- Зачем ты туда попёрлась? Искать приключений на задницу?

Амелина смотрела на него расширившимися глазами. Может быть, была шокирована: он никогда не позволял себе такой грубой лексики в присутствии коллег. Но Тихонов был уверен: нет, не из-за этого. Просто она сама ещё не отошла от случившегося. Может быть, до неё только что дошло, что могло произойти, повези ей чуть меньше, не окажись у неё последних крох благоразумия.

- Амелина… Идиотка, – выдохнул он, обнимая её за плечи и прижимая к себе. – Ну всё, всё, Оксанка, всё прошло… Ведь ничего не случилось…

Он чувствовал, как она мелко дрожит под его руками.

- Испугалась?.. Поделом! Бестолочь! Бестолочь!!! Амелина, ты же лейтенант, ты работаешь в правоохранке… А вела себя как… как блондинка! Оксанка… Оксаночка, ну не плачь… Ну ведь всё кончилось, всё в порядке, ты тут… Но не делай так больше, пожалуйста, умоляю тебя, Оксана. Пожалуйста, не ходи больше в такие места. Одна. Ведь непонятно, с кем там была Галина Николаевна… А если бы… если бы тебя… Я и представить не могу, если бы моя се…

Он заткнулся на полуслове: в лабораторию вошла Рогозина. Кивком головы велела ему уйти. И он выпустил Оксану из объятий, подчиняясь властному взгляду Галины Николаевны.

Полковник и лейтенант остались наедине, за непроницаемой стеклянной стеной. Он забился в её кабинет, но всё равно, сквозь переговорную и пустые, звенящие коридоры видел их фигуры, склонившиеся над его столом. Кажется, Рогозина похлопала её по спине, потом приобняла за плечи… Тогда она ещё судила обо всём адекватно.

Но, когда вслед за Амелиной в крупные неприятности вляпался рассудительный Лисицын, она начала что-то подозревать. После того как под окнами Валиной квартиры взорвался грузовик, Галина Николаевна стала сама не своя.

Сначала они думали – очередная попытка испугать, ликвидировать ФЭС. Влиятельных врагов у Службы было достаточно.

Ответ пришёл неожиданно. И даже не по форме 01 – полковника просто предупредили, очень осторожно и корректно, во время перерыва на кофе в очередной конференции в очередной командировке в очередной раз.

Она отнеслась бы ко всему трезвее, если бы под угрозой оказалась она сама. Приди такой конверт Котову, Соколовой, Круглову или кому-то ещё – она и вовсе показала бы себя с лучшей стороны: стальной эталон хладнокровия, безукоризненно отлитый из верных молниеносных решений, без примеси эмоций.