Водитель включил печку, и по ногам потекло живительное блаженное тепло. Иван задрёмывал. Последнее, что он увидел, – снежные вихри в лобовое стекло. Последнее, о чём подумал, – Оксана ведь разбудит его, когда придёт пора выбираться в мороз. Оксана ведь куда ответственней него. Оксана ведь разбу…

Лоб уткнулся в колени. Он уснул.

Его разбудило что-то холодное и… опасное. Годы работы в ФЭС отточили интуицию до самого тонкого, голого от предрассудков острия.

В висок ткнулось дуло пистолета.

- В чём дело? – прохрипел он, инстинктивно поднимая руки. Где-то рядом выдохнула Оксана.

Перед глазами ослепительно вспыхнуло; ослепший, он отчаянно моргал, пытаясь нащупать руку Амелиной. С места не сдвинуться – так затекло тело. Когда зрение начало возвращаться, он наконец нашёл её ладонь, сжал до боли, до хруста, до её сдавленного всхлипа.

- Оксан… Что происходит? Где мы?

И тут обоих накрыли чьи-то знакомые твёрдые руки.

- Не трогайте их. Не смейте!

Кто это? Тяжёлые мысли едва ворочались в отупевшем от холода, сна и страха мозгу. Кто это? Слишком знакомый голос, слишком знакомые интонации, слишком густо в воздухе пахнет опасностью…

- Галина Николаевна!!

Острый, как щелчок хлыста, звук, порвавший расстояние, и полковник вдруг падает вперёд, прямо на Оксану, а та, тихо взвизгнув, теряет сознание. Тихонов снова чувствует острое ледяное прикосновение к виску. И вдруг страшно хочется жить, пусть даже в мире, где уже нет Рогозиной.

- Аааааа!

- Вань! Бегом!

- Аааааааа!

- Чего ты орёшь, придурок! Пошли быстрее, уедет!

- Кто?

Тихонов трясёт головой; тьма рассеялась, остался только холод и то самое, морозящее, у виска, на лбу, по щекам… Ледяные ладони били его по лицу.

- Ванька! Ты что?!

Он на мгновение разучился дышать и не вдохнул, пока не понял: они на остановке. Он задремал на краю скамейки. Нет никакого пистолета, а только притормозившая у обочины синяя нива и Амелина, тянущая его к машине…

- Нет! Мы на ней не поедем! – крикнул Иван, вскочив на ноги и сграбастав Оксану в охапку. – Нет! Мы пойдём пешком, я на руках тебя понесу, но в эту машину мы не сядем!!!

- Ты чего, Тихонов?..

- Нет!

- Как хочешь. Я околела стоять на этой обочине. Оставайся тут. Жди автобуса, – убийственным тоном произнесла Оксана и направилась к ниве.

Иван вскочил на ноги так быстро, словно ко-то вздёрнул его за шиворот.

- Стой! Стой!!

Он уволок её обратно чуть ли не силой; люди (уже целая толпа) пялились на них, притопывая на снегу, постукивая ногой об ногу. Нива, фыркнув, двинулась в сторону городе. Казалось, вокруг стало ещё холодней и прозрачней.

- Ну когда-нибудь же придёт этот дурацкий автобус,- примирительно прошептал Иван. Ответная колкость ещё не сорвалась с языка Оксаны, как нива, не доехав до поворота, вспыхнула и сгорела прямо на ходу.

- Ваше имя. Фамилия. Звание.

- Уверена, этот разговор можно вести в моём кабинете.

- Фамилия. Имя. Звание.

- Я не буду беседовать с вами в допросной.

- Ваше право.

Ей пододвинули лист бумаги, ручку.

- Подписывайте.

- Отказ сотрудничать со следствием?

- Именно.

- Нет.

- Ваше имя. Фамилия. Звание.

- Рогозина Галина Николаевна, полковник полиции.

- Итак, Галина Николаевна. Расскажите, что вы знаете о загородном доме на окраине подмосковного посёлка Безвил.

- Сядьте! – властным и сдержанным тоном приказала Рогозина. – За домом следят. Никто не вскакивает и никуда не бежит. Сядьте!

Иван рухнул в кресло, невидяще уставясь в смартфон. Оксана, поджав под себя ноги, устроилась с краю старой кожаной софы.

Рогозина, слегка сгорбившись, сидела за столом, перебирая листы и брошюры на пёстрой клеёнке.

Что-то резко и громко хрустнуло за окном. Иван дёрнулся, но быстрее, чем он оказался у подоконника, Рогозина нависла над ним и со всей силы надавила на плечи.

- Что ты делаешь? – яростным шёпотом выдохнула она. – Они того и ждут!

- Надо закрыть шторы, – ошарашенная такой реакцией, попросила Оксана.

- Надо, – согласилась Галина Николаевна. – Но поздно. Я же велела: никто никуда не вскакивает и не бежит! Иван, Оксана, ну что вы как дети… – полковник устало, почти апатично провела рукой по лбу. – Почему в ФЭС стоит только сказать – и все делают всё сами, чётко и верно. А стоит выйти за пределы Службы – и ох, ах, Галина Николаевна, что происходит! – передразнила она. – Да что тут происходит – всё как обычно! Первый раз, что ли?

Амелина пристыженно уткнулась взглядом в колени. Иван потирал плечи. Полковник вернулась за стол и притянула к себе какую-то книгу.

- «…и спрятал его в тайное отделение мешка, где он сберегал всякие предметы несчастья и безвестности».

Она начала читать вслух, не торопясь, размеренно и негромко. И в её голосе они черпали силы неподвижно, тихо, безмятежно ждать дальше.

- «Ты не имел смысла жизни, — со скупостью сочувствия полагал Вощев, — лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить»*.

Комментарий к Трасса Лазов-Каменское, 10-й км. Хранить и не помнить * – Цитата из повести «Котлован» А.Платонова.

====== Улица Дагни Педерсен, 20. Маленькие чудачества ======

- И откуда только в ней силища взялась, – хмуро процедил Круглов, глядя в кружку с чаем. С чёрной, подёрнутой рябью поверхности на него смотрело злое лицо, в глазах – растерянность, удивление. Страх. – И откуда только… Ведь вертихвостка, птичьи косточки.

Он говорил об Амелиной; сегодня утром, когда все окончательно поверили – Рогозина пропала, – именно она догадалась, где находится полковник. Догадалась – и в одиночку отправилась в лабиринты гаражей в глубоком Подмосковье. Открыла двери стамеской (где взяла?..), ворвалась внутрь… И, спасибо, хватило у неё ума и сил понять, что дальше ей одной не вытянуть. Круглов передёрнулся, представив, что ́ испытала Амелина, распахнув гаражную дверь. Грязный подтаявший снег, измятые купюры на полу, кровь, клочки рваной материи и полковник, без сознания, посреди этого мокрого месива.

Покрытие в том районе – только экстренные вызовы. Лейтенант побежала ловить машину, голосовала у трассы, словно проститутка, но вызвонила Скорую и силой тащила врачей за собой по февральской распутице. Оксана потом призналась, что самым страшным было возвращаться туда – она ведь не проверила, был ли у Галины Николаевны пульс. А вдруг – не было…

Уже на подъезде к Москве, трясясь на колдобинах, Амелина сумела связаться с Валентиной. Круглова ещё раз передёрнуло – на этот раз от того, что почувствовала Антонова после слов лейтенанта. Рогозина исчезла сутки назад, и нервы у всех были на пределе. Полковнику никогда не прощали внезапных отсутствий: слишком точно они рикошетили, слишком направленным отдавались эхом.

Уже в ФЭС Оксане стало плохо. Она добросовестно доползла до лаборатории, выпила что-то, что всунул ей руки Тихонов, и упала в кресло, больше напоминая клиента Антоновой, чем сотрудника ФЭС. А вот Галина Николаевна на удивление быстро оклемалась и примчалась из больницы уже через несколько часов. Отправила оперов прочёсывать территорию, Ивана и Андрея отослала в гараж, проверить её собственную машину. Лаборантов, непрошеных свидетелей чего-то внутреннего, нехорошего, скользкого, разогнала вон. То, что это – чуждое, дурное, – произошло, чувствовали все. Интуиция кричала, сигналила, как сирена, но никто не мог ничего сказать. Да, пропала Рогозина, да Амелина нашла её без сознания в каком-то гаражном кооперативе, там были меченые деньги и эти странные блестящие следы, и полковник, как всегда, молчала, а вот Оксана… Оксане становилось хуже. «Сердце», – коротко бросила Антонова, набирая шприц. И теперь уже Рогозина хлопотала над белой подчинённой, но под её хрупкой непроницаемостью почти без усилий читалось, что мыслями она совершенно не здесь. Возможно, всё ещё там, в гараже, вместе с теми, кто оглушил её. Или с кем-то другим. Или в другом месте. Или в…