— Что именно?
— Вы говорите о себе, как о личности.
— Как будто вы будете говорить о себе, как о табуретке? — Усмехнулся… робот. Дроны не обладали таким интеллектом. Да и роботов было не много, чтобы так свободно говорить.
— Нет. Кто вы?
— Я ведь представился.
— Нет. Вы не обычный робот. Ваша конструкция говорит о неком гибриде гражданско-боевой платформы. Но в войсках таковых нет. Да и гражданских тоже. Однако ваша платформа очень похожа на машину Овервойдов. Однако… что делать его представителю на базе ОСС, я, если четно, представить не могу.
— Вы новости смотрите?
— Нет. А к чему вопрос?
— Да так… просто. Вы правильно рассуждали, лейтенант. Я действительно Овервойд, а здесь по деловому вопросу. Хотя обычно, мне представляться не приходиться…
— Подмечу, что я уже не лейтенант. Меня только что послали… домой.
— И почему же?
— Разногласия с руководством. Я и так был не на лучшем счету, а после открытого отказа подчиняться… — Качаю головой и отвожу взгляд.
— Когда губернатор приказал разогнать людей агрессивными методами?
— Именно. Вижу, что вы и правда все знаете.
— Не все. Далеко не все. Просто мы поглядываем за ОСС, хотя больше сконцентрированы на Вороне. Могу вас обрадовать, губернатор уже понес наказание за неподобающую реакцию. Он хороший человек, пусть и жесткий, но он старается, а ошибаться свойственно всем.
— Пусть так, но это не меняет моей отставки. — В небольшом порыве сжимаю от гнева кулаки. Ведь что не говори, но меня только что выгнали из фактически дома.
— Тут вы правы. Не меняет. Но вас выгнали всего лишь из армии.
— Для того, кто умеет сражаться лучше всего — это существенно. — Зло смотрю на робота, не ожидая понимания с его стороны.
— Так, стало быть, вы хотите продолжить карьеру?
— Что? — Эти слова были сродни грому в ясном небе. На лицевом дисплее собеседник изобразил широкую-широкую улыбку.
— Моя задача — рекрутирование бойцов в войска оперативного реагирования особого назначения. Мы самолично отбираем каждого солдата из регулярной армии ОСС, поэтому меня или моих братьев можно периодически наблюдать в военных частях. Вы недавно прошли медицинское обследование на предмет психических отклонений. Согласно этому обследованию, мы сделали вывод о вашей способности стать пилотом Стража. У нас есть свободная вакансия на роль капитана третьего подразделения. Вы можете занять это место.
— …
— Не смотрите на меня так, я чувствую себя неловко. — Смутился робот, изобразив на лицевом дисплее якобы «румянец».
— Вы шутите?
— Вовсе нет.
— Позвольте уточнить. — Я сбросил сумку и демонстративно начал загибать пальцы. — Вы хотите поставить на роль командира того, у кого больше всех дисциплинарных нарушений — раз. Взысканий — два. Штрафов за неповиновение — три. Ничего не пропустил?
— Лейтенант, я прекрасно осведомлен о ваших похождениях. Я знаю, что вы до сих пор оставались в армии, благодаря своей ценности как специалиста, которую невозможно не признавать, и тому факту, что ваши люди стояли за вас горой. При всех ваших недостатках, у вас есть ряд преимуществ, которые нужны нам. — Я вопросительно поднял бровь, так и демонстрируя вопрос «Да ну?»
— Ты — Царь своего мира. — На этих словах, Войд вполне натурально усмехнулся. — Ты диктуешь правила, которым следуешь и следуют твои люди. Это не устраивает руководство, но это устраивает твоих людей. Способность сплотить коллектив тебе пригодиться. Больно разношерстным он будет. А еще, что немаловажно, ты, уж извини меня за прямоту, больной на голову.
— Э?
— Бороться со своим страхом и сохранять трезвый ум, когда все идет наперекосяк — это навык, которому учатся годы, да и то случаются проколы, а у некоторых он врожден.
— Вам нужен тот, кто прыгнет в котел и будет чувствовать себя там как дома. — Вынес я вердикт.
— В целом — да.
— Это фактически приговор.
— Я считаю это шансом. Ибо жизнь в таком случае будет яркой, насыщенной и…
— Недолгой. — Усмехаюсь, перебивая Войда.
— А вот это уже зависит от вашего профессионализма, ибо со своей стороны мы предусмотрели все, что могли.
— Хм… знаете, мне все равно до того, куда меня забросят. Вот честно. У меня другие принципы, цели и интересы. Идя в армию, я хотел стать защитником, помогать людям, охранять их покой, устранять любую угрозу. А еще хотел решить одну несправедливость из своего далекого прошлого. Да, на прошлое я повлиять не смог, видимо не судьба, но в остальном все было хорошо. Я не сильно лез в чужой огород со своим уставом и был примерным офицером — идеалистом. Все повернулось, когда моя группа наткнулась на наркотическую лабораторию. Вы должны знать о наркотике «безмерная услада».
— Да, в наших базах фигурируют эта крайне опасная дрянь.
— Чувствительность повышается в несколько раз, гормоны отвечающие за чувство эйфории вырабатываются просто в диких масштабах. Последствие этой дряни — отмирание нейронов в мозгу, а также общее чувство выгорания. Человек уже не может испытывать радости от всего остального, он снова тянется к этому наркотику и цикл повторяется. Но если с ним переборщить, то по окончанию действия наркотика, человек просто потеряет себя. Он не будет осознавать свое «я», станет лишенной эмоций — куклой, которой крайне легко манипулировать.
— Зомбированный псевдочеловек, — Кивнул Войд. — Это ближе к опытам над людьми, нежели к разработке нового наркотика.
— Это понимаете вы и понимал я. Но не мое тогдашнее начальство. Нам приказали собрать образцы, данные, все что там имелось, забрать людей, работавших над этим, и устранить подопытных. Мне сказали, что ЗПЧ не помочь. Но… я почувствовал, что здесь что-то не так, больно нагло вели себя захваченные. Это был первый и далеко не последний случай, когда я ослушался прямого приказа. Мы накачали наркотиком всех, кто там работал и подожгли. Людей, которые оказались в роли подопытных мы забрали с собой и передали в центральную больницу Лазора. А вскоре, выяснилось, что мой командир был на стороне повстанцев, а нарколаборатория, которую мы прикрыли — была лишь способом заработка и получения власти. Вы ведь знаете, что наркотик почти невозможно обнаружить, лишь частично выжженная нервная система, но это всегда можно списать на переутомление и злоупотребление стимуляторами.
— С тех пор ты и начал жестко устанавливать свои правила и любой, кто с ними был не согласен шел куда по дальше.
— Да. Потом были другие инциденты, но последней каплей стал разгон демонстрантов. Моя группа должна была занять снайперские позиции и, в случае необходимости, поддержать полицию огнем. Мне приказывали стрелять в тех, кого я клялся защищать.
— Стрельба была крайней мерой, на случай обострения. С учетом того, как данная демонстрация началась, данная мера имела основание.
— Значит вы это одобряете?
— Нет. Мы смотрим на все объективно и оцениваем любое действие или мотив к нему. Данная мера имела основание, но не имела целесообразности. Губернатор человек военный, можно сказать, старой закалки. Он не умеет решать вопросы деликатно, но он лоялен и старается сделать все, что в его силах, хотя и ошибается. Однако, данные протесты — это попытки внести суматоху среди мирного население и расколоть его. Мы боремся с этим, но не все идет как мы хотим. Мы не всесильны. Мы не можем быть везде и сразу, не можем контролировать все, да и не стремимся к этому. В конце концов вы — люди, должны уметь находить общий язык в первую очередь между собой. Поэтому мы не контролируем, а лишь присматриваем, советуем и, в редких случаях, вмешиваемся.
— Может лучше бы контролировали. Сомневаюсь, что моя кандидатура вызовет чье-либо одобрение, кроме вашего.
— Даже если так, это будут уже не твои, а их проблемы. Джон, я понимаю твое разочарование. Мы понимаем. Но Ворон — это организация, которая подавляет непосредственную угрозу. Мы не подавляем акции протеста или митинги. Мы работам в режиме «найти — уничтожить» стараясь спасти как можно больше людей и не дать обману выйти в массы. Открою тебе секрет, все пилоты без исключения имеют, как минимум одну общую черту — они идеалисты. Их желание защитить, выступить перед лицом угрозы намного выше оценки собственной жизни. И ты не исключение, особенно ты. — На этих словах Войд протянул руку. — Ну что? Сдашься и пойдешь на гражданку или еще по брыкаешься у нас?
