Парламентер остановился в трех шагах и сунул белую тряпицу в один из многочисленных карманов, нашитых на камуфляжной куртке. Маску парламентер не снял, — Как тебя зовут, майор? — спросил он; голос его звучал глухо.

Громов изобразил непонимание:

— Мне кажется, первым должны представиться вы. И снимите маску. Невозможно разговаривать с человеком, если он изображает из себя фантомаса. Мы не в детском саду.

Помедлив, парламентер поднял руку и сдернул с головы вязаную шапку с проделанными в ней отверстиями для глаз. Его лицо Громову было, разумеется, незнакомо, однако он отметил и смуглость, и характерный разрез глаз, и острые скулы, и легкую небритость — типичное «лицо кавказской национальности».

— Меня зовут Мурат, — представился парламентер; он испытующе смотрел на Громова своими черными яркими глазами.

— А меня — майор Громов, — в свою очередь назвался Константин. — Командир воинской части 461-13 «бис», на которую вы только что совершили вооруженное нападение.

— Мы не собирались нападать на твою воинскую часть, майор, — сказал Мурат.

— Это недоразумение. Мы хотели только поговорить с тобой.

Парламентер упорно продолжал «тыкать», и Громову это очень не понравилось. Пора поставить наглеца на место!

— Недоразумение? — переспросил Константин. — Вы обстреляли КПП, прорвались на территорию, и это вы считаете недоразумением? Нам не о чем больше говорить. Убирайтесь к своим выродкам, и продолжим бой.

Оставаясь на месте, Мурат скосил глазами направо, потом — налево. Справа сидели минометчики — четыре человека при деле, слева два бойца удерживали парламентера на мушке своих автоматов.

«С виду он безоружен, — подумал Громов. — Но наверняка держит штык-нож за пазухой. Интересно, он действительно собирается взять меня в заложники?»

Диспозиция была невыгодна для Мурата, и он расслабил мускулы. И заговорил намного вежливее:

— Мы не собирались стрелять. Ваши солдаты открыли огонь первыми.

— Вот как? Это вы будете рассказывать на суде…

— Майор, мы в самом деле хотели только поговорить.

— О чем мне с вами разговаривать?

— Мы хотели предупредить вас. Чтобы вы прекратили заниматься тем, чем сейчас занимаетесь.

— Я не понимаю. Что вы имеете в виду? Кого вы представляете?

— Я представляю народ, который вы оскорбили… Все Громов отлично понимал. Небольшая республика Закавказья, вынашивающая планы военной экспансии. Два военно-транспортных самолета. Внезапный срыв поставок натовского барахла в преддверии начала военных действий. Это более, чем оскорбление, это первый удар. Его нельзя оставить без ответа.

«Только как они узнали, что именно мы были исполнителями в операции “Испаньола»? — задумался Громов. — Видимо, несмотря на все предосторожности, Маканин допустил утечку. Когда с этими закончим, нужно будет сразу же связаться с ним".

— Вы говорите загадками, — продолжал гнуть свою линию Громов. — Какой именно народ я оскорбил? Вы, наверное, чеченец? Но поверьте, я никогда не участвовал в войне против независимой республики Ичкерия. Мне, конечно, как российскому гражданину и как русскому, не нравится то, что у вас происходило и происходит сейчас, но я не националист и прекрасно знаю, что о целом народе нельзя судить по деятельности отдельных его представителей.

«Хорошо сказал, — похвалил сам себя Громов. — И даже ни разу не сбился».

Мурат, впрочем, не оценил его красноречие. Он выслушал, не перебивая, нахмурился, потом мрачные складки на его лице разгладились.

— Так или иначе, — сказал Мурат, — мы предупредили вас, майор. Теперь мы хотим уйти.

— Уйти? — возмутился Громов. — После всего, что вы тут натворили? Мы не дадим вам уйти, Мурат. Наш долг — остановить вас. А поскольку сил у нас побольше, я предлагаю вам сдаться. Во избежание новых бессмысленных жертв. Если вы сдадитесь, сложите оружие, мы передадим вас властям. Дальнейшую вашу участь решит суд. В противном случае нам придется вас уничтожить.

— Достойный ответ, — Мурат усмехнулся чему-то своему. — Но мы не собираемся уйти просто так, майор. Мы собираемся предложить сделку.

— Сделку? Я не заключаю сделок с врагом!

— Хорошая сделка, майор. Вы даете нам уйти без потерь, мы возвращаем вам солдата — целым и невредимым.

— Солдата? — переспросил Громов, хотя и догадался уже, холодея, о ком идет речь. — Какого солдата?

— Вашего солдата. Парня, которого мы захватили на КПП.

Женя. Женя Яровенко. Значит, он жив. Отличная новость, радостная новость. Единственно — на предложение Мурата теперь не ответишь отказом, это просто невозможно. Нужно соглашаться, потому что иначе Женю убьют. В том, что у неприятеля хватит духу в случае чего расправиться с заложником, Громов не сомневался.

Решение далось майору легко.

— Я готов принять ваши условия, — заявил он. — Пленного в обмен на вашу свободу. Но мне нужны гарантии.

— ?

— Я должен быть стопроцентно уверен, что вы выполните свои обязательства по уговору и наш солдат останется жив.

— Какие могут быть сомнения, майор? — Мурат выдержал пристальный взгляд Громова, глаз не отвел. — Какие проблемы? Мы уходим и оставляем вашего парня на КПП. Разбирайтесь с ним сами…

— Вы не заберете его с собой?

— Нет, майор, ваш солдат нам не нужен. И снова Мурат не отвел глаз.

— Доверие, майор, — добавил он к уже сказанному. — В таком деле главное — доверие. Вы — офицер, я — офицер. Вы победили в этом бою, и нам нужно уходить, Вы и я это понимаем. Поэтому мы должны доверять друг другу. А гарантии… Я ведь тоже, майор, не могу быть стопроцентно уверен, что вы не выстрелите мне в спину.

«Резонно, — подумал Громов. — Не может он быть в этом уверен. Так же, как и я в том, что он сохранит Яровенко жизнь».

Еще у майора мелькнула мысль, не повязать ли сейчас этого Мурата, а потом спокойненько обменять его на Женю — позиция удобная, отдать приказ, ребята справятся. Только вот отдать такой приказ Громов не мог физически: не в его это было духе — брать заложником парламентера. Даже если на войне все средства хороши, это — самое последнее средство. Так далеко командир части 461-13 «бис» зайти не мог.