— Как мне… называть вас? — спросил он, закончив с этой малоприятной процедурой.

— Называй меня Куратором, — отвечал незнакомец.

Сотрудничество с могущественным Куратором быстро принесло плоды. Через руки Стриженого потекли такие деньги, о которых он не мог раньше даже мечтать. Отработав на отмывании валюты чуть больше года, Стриженый переквалифицировался в прорабы финансовых пирамид. Следуя указаниям Куратора, которые тот отдавал на еженедельных тайных встречах, Стриженый действовал смело, напористо и ни разу не пожалел об этом. Скоро дружбы с ним — удачливым нуворишем — стали искать многие.

Попутно с возведением финансовых пирамид Куратор поручил ему «добычу драгоценных металлов», то есть скупку изделий из платины, золота и серебра, печатных золотосодержащих плат и самородков, поступающих по нелегальным каналам с приисков Сибири. «Старательская» стезя не привлекала Стриженого. Более того, она его пугала, Еще в бытность свою мелким фарцовщиком он знал, что черный рынок драгметаллов в Петербурге давно поделен, всё там схвачено, а новому человеку могут запросто голову отвернуть. Однако Куратор был уверен в успехе, и действительно, стоило Стриженому только начать, как всё завертелось само собой, и матерые «старатели» без разговоров расступились, пропуская к кормушке молодого и наглого новичка. Стриженый был приятно этому обстоятельству удивлен, получив еще одно подтверждение всемогущества Куратора.

Со временем Стриженый начал брить голову, располнел, обзавелся виллой в Крыму, роскошным автомобилем и собственной криминальной группировкой. Теперь ему не надо было все делать самому, на него работали другие, он вкусил силы и власти, и встречи с Куратором стали его тяготить. Однако первая же попытка пойти своим путем, избавиться от негласного контроля была подавлена с беспощадной жестокостью. Купленный им через подставных лиц ресторан в центре Петербурга подвергся нападению неизвестных. Серьезно пострадали персонал и охранники, а само заведение выгорело дотла. На новой встрече Куратор отчитал Стриженого, как мальчишку, и напомнил, что, помимо всего прочего, где-то лежит и ждет своего часа подписанный неким Павлом Стрижельчиком договор, и партнеры Стриженого по бизнесу вряд ли обрадуются, узнав, что он — секретный сотрудник КГБ. Покрывшись холодным потом, Стриженый поклялся никогда больше не утаивать инициативы и доходы от своего Куратора.

Вот и в этот теплый сентябрьский день он выехал в направлении Лебяжьева, чтобы предстать перед Куратором с очередным отчетом и передать очередную чековую книжку. На эти встречи он, разумеется, ездил один.

Куратор дожидался его в лесочке у дороги, изображая то ли грибника, то ли бомжа-автостопщика. Выслушав рапорт и приняв книжку, он сказал:

— Есть работа. Нужно разгрузить один самолет. Двадцать тонн. С последующей реализацией на черном рынке.

— Какой груз? — жадно поинтересовался Стриженый.

В нем заиграла кровь, эта работа ему уже заранее нравилась.

— Натовское шмотье, пищевые рационы.

— На этом много не заработаешь, — предупредил Стриженый.

Куратор не удостоил ответом.

— Где будем брать груз?

— Карелия. Слышал о такой местности?

— Моя доля?

— Десять процентов.

— Десять процентов?! — Стриженый совершенно искренне возмутился. — Это же грабеж среди бела дня! Да у меня на бензин больше уйдет!

Куратор оскорбительно засмеялся.

— А ты, Стрижельчик, ловчила, — сказал он таким тоном, словно никогда этого не знал, а вот теперь понял вдруг, с кем приходится иметь дело. — Хорошо, — продолжил он, посерьезнев. — Сколько тебе надо для полного счастья?

— Пятьдесят! — заявил Стриженый, быстро сведя в уме дебит с кредитом. — И ни цента меньше!

— Размечтался, — Куратор любил поторговаться. — Тебе же всё на блюдечке принесут. Пятнадцать процентов, и ни цента больше.

В итоге сошлись на двадцати двух процентах от суммы, которую Стриженый выручит, продав амуницию и пайки.

— И чтобы без сюрпризов, — предупредил Куратор, назвав время и место. — И своих придурков как следует проинструктируй.

— Все будет в лучшем виде, товарищ Куратор, — пообещал Стриженый. — Вы меня знаете…

(Будё, Северная Норвегия, сентябрь 1998 года)

Лейтенанту ВВС Герхарду Бьернсону не нравилось, когда им помыкают, словно мальчиком с бензоколонки. И ладно бы еще собственное начальство помыкало (на то оно и начальство, чтобы помыкать), а то ведь эти… Лейтенант задумался, как определить «этих», но не смог подобрать в норвежском языке эпитета, который вместил бы в себя и адекватно выразил гремучую смесь из ненависти и презрения, которые он испытывал по отношению к иностранному экипажу, прибывшему в Будё неделю назад.

Впервые он увидел четверку офицеров, одетых в форму турецких ВВС, за стойкой бара «Атлантик». Герхард зашел туда пропустить кружечку темного пива и перекинуться парой слов с хозяином заведения Нильсом. Поскольку он бывал здесь довольно часто, новички сразу привлекли его внимание. Они говорили на незнакомом гортанном языке, а когда переходили на английский, то демонстрировали ужасающий акцент и бедный словарный запас. Они походили на турок, но, конечно же, не были турками, — турецкие офицеры известны своей скромностью, а эти вели себя развязно, курили какую-то наркотическую дрянь, гоняли хозяина и требовали девочек. С ними был сопровождающий — унылый и незнакомый Бьернсону лейтенант, который поначалу пытался их увещевать, а потом махнул рукой и отошел за отдельный столик. Бьернсон подсел к нему со своей кружкой и спросил, подмигнув:

— Что это за парни?

— Союзнички! — ответствовал лейтенант с брезгливой миной. — Поведут транспорт на Восток. Быстрее бы.

— Турки?

— Нет, не турки

— А кто?

Лейтенант назвал страну, откуда были родом развязные пилоты, но название было столь труднопроизносимым, что Бьернсон его тут же забыл. Он только успел сообразить, что это где-то в России.

— Они — русские?!

— Да какие они русские, — лейтенант удивился непонятливости собеседника — Они мусульмане. Видишь, не пьют. А русские — православные и все время пьют.