– Парень, да ты чего? Да не-е… Да как это? О боги, я написал эту музыку только сегодня утром и сам смог ее исполнить только на третий или четвертый раз! Кто твой Мастер?

– Вон он, – Хорх указал рукой на мирно дремлющего за соседним столиком Старейшину скотоводов.

– А кто научил тебя так играть?

Хорх для приличия сделал вид, что смущен, хотя данное чувство ему было не только не свойственно, но и чуждо, и правдиво ответил:

– Да никто, я в первый раз попробовал, я раньше и музыки-то не слыхал…

– Дела.

Мастер насвистел замысловатую мелодию и попросил повторить на гайторне. Хорх безукоризненно исполнил ее. Музыканты окружили Хорха и стали беспардонно разглядывать его, как какого-нибудь двухголового щенка с ярмарки, а Огонек (так мысленно Хорх окрестил юного толстячка) даже зачем-то стал трогать его за нос и щеки, подозрительно заглядывая в глаза. В общем, Хорх пришелся по душе всей честной компании, так же как и компания пришлась по душе ему.

Юный оборотень вспомнил слова матери: «Занимайся тем, что тебе покажется Твоим Делом». Он понял, что это Его Дело, и растолкал Старейшину, который спросонок стал пялиться на него огромными непонимающими глазами и разглаживать бороду, обильно украшенную крошками со стола.

Старейшина, хотя и привязался к приемышу, неволить его не стал. В Книге Клана он напротив имени Хорха нарисовал стрелочку и сделал запись: «музыкант», вежливо поинтересовался у Мастера Музыки, как его зовут и куда они держат путь, набил дорожную сумку Хорха гостинцами и, пожелав всем удачи, направился к выходу из таверны. Никто не видел, как на выходе, прикрываясь тыльной стороной ладони от рассветных лучей, он смахнул со щеки вырвавшуюся из сердца слезу.

Шелг проснулся от звука боевой гайторны, доносившегося с плаца резиденции Главы Совета. Выглянув в окно, он увидел, что брат, в парадной амуниции, проводит строевой смотр небольшого отряда. В утренних лучах он заметил в его бороде и волосах переливающиеся серебром волоски. Странно, раньше их не было или он не обращал внимания?

За завтраком Шелг узнал от отца, что в западной части Тсхигарда начались волнения. Народ обеспокоен участившимися случаями вылазок оборотней из Пустоши, а наместник Главы Совета – Хорх, по мнению населения, слишком увлечен проведением музыкальных мероприятий, и его невнимание к данной проблеме уже начинает попахивать халатной самонадеянностью.

На прошлогоднем Совете Хорх намекнул на необходимость принятия поправок к Закону в части, касающейся оборотней. Они, мол, дети отступников и перед Законом ни в чем не виноваты, а относительно монстров Хорх всегда был категоричен: они – коренное население и, слава Старым и Новым богам, что кое-как удалась оставить их в Пустоши, как в резервации, после длительного геноцида.

Старейшины молча соглашались с Хорхом относительно монстров, но по поводу оборотней сильно возражали. Не было ни одного клана в Западном Тсхигарде, где хотя бы один тсхи или тсхили не пострадали от мерзкого отродья.

Глава Совета сообщил Шелгу, что его брат – один из лучших воинов на Тсхигарде, но как политик еще не слишком силен, поэтому, если он будет нуждаться в совете, было бы хорошо, чтобы Шелг оказался рядом в трудную минуту.

Шелг без колебаний вызвал старшего ученика, дал необходимые распоряжения – главное, чтобы не остужали домну в литейном цехе оружейного завода, – и занялся сборами.

Отец знал, что Шелг намеревается посетить Обитель Великих Безымянных, расположенную в западной части Тсхигарда, поэтому не сомневался, что он согласится помочь брату в выполнении миссии.

Кое-что Глава Совета все-таки не договорил младшему сыну: в случае осложнения обстановки его брату было поручено отстранить Хорха от занимаемой должности и до внеочередных выборов исполнять его обязанности.

В дорожную сумку Шелг уложил инструменты для черчения, записную книжку и немного провианта. Брать с собой какие-либо книги или научные пособия необходимости не было, так как у молодого тсхи за последние годы развилась феноменальная память. Видимо, это было компенсацией богов за тщедушное сложение и слабое здоровье.

Выступили с первыми лучами на следующий день. Несколько дней с начала похода не были утомительными: гайторнеры наигрывали походные марши, провиант был свежий, палатки чистыми и сухими. На тридцатый день пути, когда путники были изрядно измотаны и мечтали о глотке чистой воды и горячей ванне, авангард заметил тапалий, которые несли по небу колесницу с дозорным.

Большая часть солдат застыла разинув рты. Раньше ничего подобного они не видели. На Востоке тапальи не водились, так как в восточных травах не хватало минералов, необходимых для жизнеобеспечения огромных птиц. Размах их крыльев был как два роста взрослого тсхи. Единственным немигающим глазом золотого цвета, на котором, казалось бы, вообще отсутствует веко, одна из тапалий уставилась на Шелга.

Шелг знал все об истории Тсхигарда и помнил, что эти замечательные птицы сыграли огромную роль в войне с монстрами. Монстры рассматривали тапалий как одно из звеньев пищевой цепи, и поэтому у них были старые счеты. Когда-то один из древних воинов Западного Тсхигарда понял, что эти птицы являются вполне разумными существами, и старейшины заключили с ними что-то вроде союза.

Согласно Обычаю, братья поприветствовали как дозорного, так и тапалий. Дозорный узнал их имена, цель визита, учтиво поклонился и убыл в резиденцию Хорха с докладом, сообщив путникам, что осталось примерно полдня пути. Птицы взмахнули крыльями и через несколько мгновений превратились в причудливую, стремительно уменьшающуюся кляксу на бледно-желтом небе.

Уилл пребывал в замечательном настроении. Огромный лимузин из чистого золота, который в свое время ему пожаловал за «помощь» один из арабских шейхов, торжественно приближал его к зимней резиденции Гудменов. Заднее сиденье было завалено орхидеями.

Уилл открыл мини-комод и выбрал лучшую «бабочку» для предстоящего события. Сегодня он сделает предложение Саре (а уж она-то точно согласится), и наконец-то у него будет возможность называть мистера Гудмена по-свойски «папашей» и пренебрежительно похлопывать его по плечу. И пусть эти поганые ищейки спецслужб верхнего уровня Мидгарда подавятся от злости. Теперь он им не по зубам.

Роттон прекрасно осознавал, что женится не на Саре, а на ее фамилии. С тех пор как Сара плотно подсела на кокаин, она стала еще глупее и внешне подурнела, Уилл потерял к ней всякий интерес. Необычайно высокая самооценка вызывала у него рвотные рефлексы, когда он представлял себе, как придется в очередной раз убеждать Сару в нерушимости своих чувств.

Лимузин бесшумно въехал на парковку. Роттон отдал распоряжение привратнику насчет орхидей и взлетел по лестнице в гостиную. Увидев «папашу», он хотел произнести развязное «Здрассьте», но осекся. Мистер Гудмен с утра пил неразбавленный виски из огромного стакана. Это было дурным знаком.

– Чего такой довольный, газет не читаешь?

– Простите, мистер Гудмен?

Отец невесты молча швырнул на стоящий в гостиной журнальный столик пачку свежих газет. Они пестрели заголовками: «Доктор Зло женится на дочери топливного магната», «Будущий тесть доктора Зло объединяется с зятем в борьбе за Ближний Восток», «Слушания по делу У. Роттона состоятся в понедельник»…

– Что за бред? Какие слушания?

– А-а, ты не знаешь! Международный уголовный суд намерен удовлетворить требование Мирового правительства о санкционировании твоего ареста. Твой последний «спасенный» оказался слишком влиятельным типом. По субботам он играет в гольф с Самим. Плюс еще ищейки нароют уйму старых эпизодов. Господи, почему я не смог заставить бедную девочку послать тебя ко всем чертям еще тогда?

– Но, мистер Гудмен, мои адвокаты.