У Главы Совета было трое сыновей. Старшиий сын погиб во время своего Первого Дозора при несении службы на границе с Пустошью. Супруга Правителя – почтенная тсхили, его верный друг и помощник – так и не смогла пережить смерть сына и после тяжелой болезни отошла в мир иной.

На Тсхигарде не приветствовались повторные браки, тем более таких высокопоставленных персон, поэтому остаток жизни Глава Совета посвятил воспитанию детей, так и не женившись.

Младшие братья убитого Дозорного, еще будучи детьми, поклялись на могилах родных до конца своих дней уничтожать оборотней любой ценой, не щадя никого.

Средний был рослым и крепким – в отца. С юности он готовился к службе в Звездном легионе, ему прочили великое будущее. Младший же, Шелг, рос хилым и постоянно болел, однако, глядя на брата, он тоже проявлял тягу к военному искусству. Отец с детства наблюдал за Шелгом и видел, что в слабом теле таится сердце храбреца, а в большой голове на тонкой шее – ум Старейшины.

В отличие от брата Шелг уделял больше времени упражнениям умственным, нежели физическим, и к вступлению в отрочество уже имел полное представление обо всех существующих на Тсхигарде науках и ремеслах. Больше всего Шелга интересовало оружие, и, разумеется, он поступил в помощники к Оружейному Мастеру.

Шелг знал, что убить оборотня можно, только разорвав ему сердце. Сделать это мечом или стрелой было крайне непросто, хотя в пограничных Дозорах встречались фехтовальщики, которые умело пользовались сдвоенными мечами…

Шелг понимал, что, слабый телом, он вряд ли когда-нибудь достигнет такого мастерства. Из Рукописей Предков он узнал, что предшественником лазерного оружия было огнестрельное, и даже раздобыл в Храме Науки кое-какие чертежи. Мастер помог ему изготовить первый скорострел, однако из-за отсутствия на Тсхигарде пороха эксперимент оказался неудачным.

В Рукописях Предков о порохе не было никакой информации, но Шелг продолжал их изучать, зачастую ночами засиживаясь в Храме Науки.

Он уже имел четкое представление о своем будущем изобретении: если загнать в грудь оборотню стеклянную пулю, наполненную жидким азотом, выработка которого велась на Тсхигарде издавна, в целях заморозки каменных пород для облегчения их обработки, следующие за ней пусть даже обычная пуля или камень из пращи разобьют окаменевшую от низкой температуры плоть вдребезги.

Об открытии Шелга знали отец и Оружейный Мастер, но отнеслись к нему без большого энтузиазма, сочувствуя изобретательному юноше, которому не под силу управиться со сдвоенным мечом.

Уилл Роттон зарабатывал на жизнь тем, что заражал населенные пункты смертельными инфекциями путем распыления с воздуха, а потом за баснословные деньги продавал правительству антидот.

Подобных Уиллу проходимцев на Мидгарде было не сыскать. Про таких говорят, что они за деньги продадут родную мать. В отношении Роттона это выражение не было аллегорией. Будучи практикующим химиком, он действительно продал знакомым медикам для проведения незаконных анатомических опытов тело своей умершей матери.

Уилл совершенствовал свои знания в одной из химических лабораторий, принадлежащих отцу его подружки Сары Гудмен. Он согласился работать в лаборатории ночным сторожем после того, как его с позором изгнали с отделения нетрадиционной психиатрии медицинского университета, где он мог бы сделать блестящую карьеру, если бы не продемонстровал ученому совету своих пациентов, лечившихся от наркотиков. Он путем хирургического вмешательства удалил им клетки головного мозга, вырабатывающие эндорфины, и, на всякий случай, клетки, отвечающие за длительную память. Проще говоря, бедолаги избавились от наркотической зависимости и стали практически овощами. Они бродили по залу с блаженными улыбками, утверждая, что являются детьми цветов, и раздавали красочные брошюры о вреде эндорфина и длинной памяти.

Ученый совет был шокирован. К счастью для Уилла, у подопытных не было родственников, которые могли бы засудить его. Дабы не бросить тень на университет, дело замяли, а Роттона навсегда вычеркнули из списка светил медицины.

Сара была без памяти влюблена в Уилла, и его неудача только укрепила чувства. Ее отец был крупным воротилой в области разработок и продаж альтернативных видов топлива, и она предложила Роттону устроиться в одну из его лабораторий, чтобы продолжать научные изыскания. Роттон быстро сообразил, что химия более благодарное и прибыльное дело, нежели нетрадиционная психиатрия, и всерьез увлекся ее изучением.

Первые два миллиона Уилл вытянул из президента одной из Банановых республик, когда после странного дождя зеленоватого цвета рабочие на плантациях коки стали умирать, как мухи.

На белоснежной яхте, взятой «напрокат» у отца Сары, в позолоченном пенсне, в парике и с фальшивой «профессорской» бородкой, Роттон прибыл к Его величеству, пустил ему пыль в глаза: мол, он является полномочным представителем организации «Врачи без границ», сделал вид, что исследовал анализы инфицированных и предложил антидот. Пробный образец бесплатно, остальное – за вышеупомянутую сумму, намекнув на то, что скоро в этих широтах ожидается сезон дождей.

Банановый король не стал торговаться и сразу выложил полтора миллиона наличными, остальное – главным внутренним валовым продуктом своей вотчины.

Отплясывая чечетку на палубе, Ротон вернулся домой с чемоданом денег и трюмом, набитым кокаином. Тогда он еще не знал, что будет с ним делать…

Однажды, когда скотоводы вошли в Город, Хорх помог старейшине определить скотину на постой недалеко от ярмарки и вместе с остальными поспешил в таверну на Главной площади. Раньше Хорху не доводилось бывать в Городах, и все для него было ново и интересно. В таверне было много народу: скотоводы, прибывшие на ярмарку купцы из других Городов, местные мастера и бродячие гайторнеры. Последние развлекали публику игрой на чудных инструментах.

Гайторна представляла собой пузырь, обтянутый мехом. К нижней части пузыря была прилажена трубочка с отверстиями, а к верхней – большой рог. Гайторнер вешал пузырь на шею так, чтобы его было удобно зажимать локтем и выдавливать из него воздух. Воздух попадал в трубочку, и в зависимости от того, какое отверстие на трубочке зажимал музыкант, в рог звонко вылетала та или иная нота. Когда в пузыре заканчивался воздух, гайторнер надувал его ртом через специальный клапан. Две-три гайторны вместе звучали очень красиво. Хорх подумал, что если бы он не знал сути происходящего, то издалека можно было бы предположить, что парни мучают каких-то неведомых зверюшек, тычут им в бока локтями, отчего последние жалобно пищат.

Гайторнерам ловко аккомпанировал на барабане толстый мальчишка лет пяти. Увлекшись игрой, он взмок, и пот градом катился из-под его огненно-рыжих волос. Капельки пота, словно маленькие призмы, увеличивали до огромных размеров его веснушки, беспорядочно разбросанные на лице.

Бледная, нездорового вида Безымянная, которой до Великой было еще лет двадцать, красиво перебирала струны, натянутые поперек выдолбленной из дерева чаши. Звук получался металлический, с отдаленным эхом, а выражение лица у нее было такое, что, казалось, она растворяется в льющейся мелодии. Один из гайторнеров затянул старинную балладу на древнем тсхи. Хорх не понимал половины слов, но песня была красивая.

Постояльцы поужинали и разбрелись на ночлег, а Хорх все не мог оторвать глаз от выступающих. Когда музыканты отложили инструменты и взялись за ужин, Хорх поинтересовался у старшего из них: «Мастер, а нельзя ли попробовать взять пару нот на гайторне?» Тот утвердительно махнул косматой головой и произнес что-то типа: «Валяй!» или «Давай!», почти не открывая набитого мясом рта. Хорх повесил гайторну на шею, подтянул ремень и сходу выдал полностью, без ошибки, только что услышанную сольную партию.

В таверне воцарилась гробовая тишина. Мастер с усилием протолкнул в горло застрявший кусок, так что кадык рванул верхнюю пуговицу на рубахе, и завороженно уставился на Хорха.