Как назло, Агата была одна в вагонетке. Её мама не любила американских горок. Честно говоря, она боялась любых аттракционов, даже безобидные механические качели-лодочки вызывали у неё приступ тошноты. Девочка оглянулась и посмотрела на сидящих позади детей. Они выглядели веселыми и радостными, но, так как это был просто её сон, она, разумеется, осознавала, что все было не по-настоящему.

Меж тем поезд давно разогнался и несся по своему последнему кругу. Петля. Ещё одна петля. Только на этот раз поезд замер на самой вершине, и пассажиры на полминуты застряли вниз головой, визжа от восторга. Вагонетки снова тронулись вперед, и через некоторое время опять искусственно затряслись, словно под их колесами ломались гнилые рельсы.

Одна шпала действительно отвалилась и полетела с огромной высоты в пруд. Впрочем, у поезда были все шансы догнать её, потому как он приближался к финальному обрыву и вот-вот должен был рухнуть в пропасть. Как всегда, это случилось неожиданно, и девочка даже не успела помолиться за благоприятный исход. Дрожа от страха, она полетела вниз.

Дети больше не визжали от восторга, теперь никто не кричал во всем поезде. Стояла абсолютная тишина. Агата захотела обернуться назад, чтобы удостовериться, что кроме нее в поезде кто-то остался, но боялась оторвать взгляд от того, что ожидало её впереди. Или, может, вагонетки неслись с такой скоростью, что звук за ними не поспевал, оставаясь далеко позади.

Последний обрыв, казалось, занял целую вечность. Девочка замерла и перестала дышать, но не от того, что ей было страшно. Скорость, с которой она летела вниз, была настолько огромной, что порыв встречного воздуха больно трепал ей шею и всё лицо, не давая сделать ни одного хотя бы короткого вдоха.

И тем не менее, несмотря на боль, которую ей причинял сильный ветер, Агата держала глаза открытыми. Глазницы высохли, но моргнуть она не могла себе позволить. Лишь иногда, пересиливая ветер, немного прищуривалась, чтобы смочить глаза и дать им немного отдохнуть. Рано или поздно обрыв должен был закончиться, и отважная девочка хотела встретить этот финал с открытыми глазами.

Вместе с этим она обдумывала запасной план побега (ну куда же без него?!). Может быть, стоило проснуться – и все закончится? Агата сосредоточилась, что было мочи, и изо всех сил дала себе команду:

«Просыпайся!» – она буквально закричала в каждую клеточку своего тела.

И тело проснулось. Она почувствовала свои руки и ноги, которыми, однако, не могла пошевелить. Да что там, даже мизинец на руке и тот её не слушался, как ни пыталась она заставить его двигаться. Агата слышала мамино сопение и чувствовала её теплую спину рядышком с нею. Она осязала все вокруг в своей маленькой комнате, но глаза по-прежнему были закрыты, а веки так и не поддались её требованиям. Все потому, что она по-прежнему летела вниз в той вагонетке, и этот страшный сон никак не хотел её отпускать.

Что ж, запасной план провалился, значит, надо идти до конца. Она все ещё летела вниз с открытыми глазами. Благо конец был близок. Поезд действительно догнал отвалившуюся перед этим шпалу, и в водоем они упали вместе.

С огромной скоростью вагонетка нырнула в пруд, идеально разрезая воду без каких-либо брызг. Тот словно проглотил поезд, по нему разошлись два-три неравнодушных круга, и через секунду его поверхность стала идеально гладкой. Обратно поезд не вынырнул.

Агата опять оказалась в той ржавой трубе. Как раз на том самом месте, где надежда покинула её. За секунду до того, как мысли её обнулились. Перед тем, как по ней снова начали стрелять. Она неслась вперед как робот: без надежд и сожалений, без страха и чего бы то ни было вообще в её маленькой детской голове. Все, что было лишним в данный момент, убралось ко всем чертям. Работали только её быстрые ноги. Девочка бежала вперед, автоматически боковым зрением замечая лишь сварочные стыки, оставшиеся от соединения коротких чугунных колец в единую длинную трубу.

Сама того не желая, она стала их считать: один, два, три, четыре…«Я пока ещё жива», – говорила Агата в конце каждого кольца, мечтая дожить до следующего. Интересно, сколько стыков ей осталось преодолеть до конца этой трубы? Теперь эти сварочные кольца завладели всем её вниманием.

Продолжая бежать, она больше не смотрела на ожидавший её впереди выход. Только эти круги, подсвеченные синим светом, расходились у неё в глазах. Цвет кругов становился все ярче, насыщенней, более синим, нестерпимо голубым, а сам тоннель, казалось, как будто стал длиннее.

Агата все бежала вперед, но уже не слышала за спиной выстрелов пуль. Вокруг стало необыкновенно тихо. Внезапно, девочка поняла, что что-то сжимает в левой руке. Стиснув кулак сильнее, она не стала его разжимать, чтобы посмотреть, что это. Что бы там ни было, сейчас для нее это неважно. Она неслась вперед, ни на что более не отвлекаясь.

Синие круги все расходились перед глазами, их стало больше, а тоннель все не кончался. В какой-то момент круги начали появляться настолько часто, что просвета между ними стало не видно, и тоннель превратился в один бесконечно синий коридор, ведущий неизвестно куда.

«А куда я бегу?» – задумалась Агата. И действительно, пока это была обычная ржавая труба у неё была цель добраться до другого конца целой и невредимой, а что теперь? Теперь перед ней был этот синий коридор, пусть в нем тихо и спокойно, но ведь ей надо из него куда-то выбираться рано или поздно.

«Домой!» – вдруг решительно скомандовала Агата, и коридор двинулся ей навстречу.

Синий цвет закончился молниеносно. Сменившись невыносимо ярким белым светом, который также неожиданно растворился, медленно превращая чистое белое небытие в привычную ей гостиную комнату уютного деревянного домика на окраине небольшого провинциального городка. Агата сидела на старом диване. Расслабив руку, она нечаянно выронила пулю, которую так берегла.

На следующий день, после разговора с незнакомцем, Анна проснулась довольно рано, что было очень для нее необычно. Как правило, она открывала глаза уже гораздо после полудня. Потеряв к жизни всякий интерес, из-за своего разбитого сердца, Анна и новый день встречала весьма неохотно.

Даже если солнце давно находилось в зените, а валяться в постели, когда его пробивные лучи практически слепят тебя через занавешенное окошко, – большая наглость для молодой девушки. Даже и тогда она совсем не спешила вставать. Потом ещё около часа юная особа просто лежала в кровати, уставившись пустыми глазами в потолок.

– Вставай, сколько можно валяться, – обеспокоенно говорила ей мама, с которой они жили вместе.

– А зачем? – безучастно отвечала дочь.

Во втором часу дня она все-таки выбиралась из постели, но лишь потому, что от долгого лежания у нее затекала спина.

Ну а в этот раз девушка проснулась около восьми утра и сразу же бодро вскочила с кровати. Первым делом Анна оглядела свою комнату: все было как и всегда, никаких изменений. Единственное, что поменялось – это её собственное настроение. Ей как будто стало легче дышать, и снова появился вкус к жизни.

Была суббота, и мама все ещё спала. Но Анне совсем не хотелось больше подолгу лежать в кровати. Девушка вспомнила, сколько времени она потратила впустую вот так валяясь, и ей стало за себя стыдно. Ну как можно тратить лучшие годы своей жизни на никчёмные переживания?! Теперь, когда она пришла в себя, её душевные страдания казались ей более чем преувеличенными.

Чтобы проверить этот новый, только что сделанный, вывод, Анна подумала о своем бывшем возлюбленном, которого не могла вспоминать без слез последние несколько месяцев. Однако и эта мысль её не зацепила. Симпатия к нему показалась ей чем-то далеким, оставшимся в глубоком прошлом.

Сейчас девушка смотрела на их былые отношения без всякой надежды или тем более обиды, но с некоторой долей иронии. Так смотрит взрослый человек на свою первую школьную или детсадовскую любовь. Этот необходимый тест убедил ее окончательно, что она излечилась, и Анна, стараясь ступать тихо, чтобы не разбудить мать, прошла в ванную комнату.