С заваленной сигнальной мачтой, больше похожий на айсберг, корабль все-таки дошел до военной гавани. Все были спасены. А весной под громкие звуки «Прощания славянки» Иван и Сергей сошли с корабля.

***

Вспоминал Иван нелегкую воинскую службу на флоте, в глубине сердца согревая благодарность своему лучшему другу. На гражданке он повстречал немало прекрасных людей, особенно в храме, где время от времени прислуживал алтарником священнику. И все же Сергей был ему ближе всех приятелей – почти родной. За него Иван постоянно молился Богу, просил Господа помочь другу.

Огромное расстояние отделяло Ивана от Сергея – тысячи километров. Они общались лишь через многостраничные письма. Иван рассказывал, как живет в своем поселке на Тверской земле, о семье, о работе, о церкви. Сергей писал о себе, о родном сибирском городе, трудовых успехах в торговле. А вот о храме умалчивал – видимо, дорогу к нему не нашел. С женитьбой у него все не получалось… Умерли его отец и мать…

Иван все лелеял надежду съездить к другу, которому был обязан самым дорогим – жизнью. Он откладывал в отдельный конверт деньги – несколько процентов от зарплаты шофера. И уже чуть ли не собирал чемодан, как произошло обесценивание денег – грянула разруха начала 90-х годов…

Сергей сообщил, что его обещают взять в очень солидную фирму, где он будет иметь большую зарплату по американским и европейским меркам, что в будущем сможет оплатить Ивану дорогу в оба конца, лишь бы тот к нему приехал, что ему самому «никак не вырваться – неотложные дела». Более того, Сергей предложил другу, если все пойдет по плану, с семьей переселяться к нему – устроит их как нельзя лучше. Это письмо стало последней весточкой от него.

***

Стремительная и беспощадная река времени унесла в прошлое несколько лет. Иван с Божьей помощью снова скопил деньги на поездку и, боясь новых грабительских перемен, начал собираться в дорогу, взяв благословение у настоятеля прихода.

Летней теплой ночью «Икарус» вез Ивана в Москву. Во внутреннем кармане пиджака лежал приобретенный в местной кассе железнодорожный билет и согревал сердце. Но недалеко от столицы случилось непредвиденное – у автобуса прокололось колесо. Иван, посматривая на часы, помогал водителю поставить запаску, только бы не опоздать. «Икарус» тронулся с места, и бывший моряк перекрестился, поблагодарил Бога. Но при въезде в Москву образовался автомобильный затор.

– Далеко ли до ближайшего метро? – не находя себе места, поинтересовался он у водителя.

– Еще очень далеко, быстрее пробку преодолеем, чем туда доберешься.

Иван все чаще припадал взглядом к циферблату и будто пытался придержать стрелки на нем. Но они неутомимо оттикивали время. До отправки поезда оставалось полтора часа. Волнение пассажира все нарастало. А «Икарус» двигался медленнее пешехода. «Господи, за что ты меня караешь?!» – впервые возроптал на Бога Иван. Лишь через полчаса автобус добрался до метро. Путник с тяжелым чемоданом тут же помчался по ступенькам в подземку. Но там его ждала новая неудача – огромные очереди у касс. Иван попробовал протиснуться вперед, умоляя о сочувствии. В ответ посыпался град упреков:

– Мы все спешим!..

– Вот наглец!..

– Что, самый умный?!.

– Понаехали тут!..

Мужчина встал в хвосте равнодушной толпы и снова мысленно спрашивал Бога, за что Он его так наказывает. Мол, у него благие намерения – встретиться с другом, которому, возможно, нужна его помощь. Минут через десять Иван все же купил проездной талон. Он бросился к электропоездам метро. Но к станции, откуда они отходили на Казанский вокзал, предстояло преодолеть целый лабиринт переходов. Неопытный путник, вытирая пот со лба, устремился вперед, но плотная людская лава сковывала его движения. Наконец Иван сел в поезд подземки и в очередной раз прирос глазами к часам. А стрелки на циферблате, словно касаясь острыми концами самого сердца, как безжалостные жала уничтожали последние запасы времени.

Когда Иван выходил, точнее, выбегал из метро, до отправки поезда в далекий сибирский город оставались считанные минуты. Вдруг кто-то уронил ему под ноги сумку. Он задел за нее ногой и упал. Слава Богу, чемодан смягчил удар об асфальт.

– С самого утра уже глаза заливают, – сказала брезгливо некая прохожая.

Но Иван ни на что больше, кроме перрона вдали, не обращал внимания и понесся изо всех сил к нему. До поезда оставалось метров сорок, как перед ним неожиданно нагнулся за уроненной кем-то монетой бомж. Бегун свалился на него. Лежа на человеке, Иван видел, как уходит поезд.

– Нет! – закричал он, и, вскочив на ноги, отошел от противного, вонючего бомжа, раздирая его глазами, в которых заблестели слезы крайнего отчаяния.

– Ваня? – вдруг сказал человек, походивший больше на лохматое, заросшее чудовище.

Его голос Иван узнал бы из миллиона голосов. Это был он – его лучший друг.

– Се-се-сережа? – оцепенев, дрожащим голосом произнес прилично одетый человек бомжу. – Ты… ты… как?..

Иван, приходя в себя, ступил навстречу Сергею. Друзья обнялись. Иван ощущал всем телом вздрагивания Сергея, который, возможно, за много лет впервые прислонился к плечу родного человека.

– Какой-то интеллигент с бомжем обнимается…

– Невиданное зрелище…

– Ха-ха-ха…

– Чего только не увидишь в этой Москве…

Все это слышал Иван. Он согласен был терпеть любые насмешки. Главное, что нашел его – своего друга. Иван мысленно просил у Бога прощения за ропот на Него, за то, что засомневался в Его высшей справедливости.

– Ничего, ничего, Сережа, – наконец смог произнести он. – Ты меня когда-то спас. Теперь я спасу тебя. Все… все будет прекрасно… Не плачь.

– Да… да… Ваня… будет, – говорил Сергей. – А я теперь тоже в Бога поверил, мой дорогой друг. Только Бог мог мне послать тебя… Только Бог…

Тут с подошедшего поезда вышли два моряка, видимо, в отпуск добирались. Иван и Сергей посмотрели на них и сквозь слезы счастливо улыбнулись друг другу.

Городская матушка

Закончивший с отличием семинарию Яков – на вид высокий, крепкий, умеренно подстриженный, довольно приятный молодой человек – начинал свою пастырскую жизнь.  Его в кафедральном соборе города Н. седой митрополит Лев рукоположил в сан диакона, а затем – священника. Юная супруга нового клирика Мария – красивая и миловидная брюнетка – была на седьмом небе. Ее, обыкновенную местную жительницу, все стали вдруг величать матушкой – правой рукой отца Якова. Она, пока муж проходил сорокадневную практику – так называемый сорокауст, посещала богослужения и тешила свое сердце радужными мечтами и планами. Молодой батюшка не переставал радоваться, что Господь дарил ему столь прекрасную любящую спутницу, которая обещала идти за ним в огонь и в воду. Но когда по истечении сорока дней владыка вручил отцу Якову указ о назначении его на приход храма Рождества Пресвятой Богородицы в с. Медвежье, матушка Мария нахмурилась, как сентябрьское небо над головой, и возмутилась:

– Да, я готова была делить с тобой тяготы, лишения, но только здесь, в городе. Ты, Яша, деревенский, тебе такая жизнь привычная, а для меня – это возвращение в средневековье.

– Моя дорогая, я дал присягу перед Богом, что «буду стараться проходить свое служение во всем согласно слову Божию, правилам церковным и указаниям Священноначалия…» – попытался еще раз объяснить особенность своего служения отец Яков.

– Но я ведь не присягала, – тихо молвила Мария. – Я уверенно считала, что ты, батюшка, будешь настоятелем одного из городских храмов. А тут – село.

– Ничего, любимая, привыкнешь, мы же вместе…

Матушка вздохнула и стала собирать вещи, осматривая с грустью просторную четырехкомнатную квартиру, в которой добродушные родители Марии отвели молодому семейству две комнаты.