– Я бухаю, я курю, я доволен, – согласился Томмо, выпуская над собой облако дыма.
– Не много тебе надо.
– Если конкретно, пять бутылок или десяток таких затяжек, – ответил Томмо и сделал очередную. – Осуждаешь? – спросил он, отвечая взглядом в тон. Кир промолчал, не считая его достойным спора. Но Томмо был по натуре благодушен. – Я живу, Кир. Не малыми радостями и большими. Не великим замыслом и не низким. Живу, не делая никому зла. Вот я найду причину подняться, одолею врага, получу премию от правительства и куплю забегаловку, где сяду в углу со стопкой текилы и буду сидеть так же, как сижу сейчас. И когда придешь ко мне ты, я с такой же теплотой в душе, с таким же уютом, какой испытываю сейчас, расскажу тебе, что я выручил всех, как сегодня рассказываю тебе о том, что я остался сидеть в кресле. И как сегодня, через много лет я поднимусь наверх, налью стопку, процежу ее, думая не о прожитом, а о том, какая эта славная стопка, мягкая кровать и добрый, что-то сулящий стук часов, после чего лягу и больше не поднимусь. Таков будет итог мой жизни, и как видишь, я свел все ее подвиги к тому же вечеру, какой настанет, когда я не совершу ни одного подвига. Видишь?
– Вижу, что у вас дурная привычка много рассуждать вместо дела, – раздраженно сказал Кир, утомленный Томмо.
Томмо не откликался, блуждая взглядом в облаке дыма над собой. Глаза его покрылись блестками, и в полутьме отражали смесь красноватого цвета антуража и голубого освещения бара.
– Тут вообще не опасно находиться в измененном состоянии? – поинтересовался Кир.
– Не-ет! – страстно заверил Томмо. – Как видишь, я жив, и жив давно – неплохое достижение для Шайкаци. Туман, похоже, отпугивает всех здешних тварей, но сам до меня добраться не стремится. Черт, да это, возможно, самое безопасное место на всей станции! – захохотал он, осчастливленный этой мыслью.
– Ты почти убедил меня остаться.
– Оставайся! – Томмо сделал рукой широкий жест.
– Я буду знать, куда вернуться. Но пока хотел бы проведать, как живут в Оранжерее. Рейко сказал, ты можешь помочь добраться.
– Собственно, он и сам тебе все рассказал правильно: отсюда тебе нужно продолжать идти по прямой. Единственная черта – это Лабиринт, но там тебе помогут указатели.
– Чего мне ожидать от этого Лабиринта? И кто такой этот Са… Са…
– Сайкева, – подсказал Томмо. – Давным-давно он вышел из дебрей станции к охотникам, чтобы многому научить их и помочь выжить, как в мифах древности. Для них он стал практически полубогом. Говорили, что он не с Шайкаци и это Калам столкнул его в наш мир. Мне Сайкева никогда не рассказывал ничего подобного. Но он, несомненно, стремился узнать о станции как можно больше и был непревзойденным путешественником. Он считал, будто нечто, лишь отчасти принадлежавшее нашей Вселенной, прошло сквозь станцию, сбив ее и увлекая за собой. Он называл это трансцендентным астероидом. Этот астероид проломил мир возле Шайкаци, процарапал борозду в… – Томмо покрутил в воздухе рукой, подыскивая подходящую к теориям Сайкевы терминологию, – ну, скажем, пространственно-временном континууме, куда и вывалилась станция. А теперь ее раздирает притяжение бесконечного числа миров, между которыми она оказалась. И она прилипла к каждому из них, став… так, а вот это я, наверное, не вспомню. А! – сингулярным порогом. Вроде Сайкева был дружен с Ивко…
– Не сомневаюсь.
– Насколько я знаю, Сайкева подумывал осесть у охотников. Но вроде как Ивко убедил его продолжить поиски… чего бы то ни было.
– Было бы похоже на Ивко.
– Ага. Хотя куда он собирался путешествовать, если считал, что Шайкаци – это бесконечный перекресток?
– Ты в это веришь? – спросил Кир. Не то чтобы для него было ценным мнение Томмо, но этот диалог питал его собственные размышления.
– Не, – мотнул головой Томмо. – Ты ж прилетел откуда-то? Тебя же никакой трансцендентный астероид не сбивал. Не сбивал?
– Я, конечно, не готов говорить о трансцендентных предметах уверенно. Но вроде нет.
– Вот видишь. Что за хрень вообще? Ну монстры да, аномалии, что-то в нас врезалось. Но какой, блин, пролом в континууме? Как по мне, в нас врезалась фура межгалактического зоопарка, да и все, – Томмо попробовал в один глоток осушить бокал, но переоценил себя и закашлялся.
Кир видел, что сознание собеседника норовит усесться за самый дальний столик, и поспешил задать более существенные вопросы.
– Так что с Лабиринтом?
– Это был последний поход Сайкевы. Лабиринт начинается в двадцати минутах ходьбы отсюда. Прежде это был ничем не примечательный кусок коридора. Но потом Шайкаци превратилась в сингулярный порог и повороты на этом участке стали вести неизвестно куда. Сперва его исследовали люди из Оранжереи, но после пропажи двоих разведчиков свои попытки прекратили. Хотя те, кто выбирался из Лабиринта, не могли сказать о нем ничего особенного – все тот же тысячу раз размноженный коридор. За дело взялся Сайкева. Раз за разом он входил в Лабиринт. «Ничего», – выходя, отвечал он на все вопросы. Он стал каким-то блаженным: мало говорил, много размышлял. Наконец, после долгих поисков Сайкева обнаружил, что Лабиринт можно пройти и оказаться на другой стороне – в тридцати метрах от входа, все в том же коридоре, оставив ложные повороты позади. Занимает это около часа времени. Сайкева нарисовал стрелки и сам провел первых разведчиков. С тех пор на маршруте никто не пропадал. Но, дав людям то, чего они желали от Лабиринта, Сайкева не успокоился – он продолжал входить в его бесчисленные ответвления, преследуя одному ему известную цель. А может, напротив, лишившись ее. Как-то раз он в задумчивости сидел у меня, пока вдруг не сказал: «Я знаю, что там». Я подумал он слегка не в себе после последнего своего похода и не стал расспрашивать. А может, я был в дурмане и мне было лень. Вскоре Сайкева собрался и ушел в Лабиринт последний раз… В те времена это место еще не назначили для обмена, и охотники возили товары до Оранжереи. Тогда и родилась у них эта присказка: «Да выведет тебя Сайкева».
– Значит, безопасный маршрут, да? – вынес для себя главное Кир.
– Абсолютно, – отсалютовал Томмо опустевшим бокалом. С недоумением он уставился на него и полез под стол.
– Что ж… Я, пожалуй, готов идти. Спасибо за помощь, Томмо.
– Не за что. Как выйдешь, налево, – выглянув из-под стола, Томмо на всякий случай показал направление рукой. Вдруг его остановило какое-то раздумье. – Я только не понял, а зачем тебе идти именно в Оранжерею?
– Есть альтернативы? – поднимаясь, поинтересовался Кир.
– Порт. До него тоже нетрудно добраться, но там тебе скорее помогут.
Кир сел обратно.
– Так. Почему мне скорее помогут в Порту, чем Оранжерее?
Томмо, поколебавшись, отложил поиски и вернулся на место.
– Сколько причин тебе назвать?
– Самой важной хватит.
– Шильнер-Войнова.
– Я все еще иду Оранжерею.
– Шильнер-Войнова – их лидер, – пояснил Томмо. – Раньше возглавляла какой-то второстепенный отдел в лабораториях, а теперь руководит вторым по населению сообществом станции. Ха, думаю, до катастрофы о ней знало меньше людей, чем сейчас! Она причина тех порядков, из-за которых тебе, возможно, лучше попытать счастье в Порту.
– Поконкретнее.
– На станции говорят так: если принять одного жителя Оранжереи за единицу высокомерия, то высокомерия в Оранжерее окажется больше жителей, так как Шильнер-Войнова самая надменная стерва на свете. Она установила там строгие правила. Когда ты станешь для нее бесполезен, она и твоего лица не вспомнит, а бесполезен ты станешь в ту же секунду, как закончишь рассказывать последние новости с большой земли. Нужно будет работать – что справедливо, но из работы, боюсь, тебе смогут предложить только самый дальний зачуханный сторожевой пост, куда жалко ставить даже помощника лаборанта, который, по крайней мере, знает, что делать, когда поблизости появляется Багровое облако и почему нельзя громко разговаривать на маршруте патрулирования 4А. То есть имеет хотя бы мало-мальский опыт жизни на Шайкаци.
