– Что меня ждет? В Оранжерее? – он прокашлялся. – Меня примут?

– Тебя примут, если будешь полезен, – ответил Рейко.

– Вы меня как-то представите?

– У тебя простое имя. Думаю, ты сможешь представиться сам. Или ты предлагаешь нам потратить лишний час, чтобы сказать: «Это Кир»?

Лишь спустя несколько шагов до него добрался смысл этих слов.

– Подожди, какой час? Я думал, мы дойдем до порога Оранжереи! – заволновался Кир.

– Мы дойдем до порога Оранжереи. До крайней точки, куда заходят их патрули. До самого поселения оттуда около часа хода. Мы разгружаем товар, забираем оставленную плату и отбываем, а через некоторое время приходит их отряд. Строгого расписания у нас нет, так что друг с другом мы почти никогда не встречаемся. Думал, Ивко тебе рассказывал об этом.

– Такую мелочь он упустил, – проворчал Кир. – Все больше о мистике и филинах. Ну, знаешь, по-настоящему важные вещи.

– Эй, это важные вещи! – одернул его один из охотников.

– Что ты испугался? – удивился второй. – Часок пройтись по известным коридорам – существенное ли дело?

– Существенное ли? – в голосе Кира звякнул нерв. – Остаться в одиночестве на борту заброшенной станцией – несущественным делом это будет для моей эпитафии, а вот меня оно несколько беспокоит.

Рейко посмотрел на него, но как будто никого не увидел и, поведя пустым взглядом, отвернулся.

Кир смутился: для охотников, обитающих на фронтире, такая прогулка была все равно что поход в ближайший магазин в старой жизни. Он был смешон своими страхами; однако смутило Кира не это – опасения в его положения были естественны. Он вспомнил свои задиристые заявления о том, что он не готов просто выживать, что не согласен с их пассивностью. А теперь возмущается тем, что его оставляют с Шайкаци наедине – с самыми светлыми ее закоулками.

– Ты будешь не один, – прервал его размышления Рейко. – Компанию тебе составит Томмо «Блестят глаза». Он живет в конце Туманной реки и присматривает за товарами. Если захочешь, можешь дождаться с ним патруля Оранжереи.

– Кем бы он ни был, остаться один на один с ним будет лучше, чем со всем миром, – пробормотал Кир.

Белесые воды несли их дальше. В этих волнах взгляд блек, и начинало казаться, что коридор до потолка затоплен влажными клубами. Киру чудилось, что его всего облепило густой дымкой, и он никак не мог избавиться от этого неуютного ощущения, начавшего переползать в душу. Он вновь начал задыхаться, хотя воздух вроде бы проходил свободно, но с этим ему удалось справиться, начав сосредоточенно подсчитывать шаги. Постепенно он впал в странное медитативное состояние, как будто заснув наяву.

Вывески, ряды строгих фонарей, чей свет растворился в призрачной массе, вычурный звонок на шнурке при входе в общество джентльменов, дверь читательского клуба, сменившая обложки, когда они проходили мимо, длинный стол для дегустаций возле кулинарных курсов – все текло вместе с караваном в глубины станции, смывая само их существование, превращая их в духов, которые понемногу растают в сером облаке. Кир был совершенно умиротворен, успокоен и не мог породить ни одной мысли, чтобы вырваться из этой дремы.

В состояние его вмешалась далекая история Туманной реки – на дне Кир заметил странную темную кучу, которую никак не мог разглядеть отчетливо, даже когда прошел рядом. Его интерес заметил Рейко и пояснил:

– Никто так и не убрал его одежду. Его товарищ больше не вернулся, а мы оставили ее лишним напоминанием.

Слова неторопливо затекли в уши Кира. Обстоятельно обдумав их, он обернулся; посмотрел на отдаляющееся тряпье, вспомнил о жертвах тумана. Мысли заворочались в нем, как проржавелый механизм; точно спросонья он оглядел попутчиков. Веки двоих охотников позади были напряжены, а белки стали матовыми – река влияла и на них тоже. Тем не менее, их шаг был ровным и смотрели вперед они твердо. Они умели переносить причуды этой черты. Легче всего это давалось Рейко, чьи глаза шарили по окрестностям; взгляд его цеплялся за объекты, фокусировался; он разбирал их детали, благодаря чему размыкал наваждение и уверенно шел вперед.

– Когда туман разливается так широко, его хватка начинает хорошо ощущаться. Ты держишься?

Кир больше не попадал во власть наваждения и кивнул.

– Он пытается уговорить тебя заснуть – так он охотится, – продолжал Рейко. – Но туман слаб. Он может заставить уснуть крысу, потому что та не понимает его опасности, хотя и чувствует ее, но ни один из людей, кто знал об угрозе тумана, не оставался здесь.

Хотя он научился отгонять студеные пальцы, все же сознание ворочалось в нем с неохотой, а язык немел. То и дело оказываясь на обрыве тени, он не мог даже сказать, сколько прошло времени с тех пор, как они вступили в реку. Если бы кто-то сообщил, что они бредут уже много лет, он бы лишь продолжил безразлично переставлять ноги.

На краски стала наползать серая тень, и Кир подумал, что над ним вновь берет власть морок, но само существование такой мысли было этому опровержением. Он посмотрел вперед и обнаружил, что дальше фонари заканчиваются, а освещение за ними не работает. Только набухало на стене яркое пятно какой-то вывески, обозначая последнюю остановку перед тьмой.

Караван выходил на сушу. Спустя пару минут они выбрались из реки, и туман мог лишь хватать их за ступни сгустившимися в прибое щупальцами, не приносившими беспокойства.

Они вышли на круглую площадь, на которой хаотично были расставлены мягкие диваны и разбросаны уютные подушки. Среди них были расставлены разнообразные торшеры, видимо, испорченные туманом, в свои лучшие дни заползавшим и сюда. О последнем добром часе этого места напоминали разбросанные книги, журналы и приставки, а также множество бутылок, оставленных на полу и раскладных столиках.

Караван поворачивал в здешнее заведение. Внутрь вели широко распахнутые деревянные двери, на которых был вырезан подходящий месту рисунок: вязь клубов дыма, поднимающихся из различных курительных приборов, и ароматов из откупоренных напитков. Над проходом смесью розового и голубого горела вывеска: «Лаунж-зона».

Зачем идти в Оранжерею?

– Привет, Томмо. Глаза все блестят? – спрашивал Рейко в то время как Кир помогал занести на второй этаж последнюю тележку. Как рассказали охотники, туман иногда затекал внутрь ресторана, но сюда не поднимался.

Они оказались в большом помещении, заставленном диванами разных размеров, от совсем коротких, вроде кресел, до длинного языка, загибавшегося вдоль стены. Плавно изгибаясь вокруг столов, в полутьме они напоминали застывшие волны закатного моря. Над ними, подобно солнцу, вставали огромные часы, размазанные в сторону, будто тесто. Маятник их, закрепленный в центре, мерно отсчитывал секунды. Из-за неровной формы казалось, что стрелки должны то ускоряться, то замедляться, чтобы в нужный момент совпасть с делениями, но ход их был ровный, и, преодолевая все изгибы, они уверенно и вовремя подкатывались к полудню.

Единственным источником освещения служил полукруглый бар посреди зала. Неяркие лампы презентовали многочисленные бутылки, большая часть которых пребывала в разной степени опустошенности. Напополам со стаканами ими была заставлена и стойка. Круглые липкие пятна отмечали длительность возлияний вроде древесных колец. Сходную картину можно было наблюдать и на столиках по всему помещению. Обводя его взглядом, Кир увидел, как в темном углу зашевелилась некая масса. Не успел он испугаться, как тень выпрямилась и приняла форму человеческого существа.

– Нет, сегодня только пиво, – отозвалось оно заспанным, но добродушным голосом.

– Кто же расставил эти стопки, Томмо? – На столе перед обитателем «Лаунж-зоны» несколько стекляшек отражали голубоватый свет бара.

– Они всегда наготове, Рейко, – с гордостью пьяницы отозвался тот.

– Пустые, – пригляделся Рейко. – Или уже опустошенные?

– У радушного хозяина только опустошенные, – обиженно сказал Томмо.

– Чтобы называться радушным хозяином, недостаточно угощать себя самого, – заметил Рейко, жестами командуя разгрузкой.