Кир осознал, что ему нечего возразить. Он увидел, точно вспоминая, как Ивор, полный апломба и самоуверенности, входит в этот кабинет, только приведенный в порядок после того, как были загнаны в логова чудовища, сравниться с которыми мог лишь Мясной ангел. Громкий, слушающий себя более других, грезивший чем-то неопределенным, он знал, что эта женщина согласится с ним. Он видел, что она слаба и измучена. Не видел он того, что это была слабость стали, которая все равно оставалась крепче любого человека. И не понимал, какие события могли вызвать усталость в такой личности. Она едва спала с момента Калама, не зная, как можно успокоиться, пока поселение, за которое она считала себя ответственной, не будет защищено, выстроено, накормлено – пока не будет сделана работа. Последнее божество этих мест отдернуло свою жадную лапу от Оранжереи. И пришел этот важный человек. Говоривший о будущем. О множестве людей за собой, которые изгонят чудовищ из коридоров Шайкаци. Уже решивший, сколько должна давать Оранжерея остальным. Ивор ушел оскорбленным.

– Всего в двадцати метрах от нас есть запертая комната, – кажется, Шильнер-Вольнова тоже думала о том дне. – Там родилось то, что мы назвали Разломом Михельсона по имени нашего ученого, изучавшего явление. Это область распадающегося пространства. Прекращения сущего. И она расширяется, Кир. Медленно и неотвратимо. Мы не понимаем механизма этого явления, но опытным путем выяснили, как можно затормозить его. Мы создали там электромагнитные ловушки, благодаря которым Разлом Михельсона растет гораздо медленнее, чем раньше. И все же растет. На Шайкаци есть и другие такие угрозы. Есть аномалии, опасности которых мы еще не осознали. Но мы работаем над этим. Я могу открыть таблицу аномалий, – Шильнер-Вольнова потрясла одной из папок, – и увидеть результаты десятков экспериментов, прогнозы, возможные решения, список опытов. Что бы сделал лидер Порта с явлением, подобным Разлому Михельсона? Пару раз стрельнул бы в него? Вы теперь живете там, Кир, вы знаете, что бы он сделал. Намалевал бы печать, – насмешка цеплялась к этому слову. – А потом еще, когда Разлом стал бы слишком велик. И еще. Пока последний человек не поместил бы последнюю печать у своих ног.

Кир не был согласен с ее пренебрежением. В Оранжерее собрались ученые, руководители лабораторий. Рядовые сотрудники охраны и офисов тоже были встроены в систему исследовательского комплекса. Все знали точно, как нужно подступиться к неизведанному. Кто спасся в терминале? Техники, пилоты, обслуживающий персонал. Они не были глупы и невежественны. Но они были растерянной толпой. У них не было научного центра, чтобы препарировать Разную собаку. Они понятия не имели, как построить электромагнитную ловушку для явления, пожирающего саму суть бытия. Объединив усилия, они могли, к примеру, собрать космический корабль, но это было не главное умение в борьбе с чертой. В черту они могли лишь стрелять. И, так как это начало помогать, продолжали стрелять по сей день.

Но Шильнер-Вольнова не видела причин их различий из-за презрения к Порту. Она вычеркнула этих варваров из своего видения человечества. У нее с коллективом Оранжереи было важное дело, и суета Порта была жужжанием назойливой мухи.

Кир думал, как выразить эти мысли, когда их вновь прервали: в кабинет ввалился запыхавшийся мужчина.

– Тут проблема возникла… – сказал он и замялся.

– Я не поняла вашу паузу, – приподняла бровь Шильнер-Вольнова. – Мне вооружиться ручкой и бежать спасать вас?

– Багровое облако в коридоре 9Б! – выпалил визитер.

– Ах, мне еще надо взять бумагу в качестве щита? – отозвалась она.

– Это…

– Я поняла по тому, что вы вваливаетесь ко мне, что это очень навязчивое облако, – нетерпеливо сказала Шильнер-Вольнова. – Отправьте кого-нибудь за Гарретом и Макимбо, если сомневаетесь в текущей ситуации в других загоняющих. Вводите протокол подготовки к эвакуации для больницы и лабораторий. Я жду детального отчета через полчаса. И рассчитываю, что там будет указано, как вам удалось справиться с кризисом.

Мужчина кивнул и скрылся. К этому моменту Кир понимал, что не сможет изменить мнение Шильнер-Вольновой; он, пожалуй, не был уверен, в чем собирался убедить ее. Идти на поклон к Ивору? Он и сам не считал это правильным. Пойти на какие-то уступки в бартере? Но они, как было сказано, уже давали максимум возможного. Не Шильнер-Вольнову, а Ивора нужно было убеждать. Он должен был смиренно просить разговора с ней. Но, конечно, он этого не сделает. Смиренно? Ивор? Порт раздвигал границы человечества, а Оранжерея сидела на лучших технологиях Шайкаци, спрятавшись за блокпостами и, видимо, просто собираясь протянуть до эвакуации. Так это выглядело от того борта.

– Но что же дальше? – растеряно спросил Кир.

– Дальше, скорее всего, либо человечество здесь вымрет, либо нас все-таки спасут, – ответила Шильнер-Вольнова. Но, конечно, она не могла сдаться и много раз думала о вариантах. Целеустремленность Кира привлекла ее и побудила поделиться. – И все же у этой станции есть шанс на будущее. Здесь, в Оранжерее, мы сохраняем его, аккумулируя знания, анализируя их и, по возможности, устраняя аномалии. Есть способы укрепить его, которыми мы пока не сумели воспользоваться. Нам предстоит наладить путь к любому из реакторов. Не могу не признать усилия Порта в этом направлении. Правда, насколько я знаю, это в первую очередь результат инициативы наиболее разумных командиров, а не Ивора и его цепного пса. Но не будем об этом. Под Оранжереей, эту область мы называем «Плутон», осталась большая часть баков для выращивания мяса. Это снабжение пищей, не зависящее от капризной экосистемы Шайкаци. Лаборатории, где создавались ингредиенты для массы медикаментов. Восстанавливающие камеры, которые к настоящему моменту могли бы спасти десятки жизней. А еще там, внизу, в отделе трансплантологии «Веги», осталось оборудование для клонирования. – Кир стал лишь катализатором ее размышлений, Шильнер-Вольнова говорила задумчиво, не глядя на него. – Это хороший, современный комплекс. Его строили для оперативного восстановления конечностей и органов, но на таких установках теоретически можно вырастить и целого человека. К сожалению, соответствующих специалистов у нас нет. Без них будет крайне трудно произвести настройку, чтобы обеспечить рекомбинацию генов для поддержания в популяции надлежащего разнообразия. Даже начать процесс простого клонирования будет сложно. Однако среди нас есть ученые из смежных областей наук, так что со временем мы, быть может, все-таки освоим эту технологию. Это позволит говорить, если не о процветании, то, по крайней мере, о выживании вида. И, возможно, наших потомков все-таки вытащат отсюда, чтобы они рассказали, с чем может столкнуться человечество в своем путешествии по вселенной. Поэтому, дорогой Кир, на ваш вопрос, касающийся того, что дальше, я отвечу, что дальше у нас много работы, если мы хотим выжить хотя бы как люди. И гораздо больше, если мы хотим выжить, как человечество. Думаю, я уделила вам времени сверх достаточного. Позволите? – жестом она предложила ему покинуть кабинет.

– Последний вопрос, пожалуйста, – попросил Кир, мысль которого тоже работала в течение ее рассказа.

– Вы проделали большой путь для этого разговора. Хорошо, – была милостива к нему Шильнер-Вольнова. – Но следите за минутами.

– Когда вы планируете экспедицию к отделу трансплантологии? До восстанавливающих камер? Вниз, одним словом?

Линия губ Шильнер-Вольновой истончилась. Но взгляд оставался ровным.

– Дата пока не обозначена.

– Потому что такие экспедиции уже были, – понимал Кир. – И кончились плохо.

– Хуже, чем походы к Библиотеке, – спокойно отвечала Шильнер-Вольнова. Она знала, что он предложит и думала над своей реакцией. – Последняя привела на своих плечах такое, что под угрозой оказалась вся Оранжерея.

– Вы сможете крепко захлопнуть за нами дверь, – чувствуя себя, как перед затяжным прыжком, сказал Кир.

– Крепко закрыть не удастся, – не впечатлил Шильнер-Вольнову его настрой. – Вам нужны припасы. И помощь, чтобы дотащить оборудование.