Уже не сбывшаяся ты.
Ещё оплакивать нам нечего
В дождливых числах сентября,
Но всё теплее и доверчивей
Поленья зрелости горят.
И переходит жизнь короткая
В молчанье вечных площадей.
Любовь идёт своей походкою,
И я не прикасаюсь к ней.
Не подхожу к её ласкающей,
Её пьянящей высоте...
Свои стихи пишу пока ещё
И знаю, что совсем не те.
И мысли, мысли, будто узники,
Томятся в каземате чувств.
И звёзд сгоревшие иллюзии
Хранят в себе ночную грусть.
НОСТАЛЬГИЯ
***
В горькие минуты вдохновенья,
От испуга тяжело дыша,
Маленькая лошадь на арене
Делает смешное антраша...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кончен век, трагический и скромный,
Праздник краток. Долгое похмелье.
По земле проносятся метели,
Вырывая прожитое с корнем.
***
Накорми мою душу отборным враньём,
Мой злодей, отравитель и сказочник.
Пусть знамена бесцветные прошлых времён
Разлетятся по осени красочной.
Мой учитель, дрянная сорви-голова,
Ослеплённый осенним орнаментом,
Слушай музыку. Нам ли скупые слова
Подбирать у подножия памяти?
Мы по ветру полотнища дней развернём.
Над землёй наши души полощутся...
Согревает рассветы холодным огнём
Мудрой осени разноголосица.
***
Безумно тяжело дышать —
Кисель тумана.
И умирают неспеша
Воспоминанья.
У памяти границу снов
Взломал рассвет.
И не хватает нужных слов
И силы нет.
Клыками хищного огня
Страшат костры.
Сквозь тишину — не тронь меня —
Кричу — пусти!
Кричу — одно движенье губ —
Бесплотен звук.
На гроб окованный в углу
Похож сундук.
Старуха возле сундука...
Коптит ночник.
Коса белеет, а в руках
Дрожат ключи.
Мгновение — зловещий жар
И холод вещий...
Сундук. распахнут, в нем лежат
Чужие вещи.
Холодный отблеск серебрит
Слой нафталина.
Два знака или две судьбы
На ленте синей.
Перчатки царственный излом
От тонких пальцев
Напомнил мне о годе том,
Что сном казался.
Когда предновогодний снег
В ладонь ложился
За окнами, а значит, вне
Дел и традиций.
И веер верного крыла —
Вершина взлёта!
Такая высота была,
И падал кто-то
То в пьяный омут с головой,
То на колени...
Преемственность была такой
У поколений.
И всё-таки была любовь,
И песни были,
И, вовсе не жалея лбов,
Мы в стены бились
Бетонные.
Их не пробить...
Озноб кинжальный.
Два знака или две судьбы
В руках державных.
***
Теряется снова то в прошлом, то в будущем
Сегодняшний день. Суета, суета...
Всё тише играет вишнёвая дудочка,
Всё что-то неладно, всё что-то не так.
Но старые дворики всё еще помнятся.
Тасую колоду чужих адресов.
Козырная карта — старуха бессонница —
Разводит без устали стрелки часов.
Спокойная жизнь — пропади она пропадом
С таким исчисленьем планид и планет.
Посмертно влюблённый в цветочные шёпоты,
Живет еще призрачный мальчик во мне.
Меня он зовёт и зовёт на окраины,
В полнеба открыв золотые глаза...
И каются где-то угрюмые каины,
Кровавые слёзы украдкой слизав.
***
Мне сегодня чудится,
Будто я — пришелец.
Превратились улицы
В тараканьи щели.
Выбоины скользкие.
Прямо в темя брызжет
Лунными осколками
Мостовой булыжник.
Окна зарешёчены,
Двери заколочены...
Не сойти с обочины —
Что ни шаг — пощёчина.
***
***
Пусть денно и нощно,
угрюмою тайной владея,
брюзжит Заратустра,
скупых и слепых поучая.
Мы — вольные странники.
Знамя нам — знак Водолея,
к изысканной пристани
чёлн мы убогий причалим.
Весёлые бражники,
дети лихих сквернословов,
мы книги читаем
глазами голодной пустыни.
И, кружки с вином опрокинувши,
снова и снова
осколки столетья
мы топчем ногами босыми.
***
Горжусь, упрямый старожил,
Виденьем нежилого дома,
Когда одолевает дрёма
Тупых любителей погрома.
И нет расчета сторожить
Уже столовые ножи...
Уже сосед с отрыжкой сальной
Не потревожит пьяным бредом,
Клянясь и матерью, и дедом
В любви пожизненной соседу...
Такой порядок идеальный
Теперь в квартире коммунальной.
Напоминает старый дом
Покой картинной галереи
Или святилища, скорее,
Где прах столетний мирно реет.
И где читаются с трудом
Страницы трещин от и до.
Но существует парадокс —
И тише, тише разговоры.
И тени бродят, будто воры,
По комнатам и коридорам.
И по углам гундосят в нос,
Что дому уготован снос.
ГОРЬКИЙ КОНФИТЮР
***
Как по мужу вдова,
как по мёртвому мать,
так с надрывом сова
будет ночью кричать.
Будет в крике ночном
вековая тоска.
О несчастье ничьём
будет этот рассказ.
О забытой судьбе
не сове начинать.
Будет ветер не петь,