Давай на удачу поставим
Последний, единственный грош.
Заказаны дальние страны
И к ближним едва ли дойдешь.
И всё-таки в звуках сомненья
Великое есть обновленье!
***
Уже проспали мы
удачный бой.
Надежды нет
на крепостные стены.
На части раздирают наш покой
шакальи пасти
с огненною пеной.
Какое завтра
нас преобразит?
Какой пророк
укажет путь к спасенью?
Спокойный мир
благополучно спит
и радостные видит
сновиденья.
Но рок судьбы
бросает на весы
тяжелый груз
разбуженного гнева.
Смертелен смрад
распоротого чрева,
необратимы
гибели часы.
Пощады нет.
Мир обернулся бездной.
Прощенья нет,
спасенье мир проспал...
Уже сжимает
хваткою железной
беспечный город —
огненный Ваал.
***
Андрею Сахарову
Родина!
Возьми меня, я твой.
Всё твое: и ненависть, и зависть...
Разве виноваты мы с тобой,
Что судьба такая нам досталась?
Было дело, что грехи таить,
Не расскажет хроника намёков,
Как ходили пасынки твои
Умирать в постылое далёко.
А шуты пророчили тебя
Дуракам-царевичам в невесты,
И ходила ты среди любав
По рязаням недопетой песней.
За твоё святое «прикажи»
Молодцы себе ломали шею,
А тебя хотели задушить
По ночам бессмертные кащеи.
Но в глухие, смутные часы
Пасынки, побитые и злые,
Из несчастья, не жалея сил,
На горбу тебя же выносили!
***
Когда из грота алеутских гор
В пустыню света изгоняют душу,
То цепь не цепь, и мор уже не мор,
Отныне — бренный раб вольноотпущен.
Отныне слово имет глубину
И не рисовка жест перстов отныне.
Но жизнь минуя, отчий кров минув,
Пророк у капищ разорённых стынет.
Ему неведом жизненный искус.
И на вопросы больше нет ответов...
Так горечи неистребимый вкус
Всему, всему дает избыток света.
***
Кружение и суета,
И посвист дудок деревянных.
И астры солнечные вянут,
Сомкнув прозрачные уста.
И в боли моцартовых нот
Растёт высокое движенье.
Блаженен мир и мы блаженны,
Пока сомненье в нас живёт.
Покуда истины судьбы
Не принимаем мы на веру.
И на невольничьих галерах
Мы вольными умеем быть
***
И Моцарта любил Сальери,
Но вероломен злой язык...
И пересуды поползли
В открытые для правды двери.
И привидения кругом
Мерещились бессильной плоти,
И грянул Реквиема гром,
Оглохнув на высокой ноте.
И гениальною рукой
Презреньем свой бокал наполнил.
И в перебранке колокольной
Желанный приобрёл покой.
Умерьте справедливый пыл,
В чужие слабости поверьте...
Несправедливый суд толпы
Со смертью путает бессмертье.
***
Самообманом истины больны,
Им не поможет пресловутый лекарь...
Широкоглазы идеалы века,
Тупоголовы идолы войны.
Нас дразнит Бог
Соблазнами небес...
Душа — сомненье —
Я иду к тебе...
***
Сдаюсь на милость побеждённых.
Созвездий выставлен конвой.
И грозовые батальоны
Небес осенних подо мной.
Веди, безумная стихия, .
Меня на свой высокий суд!
И ношей легкою стихи я
С собой на плаху понесу.
ГОРОДСКОЙ НАТЮРМОРТ
***
Э.С.
Мы воруем и верим. И врём.
И храним, и скупимся, и дарим.
Меж ворья мы ворами слывём.
И отраву влюблённости варим.
Путь наш прост — просто нету пути,
Что ни шаг — тупики и заборы.
И душа наша — детище вздора,
Безысходность мечты во плоти.
Кто же мы? Мудрецы, простаки,
Чужеземцы земли сокровенной?
Или просто жуки-светляки,
Что мерцают во мраке Вселенной?
***
Скорое время.
Скорбные даты.
Мне бы со всеми
Только не спятить.
Серое время.
Света в полглаза.
Мне воскресенье
В месяц — три раза...
Первая смена,
Встать до рассвета...
Сорное семя?
Чистого нету!
***
Слизь осенних щедрот
Город выхаркал глоткой проспекта.
На ходу пешеход
Копошится в измятых газетах.
Перевыполнен план
Девятьсот девяностого года...
Хлопок полностью сдан...
Повышается благо народа...
Тошнотворно дождит,
Ерунды повышая давленье.
Натыкаюсь на щит
С пожелтевшим бельмом объявленья:
«Нынче будет концерт».
Будут танцы, и шуры, и муры
В образцовом дворце
Образцовой рабочей культуры.
Негр в пролёте окна
Исступлённо насилует скрипку.
И трепещет она,
Золотою прикинувшись рыбкой.
***
У потаскух торжественный приём.
Тела потеют в лихорадке страсти.
В губной помаде яйца педераста
Во мгле мерцают красным фонарем.
Кастрат, лесбийской верностью иссушен,
Мякину искушения жуёт.
Любовь пьянит настойкою конюшен...
Сегодня казнь. Сегодня мой черед!
***
В четвертом, пятом и шестом —
В.неисчислимом измеренье,
Лежу бесформенным пластом,
Бунтарь и пасынок смиренный.
И недоумок, и пророк
