Если бы могла, расхохоталась бы. А к волокуну претензий больше не имею, парень прав: разбитой посуде скорая медицинская помощь, как ни крути, не полагается.

Но это я встряла так встряла… Я — котёл! Абсурдность ситуации сработала как первоклассная анестезия с антидепрессантом вприкуску, но спокойно наслаждаться открывшемся мне безумием мешала всё нарастающая боль, мне даже показалось, что трещина в боку ширится. А что будет, если котёл развалится? Напрашивающееся предположение мне категорически не понравилось.

Определённо, надо что-то предпринять, причём незамедлительно, иначе у меня все шансы дождаться болевого шока. Вопрос — что? Как объяснить, что мне нужен срочный ремонт? И не сдадут ли одержимую утварь в утиль?

Наверное, для начала стоит выползти из щели, в которую меня задвинул волокун. Говорить не могу, зато двигаться у меня получалось. Вроде бы. Я дёрнулась, вложив в усилие всё своё желание выбраться, представила, будто рывком стаю на ноги, и — о чудо! — кладовка пошатнулась. То есть это я качнулась. Но с места не сдвинулась. Тьфу! Как же больно… А если попробовать наклониться на бок? Или стоит раскачаться, как на качелях? Раз-два, вперёд-назад, раз-два, покатились. Металл заскрежетал по каменному полу.

Звук получился резким, неприятным, громким. Я прислушалась, ожидая, что на грохот явится волокун или мальчишка, но прошла минута, другая, в кладовку никто не заглянул.

Ладно, катимся дальше. Я дёрнулась, накренилась. И-и-и раз! Рассчитывать силы я ещё не научилась. Или проход оказался слишком узким. Точно, это проход виноват. Я вмазалась в стеллаж. Загрохотало так, что предыдущий скрежет показался пугливым шёпотом. Посыпались ступки, инструменты, какие-то мешочки… Я начисто снесла две полки.

Бока коснулась остужающая прохлада. Могла б, зажмурилась от удовольствия — я кое-как развернулась к бронзовому горшку трещиной. Боль не отступила, но притихла.

Интересно…

Я отчётливо ощущала, что горшок бездушный, всего лишь сплав меди и олова, металлов, которые вполне сгодятся на заплатку.

Резко дёрнувшись, я смогла полностью завалиться на бок. А вот дальше… Дальше я неуклюже ворочалась, давя черепки разбитой глиняной посуды, пока не притиснула горшок к боковой стенке стеллажа. Ещё небольшое усилие, и горшок закатился-таки в горловину котла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ням.

Откуда я знала, что делать?

Я стремительно впитывала бронзу, горшок на глазах уменьшался в размерах, а трещина затягивалась. Боль наконец стихла, и до меня дошло, что прямо сейчас я доедаю горшок. Я. Доедаю. Горшок. Мать моя шоколадка. А с другой стороны — ведь на пользу же пошло и ощущения интересные. Там, где горшок прислоняется ко дну котла, бронза чуть ли не по молекулам отделяется от горшка и растворяется в стенках котла. Приятно… И сытно.

Когда от горшка остался один ободок, я поняла, что объелась. Бронза ещё растекалась по телу, на меня напала сонливость. Кладовка меркла, будто я смотрела на мир сквозь полуопущенные ресницы. Могла бы, я бы всласть зевнула. Мир окончательно погас, я уснула, а невнятный бубунёж убаюкивал.

— Зря сюда сброшен, он стал хорошим, господину мы поможем.

Шепелявый голос ввинчивался в сознание, из убаюкивающего превратился в зудение настырного комара.

Под непрекращающийся бубнёж я окончательно проснулась.

Интересно, сколько я спала?

Надо мной причитал давешний подросток с радугой на голове. Высоко подняв свечу, мальчишка причитал, рассматривая учинённый мной беспорядок. Хм… Свеча. Получается, в кладовке темно? А почему я отчётливо вижу даже пыль в щелях? Впрочем, с тем же успехом я могу спросить, почему я разумная утварь.

Послышались шаги.

— Какого демона?!

А вот и злющий волокун.

— Господин…, — подросток схватился за край котла с таким видом, будто боялся, что меня у него отберут, и он собирался защищаться.

Ощущать его хватку на себе было довольно необычно, но не неприятно. А ещё я поняла, что могу начать поглощать попавшие внутрь пальцы. Хм… Делать ничего подобного я не, разумеется, не собиралась. Но сам факт! Может, я никогда в здравом уме и не захотела бы переродиться в котёл, однако любопытно же… Кажется, я всё-таки псих.

Волокун обозрел разрушения, на скулах заиграли желваки.

— Януш, ты что устроил? — спросил он обманчиво спокойно, его тон морозил, и даже мне слегка не по себе стало.

Подросток надул впалые щёки:

— Котелок надо накормить, котелок будет варить.

— Янущ!

Подросток вздрогнул и замолчал.

— Ты прокрался сюда, без моего разрешения, устроил беспорядок. Испорченной таэры тебе было мало?

Подросток ещё больше нахохлился, сжался:

— Господин несправедлив!

— Неужели?! — взбеленился волокун. — На выход!

Не дожидаясь реакции парнишки, он схватил его за воротник и поволок к двери. Мальчик вяло вырывался, но по-настоящему не брыкался:

— Хороший же, он хороший…

Послышались удаляющиеся шаги.

Я задумалась.

Господин, он же волокун, не воспринимал слова подопечного всерьёз. Признаться, я бы тоже ворчливое бурчание всерьёз не восприняла, если бы подросток не сказал чётко и ясно — котелок нужно накормить. Януш что-то знает? А что? Когда я переродилась в котёл именно он был рядом, и именно он устроил бум, из-за которого я треснула.

Слишком мало информации.

К тому же… И мальчик, и волокун были одеты весьма странно. Чего только стоит жабо, украшавшее ворот рубашки. Обстановка необычная. Я, например, никогда не видела, чтобы потолок отделывали ноздреватым серым камнем с фиолетовыми вкраплениями. Я даже камня никогда такого не видела. И что такое «таэра», упомянутая господином?

В кладовке ответов не найти, а дверь так соблазнительно открыта… Разве удобнее шанс представится? Я прислушалась к ощущениям. В целом выспалась, хотя не отказалась бы подремать ещё, трещина почти не беспокоит, а вот голод гонит на разведку.

В конце концов, я всего лишь котёл. Отбросив сомнения, я выкатилась в коридор.

Так-так… Круглая площадка, по периметру двери и первое препятствие — лестница, ведущая наверх. Можно начать с дверей, но закрыть за собой я их не смогу. Оставлять столь явный след своих похождений — оно мне надо?

Я сделала по площадки круг, приноравливаясь к новому телу, и закатилась на первую ступень. Сила тяжести тотчас повлекла меня вниз, и я неизбежно кувыркнулась обратно.

Грохот.

Испугавшись, я торопливо укатилась обратно в кладовку и притихла ровно там, где меня оставили — в груде обломков. Однако испугалась я напрасно — ни волокун, ни Януш не появились. И я рискнула повторить попытку. Только теперь я умная и знаю, что останавливаться на лестнице ни в коем случае нельзя, надо обязательно исхитриться добраться до вершины за один присест.

Я откатилась к стене, сосредоточилась. Рывок. На площадке мне даже удалось взять небольшой разгон. Первая ступенька, вторая. Выступы били в бока. Игнорируя, я забиралась всё выше. Со счёта я сбилась на седьмой-восьмой ступеньке.

Пространство мучительно вращалось. Пол сменял потолок, я одновременно видела и ступеньки, которые преодолеваю, и подножие лестницы, и верхнюю площадку. Я преодолела две трети, три четверти… С каждым поворотом продолжать подъём становилось всё труднее.

Я сцепила несуществующие зубы. Рывок, ещё рывок. Я перевалила за последнюю ступеньку и выкатилась в застланный паласом просторный зал. Сверху, я чуть по привычке не решила, что над головой, висела хрустальная люстра. Розовато-бежевый потолок украшал лепной орнамент. Вдоль стены тянулся светло-коралловый диван. В углу вокруг столика теснились того же цвета кресла. Центр зала занимала парадная лестница. Но моё внимание привлекли зеркала. Их было два, в тяжёлых резных рамах, они захватывали пространство от пола до потолка. Повешенные напротив, они создавали причудливый зеркальный коридор.