- Чего-чего. Мастак откинулся. Теперь все его врата перерисовывать будут. Ладно - на моём участке только одни. А коли много? Люди же путаться станут. Непорядок.
- А...мастаки, это те, кто рисует?
- Нет, пляшут. Ты вообще откуда такой свежий выискался? Без печати. Ладно, посидишь у нас до завтра. Там комиссию соберём и определим призвание.
- Как определите?
- Как-как - по радужке. Как будто... А, ну да, - полицейский сочувственно мотнул головой, - Если мастак - рисовать будешь, воин - к нам или на рубежи, если серый - потенциал нации трудом крепить. От каждого - по способности. Каждому - по статусу.
Комната с решётками на окнах, в которой заперли Мишу, больше походила на номер в гостинице. Заправленная постель, что-то типа герани с розовой шапкой на подоконнике, столик с графином воды. Ему даже принесли ужин, так что чувствовал он себя почти комфортно. Красочная улица шумела своим многоголосьем прямо за занавеской, и Миша долго смотрел на неё, пока не надоело. Оставалось всё же понять, хорошо быть в этом мире мастаком или не очень. И вообще понять, нравится ли ему этот мир.
- Миш! - стук в окно прервал размышления.
Та самая девчушка, которой он дал печенье. Из его мира. А он... Он даже имени её не спросил.
- Да.
- Твой рюкзак. Тут я это... посмотрела. Но кроме печенья ничего не взяла.
- И мелки?
- Ага. Тут. Я за них и толкую. Если портал нарисуешь на стене - выберешься.
Выбраться. Как он сам-то де дошёл до этой светлой мысли? Сметливая пигалица оказалась куда практичнее экономиста-недоучки. В своих силах он был уверен, а город... он ведь его уже рисовал, рисовал вот совсем недавно, так что следы краски, наверное, ещё были видны на оставленной у портала рабочей куртке.
- Дай только баллончики и ... беги на площадь, я скоро.
Энтузиазм охватил пожаром. До этого Эпштейн вёл себя, словно ватный, подчиняясь полицейскому на автопилоте, подчиняясь просто потому, что был к этому привычен, всегда доверял внутренним органам и подсознательно ждал от них лишь гуманизма и справедливости. А теперь он внезапно понял, что надо бежать и именно побег, это "ослушание крайней степени", может стать единственным, что позволит ему остаться самим собой. Ведь соберут завтра комиссию, поставят диагноз и всё - отцифруют и приставят куда-нибудь писать порталы, пока не встретишь глубокую старость с кисточкой в руках, прикованный к своему последнему переходу. Убедившись, что за ним никто не подсматривает, Мишка уже привычными мазками создал на девственно чистой стене контур. В контур он вписал уже виденные дома под черепицей и покрытые изразцами тротуары, запомнившиеся с одного взгляда красочные переходы. Только в одном месте возникла заминка - Мишка минут восемь прикидывал, какого же оттенка должна быть в лучах заходящего солнца штукатурка той стены, которая осталась чистой после исчезновения портала после смерти мастака. Пару раз пришлось ретушировать, но, наконец, портал ожил.
Мишка уже, наверное, успел к этому моменту привыкнуть к тому, что его картины "живые". Поэтому он отнёсся к случившемуся по-будничному - аккуратно собрал все до последней крошки мелки с покрывала кровати и перекинул ноги на другую сторону. Погостили - пора и честь знать. Провести ночь в КПЗ, хоть и гостиничного типа, уже не хотелось.
Девочка, которую, как оказалось, звали Настей, была уже тут. Миша ещё не успел оглядеться, как она уже дёрнула его за рукав и резко потащила в сторону.
- Давай отсюда. Тебя ж ловить будут, увидев проход.
Мишка и сам понимал, что будут. Казавшийся почти добродушным местный страж закона мог, осерчав на побег, показать при розыске сбежавшего и высокий профессионализм. Чем чреваты мастакам побеги Эпштейн не знал, но уж что его точно идентифицируют именно как художника, сомнений не оставалось.
Переходов через пять, когда, казалось, их можно было уже найти разве что по наводке сотового, Настя с недетской серьёзностью посмотрела снизу вверх на Михаила:
- Я помогла тебе. Ты поможешь мне. Так?
Отказать было невозможно. Да Миша и не собирался отказываться. Он только хотел уточнить для себя пару вопросов, чтобы потом... чтобы потом быть в полном распоряжении своей маленькой спасительницы.
- Ты мне только мастаков покажи. А потом зайдём куда в кафешку. Есть тут кафе?
- Есть. А мастаков - да вон они, в двух кварталах. Только сильно не таращься.
Миша повернулся в указанном направлении, да так и замер. Стена длинного дома, на окнах которого ещё не было занавесок, а у подъезда скамеек, расписывалась. Расписывала её, как сказали бы у Миши на родине, "бригада". Сразу несколько живописцев в ряд создавали Врата. Каждый из них, сверяясь с маленькой картинкой, не более открытки, переносил её на стену. Парочка наиболее шустрых, уже закончила работу и на "рабочем месте" отсутствовала, а их порталы успешно функционировали. Маленький кудрявый мастак, чей портал "ожил" буквально на глазах, брезгливо снимал с себя штуку, которую раньше Миша видел в руках у "взявшего" его полицейского.
- Кто нарисовал - до завтра свободны. А остальным - миска супа, чтоб не умерли, и куковать тут до рассвета.
- А ты откуда...
- Насмотрелась.
Кафе они нашли неподалёку. Маленькая ростовчанка за две недели успела прекрасно освоиться в городе. Миша заказал еду. Больше, правда, для Насти, чем для себя. Ему-то есть не хотелось, а вот девочка принялась уписывать обычные салатики с аппетитом, которому позавидовал бы даже Робин-Бобин Барабек. Рубли здесь, как и предполагал Миша, брали. Про другие валюты спрашивать он не решился, боясь в очередной раз попасть впросак.
- Я тоже нарисовала, - вымолвила Настя, как только её "червячок" был "заморен". У меня раньше так никогда не выходило, а тут... У нас же лицензии нет, обычно в карандаше в тетрадке что...
