Нашёлся Мишка сам. Утром в четверг, когда вечно бодрый Юрасик, не теряющий надежды даже на эшафоте, изводил телефонными звонками всех известных ему лицензированных и не очень графитчиков. С полицией он перетёр ещё в среду, но, распрощавшись с двумя бутылками "Арарата", не добился от них ничего вразумительного. Среди трупов и задержанных Мишаню никто не зафиксировал.

   - Влад, я дома. Подскочи, как сможешь. И Юрасика с собой возьми.

   От сердца отлегло. Жив - это главное. А остальное... Раз зовёт, значит, есть что сказать.

   - Ты на этюдах у Юрасика, если что, был. Мы тебя отмазали, так что с тебя причитается.

   - В курсе. Меня тут уже просветили. Только... впрочем, придёшь, всё сам услышишь. А за то, что мои не волновались вам с Лёхой отдельное сянькью. Так когда ждать?

   Прикинув, что и как, договорились на вечер. Идти ко мне Мишка не захотел категорически. Мол, тут история интересная и для родных, а два раза одно и то же пересказывать настроения нет. Это балало Юрасик может и по сотому кругу со всё новыми и новыми подробностями загибать, а у него ораторское искусство так не развито. Что ж, вольному - воля. Вечером были, как штык, запасшись нежными пирожными для Софьи Марковны и огромным пакетом чипсов для всех остальных.

   Встречал нас, на удивление, не Мишка и даже не его бабушка. Встречал нас глава семьи, дядя Арон, как мы с детства привыкли называть этого грузного в очках мужчину.

   - Пгоходите, пгоходите, только вас и ждём, - указал он нам на Мишкину комнату и сам, не дожидаясь нашей реакции, сразу же тяжело затопал туда.

   - Чего это он? - спросил Юрасик и глазами указал в спину удалившемуся Эпштейну старшему. Так немногословен тот никогда не был. Обычно, прежде чем добраться до дислокации друга, приходилось выкладывать тысячу мелочей, включая гастрономические предпочтения двоюродных бабок.

   Оставалось только пожать плечами и по персидским коврам проследовать к Мишке. Там уже сидели все: Софья Марковна, мать Михаила, дядя Арон, и, конечно же, сам "пропаданец". Он устроился по-турецки на любимой тахте, а к его боку прижималась худенькая русоволосая девчушка лет десяти с колючим взглядом.

   - Ну, вот и вы, наконец-то, - кивнул Мишка и указал нам на свободные стулья.

   - А чё, без нас совсем никак? На вот, лопай от пуза. И подружку угости! - Юрасик протянул чипсы на тахту.

   - Ты как, будешь? - трепетно, словно сидящее рядом с ним существо было из фарфора, осведомился у девочки Мишка и положил чипсы рядом с ней

   Я в свою очередь передал пирожные Софье Марковне, и она тут же упорхнула на кухню, пообещав заварить для всех настоящего индийского.

   - Начнём помаленьку, - после небольшого откашливания взял слово виновник всей этой уже тогда казавшейся странноватой истории, и мы непроизвольно притихли. После трёхдневного отсутствия он казался тем же и в то же время каким-то другим. Словно резко повзрослел лет на десять.

   Мишка никогда не был хорошим рассказчиком, но сегодня его речь звучала как-то особенно. Или это нам просто казалось так, потому что в то, что он нам поведал в последующие часы, верилось слабо. Между тем, то, что он не лжёт, было очевидно. Врать с такими подробностями не смог бы даже Юрасик. И мы чувствовали это, понимали какой-то пятой точкой и от понимания впитывали каждое его слово, словно Моисеевы заповеди на десяти скрижалях.

   А началось всё ещё месяца два назад, когда навалился на нашего друга весенний депресняк, и захотелось ему создать такое граффити, которое бы было солнечным и ясным, в котором бы хотелось жить. Запасшись самыми яркими красками, он отправился к Большой Китайской, да, к той стене завода, возле которой мы с Юрасиком позавчера искали его хладный труп, и, дав волю чувствам, изобразил на ней первобытный лес с выходом на пляж. Яркий, сочный, живой. Вдалеке нарисовал условную фигурку стегозавра, а вблизи... а вблизи он схематично набросал свой автопортрет, словно он входит в тот мир, входит, но ещё не вошёл, одна нога за порогом. И тут... мир ожил. Как такое получилось, Мишка не знал. Да, порой рисунки оживали, превращаясь в порталы, но это было где-то и у кого-то. Оттого и действовал запрет на рисование крупных полотен и строгое лицензирование живописной деятельности. А с нашим Мойшей подобное случилось здесь и сейчас, и он стоял возле стены, не веря в свой успех, свой триумф, не веря, что он, оказывается, тоже может. А потом... потом в нём взыграла жажда странствий, которая жива в каждом мальчишке, будь ему пять или все сорок. Мишка... шагнул в портал.

   Первое, что он почувствовал, была застрявшая правая нога. Весь вышел, а нога - там. "Как на картинке", - отметил он мимолётно про себя и, раз уж ему не удалось продефилировать по мезозойскому пляжу, решил хотя бы насладиться окрестностями. И всё было бы ничего, если б не пустяк: им же нарисованный стегозавр отчего-то решил осведомится, что это за новый объект занесло на его охотничью территорию. Экскурсию пришлось резко прервать, мало того, сматываться пришлось буквально из-под носа ящерицы-переростка. На счастье, недорисованная нога позволила втянуть себя обратно. Отдышавшись после стресса, Мишка забрызгал весь свой первый портал из баллончика: мало ли кому придёт в голову отправиться по его следам. Закончить свои дни в компании монстра юрского периода он не пожелал бы даже врагу.

   Второй портал получился у него так же неожиданно, как и первый. Получился, наверное, потому, что в тот день стресс накрыл Мишку уж слишком резко, накрыл, едва тот, и так весь на нервах, вернулся домой со своего эконома. И причиной стресса, как ни странно, оказалась его глубокоуважаемая бабушка, которая вдруг решила, что мальчику пора жениться.

   - Вот у Фельдманов какая хорошая девочка растёт. Яночка. И симпатичная к тому же.

   Мишка Яну Фельдман не знал, да и знать не хотел. Нет, ну где это видано в двадцать первом веке кто-то ещё продолжает вовсю играть в игру "Без меня меня женили"! Мало того, что он вместо любимого дела постигает экономическую теорию и основы финмониторинга, от которых его тошнит и воротит, так теперь за него уже и невесту выбрали. А ведь он свою бабушку знал, знал, что если той что втемяшится - обязательно доведёт до логического конца. И девичья грудь размера не меньше пятого теперь ему гарантирована, как презент за хорошую учёбу. Впрочем, спорить и доказывать своё мнение этим вечером было выше Мишкиных сил и возможностей. Оттого он под благовидным предлогом слинял из дома и, чтобы успокоить нервы, на стене забора расформированного ракетного училища принялся изображать лес у Сиухи, тот лес, где они всей семьёй любили искать грибы по выходным в летний период. Он хорошо помнил опушку и оттого рисовал её сочно и чётко, прописывая и ручей, водопадом низвергавшийся в теснину оврага, и бетонную трубу, лежащую там ещё со времени советских колхозов, и место парковки, на котором редко можно было найти менее трёх авто.