– Это то зачем? – возмутился Берия.

– Пропаганда. По кающейся голове не бьют, это гасит запал агрессии – причём очень успешно. Но конечно же, огульно применять нельзя, но точечно… Когда-то американское ФБР прихватили за яйца и начали их усиленно сжимать журналисты – за тёмные делишки. Те в ответ начали сами себя разоблачать ещё больше, выдумали подставное лицо и через него сливали информацию о своих делах, а потом публично каялись. Результат превзошёл все ожидания – народ быстренько перегорел, как можно обличать того, кто сам себя обличает? Правильно, это уже неинтересно и не пахнет духом приключений и протеста, а значит, можно расходиться. Это уже не интересно и злиться уже не хочется. Тогда как непризнание вины до последнего – всё больше и больше разжигает ненависть. Так, какие за вашим ведомством водятся грешки?

– Думаю, ты лучше меня знаешь, – хмуро буркнул Берия.

– Примерно. Того же товарища Вавилова, который недавно был оправдан по всем статьям, и товарища Королёва уже выпустили, но можно за них покаяться публично, а так же ещё за горстку хороших людей, ну а потом публично выпороть тех, кто против них дела сфабриковал. Не сильно, просто перевести куда-нибудь подальше, во Владивосток, например, или в Находку, с повышением в должности. Но сообщить, конечно же, что привлечены к строгой дисциплинарной. Свалить всю вину на конкретный подотдел НКВД, который ради раскрываемости, без следствия принял первую попавшуюся кляузу за чистую монету. Таких дел ещё много – достаточно взять не самые скандальные, просто обыкновенные. Народ любит законность. Народ любит оправдательные приговоры.

– Это я и без тебя знаю, – отрезал Берия, – мы делаем иначе. И до сих пор никаких проблем не возникало.

– Знаю, – я с умным видом тут же ответил, словно говорил с несмышлёнышем, – знаю, знаю. Если надо – шлёпнуть, кого не надо – тоже может быть, на каждого имеется досье, небось уже и на меня собрали… Всё знаю, даже то, чего вы сами не знаете, – хмыкнул я, – Лаврентий Павлович, это грубо, топорно и мелко. Примитивно. Это уровень маленького второразрядного государства, которое может удерживать власть над народом только крайними, радикальными мерами. Потерявшего идеологический, нравственный и пропагандистский контроль, и пытающийся сохранить хотя бы контроль силовой. Победа во второй мировой поставила СССР на один уровень со странами первой величины, по праву сильного. Но… методы управления, методы построения системы, всё это осталось гипертрофированными в масштабе методами и системами маленького, отчаянно борющегося за признание, государства. Просто раздутые в масштабах. Поэтому я и пытаюсь убедить вас начать фундаментальные сдвиги в направлении того, каким вы хотите видеть советский союз. И оставить эти методы, которыми вы пользуетесь, для всяких Гондурасов и Ботсван с Ливиями и Турциями. В конце концов, это всё оказывается взаимосвязано, но не напрямую, – я налил себе вина, отпил, горло першило, – если у вас в стране есть большая поддержка, вам не страшна ни критика отдельных личностей, ни политические оппоненты. Вы можете их просто проигнорировать. Моська не станет сильнее, если лает на слона. Если слон на каждую моську бросается, то он боится. Он боится, что его моська сожрёт, значит не так уж и силён этот слон. Разве не так? – я вздёрнул бровь, – если у вас есть политическое понимание, хитрость, прозорливость, развитые методы управления и пропаганды, вы не допускаете развития опасных для себя ситуаций. Неопасные либо контролируете, либо игнорируете – сами пройдут, как простуда. Следовательно, чем хуже из вас политик – тем больше вы реагируете на каждую мелочь. И попадаете в бесконечный порочный круг – грубые и примитивные методы решения проблем препятствуют возникновению политических и дипломатических навыков, отсутствие этих навыков – не оставляет вам никаких других способов решения внутренних и внешних политических проблем, кроме как грубо ударить по противнику. Более того, вы не можете вовремя отслеживать зарождение оных проблем и пресекать их развитие, можете только дождаться, когда они встанут в полный рост – а потом давить их репрессиями. У вас просто нет другого выхода, – я развёл руками, – разве не так?

Я думаю, мало вообще кто в лицо Берии может осмелиться сказать подобное. Он мрачнел и мрачнел по мере того, как я говорил.

– Ты критикуешь советскую власть? – спросил он с вызовом.

– Именно. А что вы хотели, чтобы все ваши действия, в том числе и те, которые привели к тотальной разрухе всего того, что вы так долго строили, воспринимались на ура? – я вздёрнул бровь, – не дождётесь, Лаврентий Павлович. Будьте реалистом. Но я, наверное, не должен винить вас в том, что у вас отсутствует эта самая политическая прозорливость. Вам негде было её выработать, несмотря на то, как бурно кипят подковёрные интриги – это мелкий пшик, по сравнению с тем, что нужно. Последние решения товарища Сталина в отношении некоторых личностей даже говорят о том, что он начал менять стратегию поведения и вместо репрессий предпочёл кадровые перестановки.

– Так, хорошо, – Берия с видимым усилием воли успокоился, – ладно, давай по порядку. Что именно не так, скажи коротко и ясно, почему ты так яростно защищаешь свою идею телеконференций и прочего?

– Потому что государству нужен новый принцип построения государственной власти. Основанный на довольно мягкой пропаганде, доверии к главе государства, а так же одобрению его политики. Проистекающей не из лозунгов и примитива, а из последовательно, шаг за шагом, составленного мнения о государстве у среднестатистического гражданина. Старые принципы не позволят советскому союзу на равных конкурировать в геополитической борьбе с равными ему по силе странами, и говорить с ними с позиции не только военной силы, но и силы политической и экономической. Максимум – технологической, как это пытались сделать последующие главы советского государства, но и это лидерство было быстро утрачено.

– Конечно, это звучит красиво, но как нам удерживать власть на местах? – удивился Берия, – если ты не в курсе – то у нас действительно плохо обстоит дело с уверенностью власти на местах, в республиках. Многие переметнулись на сторону немцев, если ты не знал.

– Посмотрите на окружение главы государства! Молотов, Каганович, кто ещё там? Тупые, исполнительные, лишённые политической воли, жополизы. Собрав вокруг себя такую свиту, товарищ Сталин потом ещё удивляется, а чего это потом всё разрушилось, развалилось и было втоптано в грязь, даже его имя, сразу же после его смерти. Мгновенно. Ей богу, вы как маленькие. Творите лютую, несусветную дичь с полной уверенностью, что это нормально, а потом удивляетесь, что вас за это сто раз прокляли и посчитали едва ли не хуже гитлера и его оккупационных войск. Пф, – я недовольно сел за своё кресло, – в общем так, товарищ нарком, хотите строить великую и сильную державу – я вам помогу в этом. Хотите устроить помесь дикого, четверосортного диктаторского гондураса с великим лидером и толпой бесхарактерных испуганных жополизов вокруг, постоянными репрессиями недовольных, угрозами в адрес всего мира, и перспективой существования ровно до того момента, когда диктатор умрёт – я отсюда смотаю удочки, – я даже с некоторой строгостью посмотрел на удивлённого Берию.

– Эй, что это ты вдруг, – он удивился, даже опешил, – мы говорили о телевидении, а ты вдруг…

– Всё это связано. Мои способности дают мне власть создать нечто за пределами возможностей всего остального человечества. Вряд ли вы это пока осознали, но это так. Слабое государство, ищущее финансовый подсос к кому-нибудь или чему-нибудь не сумеет реализовать и десятой доли моих реальных возможностей. Или вы думали, что создать парочку контейнеров с сахаром или телевизорами – это всё, что я могу?

– Ну нет, конечно.

– Стоимость некоторых металлов в сотни раз превышает золото, – я понизил голос, чувствуя важность момента, – Наноматериалы с наноструктуорй стоят целое состояние даже в масштабах государства, и позволяют вытворять такие вещи, которые вы иначе как чудом назвать вряд ли сможете. Прочность их может в тысячи раз превышать сталь, а свойства меняться далеко за пределами разумного. Возможности человечества ограничены рентабельностью материалов и продуктов – редкостью многих металлов на планете, сложностью и дороговизной синтеза. Я могу игнорировать порог рентабельности и даже сам факт ограниченности ресурса. Они для меня – пустой звук, – я слегка поднялся над столом, – Я и есть ваш билет в будущий мир, где вы можете стать лидером. Но чтобы воспользоваться этим билетом – нужно быть государством первой величины. И не только по размеру и силе армии, но и по политической и экономической силе, культуре. И я буду давить на вас всеми силами, чтобы вы создали такое государство и сами стали такими лидерами, которые сумеют создать страну, способную стать мировым лидером на долгие годы и века вперёд, – я сел и снова понизил голос, ибо что-то распалился, – но путь этот неблизок. И сейчас у вас ситуация как в маленькой нищей стране будущего. Каком-нибудь Гондурасе или Турции. И ваши методы, которые кажутся вам крепкой и сильной властью, циничной и радикальной – не более чем грубая, топорная политика маленькой, бедной страны. Я же пытаюсь всеми силами сделать из того, что есть – могучую державу, способную на равных не только военно, но и политически, и экономически, и технологически, и даже морально, конкурировать с другими странами. На идеологию мне похер – тут вы правы, моя идея – это не абстрактная победа абстрактного теоретического коммунизма, а вполне представимое, вполне осуществимое, практически испытанное и проверенное, светлое будущее. Состоящее из технологического превосходства, мощной политической структуры и эффективной пропаганды. Хотите делать его вместе со мной – вперёд. Будем обсуждать, говорить, изучать, анализировать, искать методы, пути, цели, и двигаться в этих направлениях. Не хотите – мешать вам я не буду. Но лучше сказать сразу, чтобы нам не пришлось в будущем спорить.