– Господь да смилуется над вами.

Район, известный как Динконер, находился на самой западной окраине Альдена, однако, несмотря на удаленность от центра, не был бедным районом. Дома здесь были хороши и опрятны, улицы аккуратно вымощены, имелись фонтаны и скверы. В Динконере, помимо саун с девушками, горожане могли найти дорогие гостиницы, игорные дома, лавки перекупщиков, букмекерские и наемнические конторы, представительства альтернативных торговых компаний. Всё это было искусно оформлено приличными фасадами и вывесками, так что бы городовая стража могла отвлечься без особых усилий. Особенно красиво здесь было поздними вечерами, когда зажигались созвездия уличных фонарей, а в сотнях окон подсвечивались пестрые шторы. Огромное количество денег тысячей ручейков стекалось в Динконер со всей столицы, оседая в карманах искусных дельцов, предлагающих альденцам самый изысканный отдых, какой можно было найти в пределах империи.

Трёхцентовая улица, была одной из беднейших в Динконере, находясь на самом краю и тупиком упираясь в городскую стену. В её начале шумел жутчайший кабак, куда не стоило заходить с деньгами и без ножа; чуть дальше прозябала нищенствующая лавка старьевщика; а еще дальше, напротив древнего жилого барака, висела приличная, выкрашенная дорогой бордовой краской вывеска с надписью "Цирюльня Ормана".

Аполлос, зайдя в дверь под нею, тут же столкнулся с хозяином, который сейчас пребывал в одиночестве. Орман оказался человеком средних лет, чей орлиный профиль и чёрная борода выдавали в нем уроженца юго-запада, возможно даже с мегалийскими корнями. Лицо его было зло и подозрительно, страха он не выказывал.

– Вы Орман? – спросил Аполлос.

– Я к вашим услугам. Хотите постричься?

Инквизитор дал стражнику знак выйти за дверь, и, как только тот удалился, с размаху ударил цирюльника в лицо. Тот успел немного уйти от удара, поэтому пришлось нанести еще несколько ударов справа и слева, прежде чем Орман оказался сбит с ног и окровавлен.

– Что вы делаете? – спросил он лежа на полу и с удивлением глядя на свою блестящую от крови руку.

– Я тебя бью, подонок. – проговорил Аполлос. Ему захотелось вообще убить цирюльника на месте, потому что его недоумение виделось сейчас наглой ложью и двуличием. Детектив припал коленом ему на грудь и занёс руку для еще одного удара.

–Не надо… -вскрикнул Орман, выставляя вперед ладони. – Я со всем согласен. Я все подпишу…

Аполлос презрительно сплюнул и, взяв Ормана одной рукой за грудки, поднял его на ноги.

Как только Ормана доставили в Управление, он сразу, миновав камеру и без всякого промедления, оказался в зале дознания. Прежде чем задать какие-либо вопросы, Аполлос распорядился усадить детоубийцу на иудин стул, и через минуту в коридоре изолятора зазвучал сдавленный крик боли, перешедший в непрекращающиеся стоны. Острая пирамида, оказавшаяся сиденьем детоубийцы, вошла в него дюйма на три, доставляя непрерывные и, как хотел доктор Харратс, интенсивные страдания.

Аполлос некоторое время наблюдал за цирюльником, который, сидя на жуткой конструкции со связанными за спиной руками, мотал головой и непрерывно стонал. Убедившись, что детоубийце действительно плохо, инквизитор заговорил:

– Я думаю, ты сейчас испытываешь именно то, что должен чувствовать человек, выдирающий детей из чрева их матери. Не могу сказать, что я доволен… Но так в самом деле лучше. А теперь расскажи, из какой именно сауны к тебе приходили женщины, как много, скольких детей ты успел убить. Отвечай…

– Я. .. Не могу… – срываясь на рыдания взвыл Орман. Аполлос вздохнул и дал дознавателю знак, что бы тот снял цирюльника с пирамиды. Арестованный оказался на коленях, с текущей по бёдрам кровью.

– Так лучше? Отвечай, из какой сауны к тебе приходили, кто приходил, как часто…

– Да из какой, я их не спрашивал. – сквозь слёзы ответил Орман, его трясло мелкой дрожью. – Мне платили, я делал. Это давно уже было… Я отошел от дел.

– Еще раз солжешь мне, и снова вернешься на свой трон. Когда ты убил последнего ребёнка? !

– Последнее прерывание… Недели две назад. Не помню… Там не из сауны девка была, какая-то то ли прачка, то ли кухарка. Я просто выполнил один заказ, и всё. Я не занимаюсь этим больше.

– Одного заказа достаточно, что бы тебя повесили, подонок. До этого случая, когда убивал последний раз?

– Да не помню я… Еще в том году, осенью. Богом клян…

Аполлос не выдержал и размашисто ударил Ормана, опрокидывая на пол. Тот закашлялся, сплюнул кровью. Аполлос присел рядом на корточки.

– Не поминай Имя Божие! Почему они перестали ходить? Сауна закрылась, появился другой ублюдок вроде тебя?

– Нет, никто не появился. Я бы знал, если бы в нашем районе… Они просто перестали делать аборты. И не закрылись, конечно, сауны работают… Перестаньте меня мучить, я все расскажу. Я прошу вас… Всё, что знаю.

– А вот это уже интересно. Удиви меня.

По указанию инквизитора, дознаватель развязал цирюльнику руки, и тот, отдышавшись, заговорил:

– У меня бесплатное обслуживание в саунах Малышки Мардж. Была даже девочка… которая нравилась. Так вот она исчезла, и не только она. Стали пропадать девушки, вместо них постоянно берут новых. Большая текучка, а к новеньким еще привыкнуть надо, да они и не умеют ничего, некоторые даже стесняются. Новенькие хуже… Я так думаю, что пропадают обрюхаченные. Может их убивают, или что с ними делают, этого я не знаю. Разбирайтесь с Марч, если хотите. Вот все, что я знаю…

4. Сауны Мардж.

Обедать Аполлос отправился в трапезную, где питались практически все служители и работники управления, от горничных, до генерал-агентов. Вышло так, что детектив пришел уже в одну из последних смен, когда с кухни подавали последние порции, и именно в это же время пришел обедать Барроумор.

Комиссар выглядел мрачнее обычного, от усталости или каких-то тяжелых размышлений, но как бы то ни было, Аполлос рискнул составить ему компанию и, поприветствовав, присел с ним за один стол.

– Что там у тебя? – поинтересовался Кастор, разламывая ломоть хлеба и отправляя огромный его кусок в рот.

– Всё не так плохо… Сегодня произвел два ареста, с практически доказанной виной. – и далее в течении пяти минут Аполлос рассказал старшему инквизитору о своих приключениях за первую половину дня, и о том, что удалось в итоге узнать.

– А что с Паттон? Нашли что-нибудь?

– Так точно. Среди изъятых вчера у неё на кухне веществ была обнаружена интересная приправа. Наши химики опознали в ней анабэль, это такая…

– Я знаю, что такое анабэль. Госпожа Паттон не дура, однако это противозаконно, добавлять в еду дурь. Ей светит конфискация лавки, и пожизненный запрет на работу содержание других заведений. Но во всем этом есть одна проблема. Ты арестовал трёх человек и раскрыл сразу два дела, но преступления всех троих лежат вне нашей подследственности. Как только ты представишь материалы арбитру, он передаст их в магистратуру, и лично тебе никакой с этого выгоды. С другой стороны, проблем у тебя тоже не будет, никто теперь тебя не упрекнет в том, что ты арестовал Паттон слишком поспешно.

– Но, брат Кастор… Следствие еще не закончено. Не ясно что там с сауной, и куда пропадают девушки.

– Во-первых, тебе не нужно делать чужую работу. Приобщи всю информацию к делу, и арбитр сам все передаст по подследственности. Во-вторых, мы не можем держать людей в нашем изоляторе, если они даже не подозреваются в осуществлении духовной угрозы. Изолятор консистории, это не городская каталажка. Если передержишь их, это тебе припомнят на заседании коллегии. В-третьих, ты можешь нажить себе большие неприятности, если со своим рвением нарушишь какие-то договоренности между городскими властями и… хозяевами Динконера. Ты не знаешь, какого рода сотрудничество имеет место, и вполне возможно, что в магистратуре уже знают о том, что происходит в саунах. И о твоем цирюльнике, конечно, они тоже знают. Теперь им придется его вздёрнуть, на это они еще пойдут, но поверь, никто не обрадуется, если ты высветишь куда более влиятельных лиц.