1.

Прибытие.

Бесконечная качка, душное тепло и тусклый мерцающий свет лампы. За окном проплывает колючая путаница обнаженных тёмных ветвей. Пахнет прелым мужским потом.

Таково было долгое зимнее путешествие на юг Остермарка. Зловещего вида чёрный дормез, коптящий печной трубой, спешно катился вперед, влекомый шестёркой лошадей.

В заднем просторном отсеке, приспособленном для эскорта, ехало четверо.

– Дрегмори. – неуверенно произнёс молодой парень, обладающий волевыми, даже жестокими чертами лица: выдающиеся скулы, тонкая изломанная линия губ.

– Было… – сонно ответил его товарищ, сидящий напротив. Он запрокинул голову назад и, казалось, дремал.

– В пекло! – зло прошипел первый. – Сколько ещё здесь болтаться?

– Ты должен спокойно переносить путешествия. Болтаться, так или иначе, нам придётся годами. – горько усмехнулся товарищ.

– К этому нас не готовили.

– Привыкай… Главное в этом деле, не следить за временем и расстоянием. Просто свыкнись.

Впрочем, путь был уже близок к завершению. Часа через три дормез обогнул густой осинник и оказался в виду крупной деревни, в которой исчезала ухабистая проселочная дорога. Под небом, низко нависающим грязно-серыми лохмотьями, жались к земле соломенные крыши, побеленные снегом. Примерно с пол сотни дворов. В десятке мест тянулись размазанные по ветру дымные струйки. Народа было не видно, похоже, все укрылись по домам.

Чёрная повозка проехала до перекрестка, находившегося в самом центре поселения и там уже остановилась.

Сборре, одна из деревень Остермарка, в юго-восточной его части, никогда и ничем не выделялась из тысяч других таких же, и интересна была разве что собственным жителям. До Шелвика, ближайшего города, отсюда было более двухсот стадий, а стадий ещё через сто пятьдесят пролегала уже граница Северной Империи с Синестолом. Народ здесь по преимуществу занимался хлебопашеством и свиноводством, что и было самым обычным родом деятельности в этом регионе.

Первыми высыпали наружу четверо воинов из заднего отделения дормеза. Двое молодых интернов, игравших по дороге в города, приняли сейчас же весьма серьезный вид, как и подобало представителям инквизиции. Вооружены они были мечами, что уже подчеркивало их статус. Эти ребята прибыли из Хартленда, самой центральной части Империи, и теперь должны были участвовать в операции вместе с комиссаром.

Ещё двое воинов, так же носивших на себе признаки сего мрачного ведомства, были гораздо старше, имели окладистые бороды и держались несколько свободнее, словно приехав в свои родные пенаты. Это были сентинелы, прикомандированные в Шелвике. Вооружены они были короткими алебардами, соответственно своей невысокой должности. В отличие от интернов, представители местной инквизиции своё участие в операции воспринимали только как служебную необходимость и особенной серьезности не проявляли. Они смотрели вокруг с каким-то небрежным спокойствием, предвкушая только хороший отдых после длительного путешествия.

Из главного отделения дормеза, где, собственно, путешествовали оба агента инквизиции, никто не выходил, очевидно, в ожидании встречи со стороны представителей поселения.

– Не так уж здесь холодно, – проговорил хмуро озираясь интерн с жестоким лицом. – Зачем только и топили.

– Не удивительно. – ответил ему товарищ, приметный тем, что решился отпустить бородку с усами, которая впрочем, не слишком хорошо у него росла. – Зимы в этих краях короткие и мягкие. А ещё немного южнее и снега не бывает.

– Чем южнее, тем больше хаоса и безумия, никогда об этом не думал. Почему на севере не бывает настоящих ересей? Там по природе все подчинено порядку и правилам. Человек волей не волей приучен к дисциплине и распорядку. А вот вам пожалуйте, зимы толком нет, готовиться к ней и не нужно. Не нужно думать о будущем, о неминуемой расплате за безделье и нерадение. Это же человек и к вечности применяет.

Преемства от предков тоже не будет. На севере если не научишься жить как жили поколения до тебя, то пожалуй и не выживешь. А здесь что? Предок спал под деревом, а этот захотел и в кустах подремал. Разницы нет. Как здесь вообще можно говорить о духовной жизни?

– Ты сильно утрируешь, Аполлос. – усмехнулся товарищ с бородкой. – По-твоему и у пустынников духовной жизни не было?

– В пустыне, брат Натан, то же, что зимой, жизнь тяжела, и нужно если не трудиться, то по крайней мере себя сильно ограничивать. А я тебе толкую про вольготную южную жизнь, когда еды и питья в изобилии даже без особых стараний, и ничто тебя не принуждает к порядку. От этого и рождаются ереси, от неги и праздности. – уже горячась продолжил Аполлос.

– Уверен, и у южной жизни есть свои темные стороны. Надо быть лучше знакомым со спецификой. – пожал плечами Натан.

– И знакомиться нечего. Юг породил чудовище Мегалона, иридийскую схизму и все восточные секты. Сама история подтверждает то, о чем я говорю.

– А Мистерион? Неужели он благополучнее Юга?

– Мистерион не знает Евангелия. А Юг Евангелие не только узнал, но и изучил достаточно, что бы извратить. – возразил Аполлос.

В это время к дормезу прибыли представители деревни, осчастливленной визитом инквизиции. Первым шёл голова: высокий долговязый старик с поднятыми сутулыми плечами. Его напряженное угрюмое лицо выделялось кустистыми бровями и длинными усами по-казацки. Этнически и культурно население этой местности было родственно славянам Синестола, и выглядело соответственно.

За головой спешно семенил щуплый мужичонка, вида весьма нервного, но как и голова, одетый вполне добротно, что выдавало в нем принадлежность к сельской элите, насколько можно её так характеризовать. Это был ближайший заместитель головы, и, естественно его родственник, а именно зять. Звали этого человека Проскуром.

Третьим шёл кургузый и плешивый шинкарь, с лицом явно выдающим винное пристрастие. По роду своей деятельности, шинкарь на селе всегда принадлежал к классу весьма уважаемому. Этого звали Устином.

Ну и замыкал эту компанию какой-то паренек, очевидно, бывший здесь на посылках. На глупом деревенском лице его можно было прочесть и страх, и восхищение, и жгучее любопытство. Страшно сказать: сама инквизиция пожаловала. Огромная, похожая на страшный черный гроб повозка, с облепленными грязью гербами, жестяной печной трубой вроде кривого гриба, дорожным инструментом на подвеске, представлялась приехавшей из самых захватывающих мрачных легенд.

При приближении селян кучер, уже осмотревший лошадей и упряжь, деликатно постучал в переднюю дверцу дормеза. Наконец, наружу вышли главные лица инквизиционной комиссии. Начальником ее был майор-агент комиссар Кастор Барроумор. Собственно имя его было легендарным везде, где слышали о всемогущей инквизиции. Истребитель оборотней Вестера, уничтожитель алхиманов в Альдене, искоренитель родноверия, герой экспедиции в Мистерион, старший ревизор коллегии собственной безопасности инквизиции. Он был единственным выжившим в нескольких инцидентах, никто не знал ни о каких его ранениях, и по слухам комиссар Кастор был вовсе неуязвим. У простого обывателя слава его вызывала даже мистический страх, едва ли не больший, чем страх перед самой нечистью которую Кастор так беспощадно выжигал.

Комиссар был среднего роста и широк в плечах, на ногах стоял крепко, как стоит на своей земле хозяин. Лицо его было чисто выбрито, и имело несколько хищный орлиный профиль. Выражение на лице застыло откровенно злое и внимательное, словно Кастор постоянно целился для точного удара, куда бы ни посмотрел. Чёрные блестящие волосы, облегающие голову, были туго стянуты в длинный хвост.

Облачен комиссар был в долгополый кожаный сюртук, который был достаточно плотен, что бы послужить в качестве лёгкого доспеха. Широкая бордовая лента с приколотым на ней орденом, означала должность комиссара инквизиции.