– Вы, Алексей Петрович, настоящий друг.
Ну, насчет друга я не знаю, он мне годится в сыновья. А деньги Леха неизменно отдает в расчет. Я сообразил не сразу, зачем ему так срочно требуется эта тысяча средь бела дня. А когда понял, давать не перестал. Он все равно достанет.
Сегодня мне особенно не нравится его лицо. Бледно-зеленое, как шляпка несъедобного гриба. И взгляд отсутствует. Бывает, люди смотрят мимо или сквозь тебя. А Леха никуда не смотрит. При широко открытых, даже чуть навыкате, глазах.
Конечно же, он не вернулся через час. В шесть я пошел отпрашиваться к бригадиру. Звучит смешно: Паша моложе лет на двадцать и чинно обращается ко мне по имени и отчеству, на «вы». И остальные парни тоже. Когда я поступил к ним год назад, они смотрели на меня с ухмылкой. Кис дядька в кабинете, уткнувшись в монитор, а тут вдруг вздумал ставить окна. Я слышал в первый день, как Пашка сказал кому-то за моей спиной:
– Ну, интель, блин.
Однако вскоре, увидев, как я поднимаюсь без одышки на шестой этаж, они переменили свое мнение. К тому же, как мне кажется, им интересно иногда со мной поговорить. А я очень горжусь, что смог освоить профессию монтажника и вкалываю с молодыми крепкими парнями наравне. Еще бы получить разряд промышленного альпиниста, как у Пашки, чтобы работать с внешней стороны высотки. Висеть на тросе вдоль отвесной – чем не скала? – стены.
Женщина-осень
В солнечный день здесь воздух золотистый, вернее, золотисто-дымный. С пряным, чуть горьковатым привкусом. Этому есть простое объяснение – торф тлеет на болотах. И все-таки сентябрьский свет особенный, прощальный, как очарование осенней женщины, вокруг которой гаснет тонкий аромат. Одна такая мне знакома. Я вижу ее сверху, когда она идет к маршрутке, и иногда лицом к лицу встречаюсь на земле. У нее нежные веснушки. И волосы с красным отливом. Цвета упругих веточек кустарника, заполонившего болота и давшего название этому месту – Краснолесье.
Сегодня, собираясь уходить, я тоже ее видел: она шла быстрым шагом, почти бежала к детскому саду во дворе соседней шестнадцатиэтажки. Скоро она оттуда выйдет с девочкой лет четырех-пяти.
Они гуляют иногда по краю леса или вдоль ручья. Я их там как-то встретил в конце лета. Они стояли у воды. Женщина-осень пыталась изготовить лодку: проткнула ножиком бересту, вставила в дырку прутик – мачту для паруса из золотисто-бурого листка. Но ничего хорошего не получилось. Центр тяжести был не на месте, и лодка запрокидывалась набок.
Осень заметила, что я за ними наблюдаю. И когда я спросил: «Хотите, сделаю кораблик?» – ответила согласием, нисколько не смутившись, что вмешался посторонний.
Из вздыбленного земляного кома торчала чудом уцелевшая сосенка. Я отломил кусок коры, сделал отверстие, установил парус-листок и отдал Осени.
– Пусть ваша дочка пустит.
Она взяла кораблик у меня из рук.
– Спасибо. Лизанька, держи.
И уточнила:
– Лиза – моя внучка.
Кораблик понесло течением, но вскоре он застрял среди коряг, торчавших из воды. Мы вместе вызволили его из затора.
Осень тогда сказала:
– Я слышала, что скоро речку заберут в трубу. Так жаль.
Сегодня, выезжая с нашей стройки, я видел, как прямо из-под носа у моих знакомых улизнул автобус. Остановился и предложил их подвезти. Осень обрадовалась:
– Вот здорово, а то мы опоздаем на фигурное катание.
Я принял у нее из рук рюкзак, коньки в чехле. Лизу устроил сзади на подушке и пристегнул ремнем. Детского кресла, к сожалению, в моей машине не было. А вот подушка у меня осталась еще от Люси. Она любила подремать в пути, усевшись боком и подложив что-нибудь мягкое под щеку.
Лиза сидела тихо, видно, стеснялась постороннего, потом спросила что-то шепотом у Осени, и та ответила вполголоса.
А я думал о том, что с радостью бы забирал из сада и возил по детским надобностям внучку или внука. Однако внуков мне, наверно, еще долго не дождаться. Да и родиться они могут где угодно – в Москве, в Париже, в Монреале.
Моя жена Алена эмигрировала из провинции в столицу в тот год, когда дочь Даша оканчивала школу. Единственный был в этом плюс: дочь поступила в МГУ. На старших курсах начала работать в московском офисе французской фирмы, где познакомилась со своим будущим супругом Леоном Жапризо. Детьми обзаводиться они не собираются, во всяком случае, пока.
Я не в обиде на жену. Она ведь не скрывала, что уходит от меня и собирается вновь замуж не по большой любви. С моим преемником Алена познакомилась в Хорватии, куда ее и Дашу я отправил отдохнуть перед одиннадцатым классом. Когда Алене стал оказывать знаки внимания недавно овдовевший московский служащий, она вступила с ним в игру сначала лишь из склонности к бесцельному, ни к чему не обязывающему флирту. Но вскоре выяснилось, что его намерения серьезны. Они с ним месяц перезванивались, и, наконец, он сделал предложение моей жене: сменить двухкомнатный отсек в провинциальном мегаполисе на двухсотметровые столичные апартаменты. Плюс все сопутствующие бонусы.
Алена стала обсуждать со мной, как поступить:
– Если ты скажешь: я тебя не отпускаю, я не поеду никуда, клянусь!
Помимо всего прочего она еще хотела перевалить на меня тяжесть выбора. Но это было слишком. Пусть я сказал бы ей: «Останься, никому тебя не отдам!». Она, наверное, была бы польщена, но вскоре бы кусала локти из-за упущенных возможностей. Да и зачем кривить душой – трудно жить с женщиной, с которой нет согласия ни по одному вопросу: как тратить деньги, где отдыхать, как строить отношения с дочерью.
Я промолчал. Пускай свой выбор делает сама. Тогда жена, не выдержав, взмолилась:
– Лешенька, ну, отпусти меня, пожалуйста! Ну, отпусти!
Конечно же, я отпустил. Как можно отказать женщине!
Теперь у нее тоже есть возможность наблюдать жизнь сверху, из элитного гнезда на западе Москвы. Если, конечно, она находит время выглянуть в окно в короткий промежуток между разговорами по телефону, а может, и по двум. В нашей совместной жизни она всегда ходила по квартире с двумя трубками в карманах – мобильной и домашней, выхватывая ту или другую, как девушка ковбоя выдергивает заткнутый за пояс кольт.
Я высадил своих прелестных пассажирок у входа на каток. Время еще позволяло, и я помог им отнести рюкзак до раздевалки. Осень излишне горячо благодарила.
Ее зовут Анастасией.
Я стал ловить себя на том, что думаю о ней. Не так, как о других знакомых женщинах. Я представлял, что вижу ее тонкий силуэт в своем пустующем окне.
Предложение, от которого можно отказаться
В семь тридцать я был у здания правительства, которое в народе когда-то называли «член КПСС». Обкомовская башня, как возбужденный пенис, торчала в небе на фоне низкой поросли других построек. Теперь вокруг взошли другие башни, ландшафт переменился, как, впрочем, и фольклор.
Взяв пропуск и возносясь в бесшумном лифте на двенадцатый этаж, я думал: если встречу Андреева вне кабинета, могу и не узнать. Никак не удавалось мысленно представить его лицо. Он был так называемой шпионской внешности: вроде бы знаешь человека, но если вдруг попросят составить фоторобот, не сможешь вспомнить ни одной детали. Среднего роста, среднего телосложения. Сизые волосы и сизые глаза. Типичный представитель нынешнего клана, сменившего чиновников эпохи перемен. Те, как и главные наши лица, все были разные. Один – гигант под потолок, другой – интеллектуал с коварным птичьим профилем, а третий – лысый колобок. Но это так, реплика в сторону.
Я не успел войти в приемную, как среднестатистический министр сам вышел мне навстречу из открытой двери кабинета, протягивая руку. Мы поздоровались. На этот раз он обошелся безо всяких предисловий:
– Освободилось место редактора «Недели». Мы можем вас рекомендовать.
– А куда делся главный наш, Виктор Степаныч?
– Ушел по собственному желанию. Будет учить студентов в университете.
Этого я не знал. Давно не перезванивался с бывшими коллегами. Что могло вынудить Степаныча уйти? В целом он вписывался в нынешний формат, хотя и тосковал по временам так называемой свободы слова. Возможно, погорел на заголовках. Придумывать их он умел. Когда губернаторов еще выбирали, назвал один из материалов «Куликовская битва»: кандидат Куликов был главным претендентом на губернаторское кресло, он и выиграл выборы. Недавно я купил нашу газету, и первое, что там увидел, – заголовок «Кремлевское назначение». Речь шла о только что вступившем в должность директоре фармацевтического холдинга по фамилии Кремлев. Шанс обыграть это Степаныч упустить не смог, что, вероятно, стоило ему должности.