То время стало сплошным открытием. Из неуверенной мечтательной девушки, Женя становилась кем-то, кем всегда хотела быть. Она начала жить.

Она играла каждый четверг и субботу, ночи напролет, дни напролет. Так прошла зима. Долгая мучительная сибирская зима, начинающаяся еще в октябре и заканчивающаяся только в апреле. От незамерзающего Енисея тихо зловеще струится пар, будто ядовитый газ, с виду безвредный, но так неторопливо он стелется, что замечаешь подвох. А из заводских труб, цепью сковавших город, поднимаются тяжелые клубы дыма, лихо закрученные в самые удивительные спирали. И так безветренно, и застывший мороз повсюду. И каждый будний день Женя едет от конечной до конечной остановки в заледеневшем автобусе в университет, проделывает на окне кружок ладонью, чтобы можно было наблюдать за застывшим городом. Лунка замерзает спустя минуту, и она проделывает операцию снова. Ведь кто-то поселился здесь когда-то давно? Зачем? Почему? Здесь нужно выживать, мысли об этом никогда не покидают. Но в тот год зима пролетела для неё по щелчку пальца.

По началу, она жила от игры до игры. Каждый приход к Максу был для неё стрессом, сердце бешено колотилось. Да и Бог с ним. Хуже всего – она отчаянно краснела, наливалась спелым яблоком, и ничего не могла с этим поделать. Ее демонстративно не пускали за стол. Она приходила раньше, но были те, кто просто никуда не уходил, и, завидев ее, свистел во весь рот, остальные подлетали и рассаживались вокруг стола, пытаясь занять свободные стулья. Красная от смущения, она подходила к столу, надевала наушники, включала музыку, чтобы не слышать насмешки, и ждала своей очереди.

– Дело не в том, что ты девушка, – говорил ей Макс, а она была единственной девушкой за столом, – здесь люди делятся на тех, кто приходит поиграть, и тех, кто играет. Чувствуешь разницу? Ты пришла играть, и они видят это. Так они принимают тебя в компанию.

Она кивала Максу, внимая совету старшего брата, и продолжала терпеть грязные шуточки сексистского характера.

– Почему ты так одеваешься? – кричал один из них, да так громко, что все оборачивали головы.

– Да! Словно заморыш, какой-то, – поддакивал другой. – Сними ты эту кепку и свою толстовку. Оденься сексуально, покажи грудь. Ты должна выглядеть как супермодель, это же твой козырь.

– Да было бы ей, что показывать.

Однажды у нее прорезался голос, она сама не поняла, как это произошло. Лица уже примелькались, и она стала чувствовать себя в своей тарелке.

– Хочешь увидеть голые сиськи, иди в стрипбар. – Выкрикивала она одному.

– Я просто не хочу выделяться на вашем фоне, парни. Уж слишком большая пропасть будет между нами. – Отвечала другому.

Отношение к ней менялось, к ней стали привыкать. Ее все еще называли птенчиком, как назвал в первый день Макс, но теперь уже для нее держали стул.

Те, кто играл постоянно, делились на две группы: выходцы из онлайн покер румов, все не старше двадцати пяти, студенты или выпускники физтеха или мехмата, небрежный вид, одна и та же одежда несколько дней подряд; и состоятельные молодые парни около тридцати, сотрудники Газпрома и Ванкора, предприниматели, они хорошо выглядели, были не обременены житейскими заботами, и пребывали в хорошем расположении духа, много говорили и смеялись.

Остальные: музыканты, репетирующие у Макса, заблудшие студенты, дети богачей и просто зеваки, обычно не задерживались за столом, они растворялись в непрекращающейся вечеринке. Здесь можно было встретить ведущего утренних новостей, политика или нейрохирурга.

Что для Жени было удивительным в этом мире, так это то, что здесь не было надрыва, свойственного таким местам, не водилось здесь привидений в лице чьих-то разбитых судеб. Макс никому не давал кредитов. Он не брал рейк с раздачи. Люди, как правило, оставляли чаевые Ленчику, который контролировал игры. А если кто-то сильно проигрывался, то ему устраивали овации, обливали шампанским, как автогонщика и качали на руках.

К концу зимы Женя стала своей, парни, хоть и продолжали отпускать о ней шуточки ниже пояса, девушки в ней не видели. Она была молода и прекрасна, понимала это, отчего была тщеславна относительно своей внешности. Но совсем не испытывала обиды или досады, от того, что никто не замечает ее красоты.

И вот почему. К Максу стал захаживать Арсений Карпов. Знаменитая в Красноярске личность – он был единственным спинальным нейрохирургом за Уралом. Несколько дней назад, о нем делали сюжет на федеральном канале, он спас десятилетнюю девочку от полной парализации. Ему было тридцать четыре года, он был хорош собой, остроумен и широко улыбался. Играл агрессивно, рискованно и мог проиграть все, с чем пришел. Женина тактика игры всегда была выжидательная. Простым языком, она играла только из хорошей позиции с хорошими картами. Заметив, как доктор Карпов сорит деньгами, она почему-то решилась на блеф. Блеф с ее стороны прошел удачно, и она забрала банк. Женя проделывала такое с ним десятки раз, и всегда, увеличив банк, он сбрасывал карты.

– Кажется, докторишка положил на тебя глаз. – Как-то сказал Макс.

– Определенно, – согласился Петя.

– Да быть такого не может, – удивлялась Женя. Кокетничать ей было совершенно не свойственно.

За столом вновь повисло напряжение, от которого она так долго пыталась избавиться. Теперь она реже играла.

Доктор Карпов был профессионалом от Бога, попасть к нему было чистым везением. Операции были дорогостоящими, и он делал их бесплатно по страховке, предварительно взяв несколько десятков тысяч рублей от пациентов. Даешь доктору пятьдесят тысяч на руки, а он делает тебе операцию за четыреста тысяч бесплатно. Потом, конечно, получив деньги, доктор Карпов нес их к Максу, часть из них выигрывала Женя.

Все-таки каждый любитель игры в покер, в душе, а кто-то и напоказ, авантюрист. Даже врач, спасающий жизни.

История с доктором как-то сама собой растворилась. Он перестал приходить, поговаривали, что он эмигрировал в Израиль.

– Ну, дурочка, ей богу! – возмущалась Марина. – Такого парня упустить!

– Какая ерунда, – отвечала Женя, – он старше меня лет на пятнадцать.

– Да, какая разница, зато как хорош собой. Смотри, смотри, – сказала она, переводя взгляд, – парочка в белых рубашках, запонки натянули, ну, что за придурки, один, что повыше приехал из Новосибирска, его сделали начальником тендерного отдела, второй – сын какого-то строительного подрядчика, пристроили его к нам. Я напела, что здесь проходят супер игры. Их видно насквозь, оба ни черта не смыслят в покере, так что будут разбрасываться деньгами.

– Неплохо. – Сказала Женя.

– Неплохо? Да это шикарная информация, и, заметь, я делюсь ею только с тобой. Так что давай, за дело. Потом сводишь меня на ужин с коктейлями. И не в какую-нибудь студенческую столовую, а в нормальное место.

– Я только за, и информация шикарная, только обычно вот таким вот везет.

– Ничего подобного. Ты упустила шикарного парня. А, как

говорят, не везет в любви, повезет в картах.

Макс редко играл у себя, обычно, когда был слишком пьян. Он предпочитал вечеринки и музицирования. Так он называл свою игру на пианино, когда девушки обступали его со всех сторон, широко раскрывали глаза и рты, слушали мелодии, которых знать не знали. Чаще всего он играл затейливые и сложные джазовые композиции, любил Шопена и Дебюсси, точнее девушки любили нежные мелодии, после которых всегда аплодировали:

– Хвалите не меня, – отвечал он им, – а мою маман, которая за шкирку тянула меня в музыкальную школу.

А если Макс играл Бетховена, это значило, что к нему лучше не подходить. Пианино возле него пустовало. Хоть и мало кто знал, как звучит Бетховен, он всегда безошибочно угадывался в чрезмерных ударах по клавишам.

Макс был плохим диабетиком. Он не следил за сахаром, питался гамбургерами, пил колу и много курил. Когда ему было четырнадцать, школьная медсестра вызвала его посреди урока и дала направление к эндокринологу. За следующий месяц он потерял больше пятнадцати килограмм, стал походить на щепку, но отказывался верить в то, что болен. Его положили в больницу, он сбежал через два дня. Он не привык видеть вокруг себя болезнь и отчаяние.