Увидев тележку с надписью Jack Daniels кто-то крикнул:

– Выпивка! – И все, подняв руки, кинулись к бедному пареньку.

– Идите к черту! – отбивался он от наглых рук.

Петя громко расхохотался, так комична была картина, словно Фауст отбивался парнишка от нахальных рук бесов, тянущих его в ад.

– Вот, держите, – он достал две бутылки из ящика и отдал толпе. – Остальное в дом.

– Петро дело говорит! – выкрикнул кто-то, и их пропустили.

Паренек тут же исчез, Петя в поисках выпивки пропал на полчаса.

Женя наблюдала за всем со стороны, как обычно. Бармен с сияющим лицом фокусника виртуозно подкидывал бутылки вверх, ловил их налету, поджигал выстроенные в ряд стопки, а девушки в коротких юбках, наклонившись вперед, выпивали их с закрытыми глазами.

Люди приходили и уходили, дверь не запиралась. Здесь были все: богатые отпрыски, хваставшие своими машинами; девушки, ищущие состоятельных покровителей; бесцельная молодежь, застрявшая на нескончаемых вечеринках; тщеславные студенты, желавшие завести нужные связи; тургеневские барышни, мечтавшие о принце; уставшие от скуки бытия богачи; простые работяги, наконец, получившие шанс повеселиться. Да и кого здесь только не было.

Вот высокий молодой человек в белом пиджаке поприветствовал едва знакомые лица, девушка с лучезарной улыбкой обняла его по-свойски, будто не видела несколько лет и грациозно упорхнула в толпу. А вот приземистый парень в очках запрыгнул на сцену к музыкантам, держа в руке стакан с расплескивающимся виски и как опытный танцор пошел «лунной походкой» под Billy Jean. По залу прокатился удивленный шёпоток: это ведь тот самый ведущий утренних новостей.

Здесь танцевали, пили, курили, как в последний раз. Шампанское стремительно бурлило в бокалах, текло по рукам от сотрясающихся тостов, губы расплывались в улыбках, а тела наполнялись теплом. Все вокруг было пропитано весельем и безмятежностью молодости.

– Держи, – сказал Петя, протянув бокал с шампанским.

– А у меня уже есть, – улыбнулась Женя.

– Извини, что так долго. Нигде не могу найти Макса.

Не прошло и минуты, как громко хохоча, подлетел сам хозяин торжества. Женя узнала его, она видела репортаж с ним на ТВК, он был счастливым обладателем БМВ M3 в черной матовой тонировке, с нижним обвесом и установленными решетками воздухозабора на капоте.

– Ну как тебе, дружище? – спросил Макс. У него была широкая улыбка, обнажая белая ровные зубы, она превращала глаза в узкие щелки.

– Собственно, всё, как и планировалась, я так понимаю. Хотя я думал, будет масштабнее. – Ответил Петя.

– Блин, а ведь я хотел пригласить акробатов, тех, которые делают пирамиду, знаешь, из четырех человек или восточную танцовщицу, – он покрутил бедрами, пародируя танец живота, – но Ленчик сказал, что все это фигня. – Он резко перевел взгляд на Женю, прищурил глаза. – Так это значит она? – спросил Макс, потирая руки. – Почему так долго ее прятал?

Петя молчал, будто вопрос был риторический. Но Макс продолжал смотреть, Женя смотрела ему в ответ. Лицом он совсем не походил на сибиряка. Здешние лица, округлые, щекастые с большими глазами и ртом. У него же был четко очерченный прямоугольник лица с высокими скулами, дворянин не иначе. Эдакий потомок английских лордов, волею судеб очутившийся в заснеженной Сибири. У него были зеленые глаза, широкие чуть вздернутые брови русого цвета. От него исходило тепло, но все, что Женя знала о нем, а именно: то, что он всего лишь богатенький сынок, не обремененный жизнью, прославившийся только тем, что владеет какой-то эксклюзивной машиной; сформировало у нее скорее отрицательный образ и она с большим равнодушием ответила:

– Просто я не очень общительна.

Макс расхохотался, закинув голову вверх. Смех его был звонкий раскатистый.

– Такая ты хорошенькая, как маленький птенчик. – Он без церемоний обнял ее и, чуть подняв вверх, начал кружить. – Со мной-то ты будешь общаться?

Она густо покраснела, но, не пряча глаза, продолжала смотреть на него с каким-то вызовом.

– Не обращай на него внимания, – сказал Петя. – Он со всеми себя так ведет.

– Ладно, ребятки, веселитесь, сейчас начнется шоу. И осторожнее, приближается акула. Смотри, птенчик, как бы тебя не съели.

– Почему ты так поздно? – Раздался сзади низкий женский голос. Из толпы появилась Марина – статная высокая блондинка с длинными по пояс кудрявыми волосами и пышной высокой грудью. Она запрыгнула на подоконники, кокетливо сложила ногу на ногу и предпочла не замечать Женю.

– А куда спешить? Макс даже не начал своего шоу.

– Действительно, как такое пропустить, – голос ее звучал беззвучно. – Репетировал больше месяца. – Тут Марина повернулась в сторону Жени и, задрав голову еще выше, подозрительно посмотрела на нее, на лице ее читался вопрос: «Что застыла здесь, как дерево?» Женя бегала глазами по залу, делая вид, что не замечает этого.

Тут Петя сообразил – пауза изрядно затянулась, и, наконец, представил девушек друг другу:

– Это Женя. А это Марина.

Каждая из них заочно знала друг друга, но только Марина решила озвучить это вслух:

– Так значит ты его студентка? – спросила она.

– Уже нет, Петя у нас больше не преподает.

– Петруша, будь добр, освежи, – Марина подняла бокал и постучала по нему указательным пальцем. Ее руки все были увешены кольцами из серебра уже состаренного с причудливыми узорами и завитками, а ногти носили на себе маникюр за несколько тысяч рублей.

Женя представила своего отца, который сейчас за тысячи километров где-то в заснеженной Дудинке, кладет оледеневшими от мороза руками шпалы одну за другой, и в белоснежной дымке не видно ни начала, ни конца. Какие разные у людей жизни, подумалось ей.

– Он не для тебя, – сказала Марина.

– Кто?

– Петя, глупая.

Возмутительно! Женю даже передернуло от такой наглости.

– А твое какое дело?

Марина рассмеялась, и тут Женя поняла, почему «акула», ее длинный рот обнажал и верхний, и нижний ряд зубов полностью, при этом лицо как-то заострялось.

Блондинка сложила ноги в позу лотоса и чуть наклонилась к Жене.

– А у тебя, оказывается, есть голос.

– Оказывается, есть, – передразнила ее Женя.

– Это просто совет. По-дружески.

Женя смерила ее взглядом, пробежалась глазами сверху вниз, и ничего не ответила.

– Не глупи, – сказала Марина, – Пошли лучше танцевать, – она спрыгнула с подоконника и схватила Женю за руку.

Но тут музыка стихла, все застыли в ожидании, переглядывались с немым вопросом в глазах. На сцену лихо запрыгнул Макс, и, выдернув микрофон из стойки, закричал, протягивая слова:

– Как настроениееее, ребяяяяткииии?

Все подняли руки и громко закричали в разнобой: кто – супер, кто – класс, и крик слился в одно непонятное мычание.

– Отличнооооо, тогда начинаем!

Защипали струны электрогитары резкими цепкими движениями, подключились барабаны, энергично выбивая ритм. Макс властно схватил микрофон обоими руками, склонился над ним так, что было не видно его лица, и низко с хрипотцой произнес: one, two, three, two, two, three. И мелодия заволокла, стала походить на что-то африканское, вгоняющее в транс. Они играли кавер love is blindness, U2.

У Макса был глубокий голос, переходивший на хрип, когда он брал низкие ноты. Кому он пел о любви – ослеплении? Толпа раскачивалась в ритм, словно на шаманской сходке. Женя не заметила, как стала частью этого оккультного действа.

Дальше был Temtation.

Rusted brandy in a diamond glass

Everything is made from dreams

Зал взорвался аплодисментами и начал скандировать вместе с Максом. Откуда все они могли знать текст богом забытой песни уже непопулярного джазмена Тома Уэйтса?

Его голос прорывался из глубин чего-то мужского, он был красив, артистичен, и не было в зале девушки, не очарованной им.

Концерт длился час с небольшим, потом Макс спрыгнул со сцены и растворился в толпе. Живая музыка сменилась диджейскими миксами.