Когда безумие пришло на острова по началу никто и не заметил ничего необычного, люди резали друг другу глотки задолго до этого. Но, со временем, масштаб трагедии увеличивался, а число жесточайших убийств, совершенных без какой бы то ни было видимой причины, росло в геометрической прогрессии. Жадно и методично, безумие поглощало остров за островом. Удивительно, как, порой, общее горе способно сплотить людей, которые еще недавно так друг друга ненавидели. Аристократы скидывали золото мешками, снимали брюлики и отдавали за бесценок, сами снабжали местные банды деньгами и оружием. Те же, в свою очередь, забыв об освещенном веками запрете якшаться с солдатней, начали действовать с ними сообща, охраняя зоны карантина, охотясь на стервятников и уничтожая тех, кого было уже не спасти. Они называли это милосердием, но выглядело это очень жутко. Какого убить соседа, которого ты знал всю свою жизнь и пил с ним за одним столом в местном баре после тяжелого дня? Убить его жену, приветливо махавшую тебе, когда ты проезжал мимо? Убить детей, которые играли с твоей собакой и клянчили яблоки с твоего сада? Особенно если они еще оставались в здравом уме, если повреждения мозга еще не давали слишком очевидных изменений в поведении. Они угрожали, кричали, плакали. Матери бросались в ноги, умоляя пощадить их детей. Далеко не каждый был способен на такое, далеко не каждый может сделать нечто ужасное, даже будучи уверенным, что это необходимо. Рейми никогда не колебался, а вот Хедли к этому привыкнуть так и не смог. Чувства тоски и горечи, словно черви, прогрызали его изнутри. В такие моменты его одолевали очень противоречивые ощущения. С одной стороны, он хотел быть похожим на брата, а с другой, он очень боялся стать таким как он.. Хотя иногда, чтобы победить зло, нужно еще большее зло, неизбежное. Рейми легко смирился с этой мыслью, а вот Хедли – нет.

Так или иначе, все усилия и жертвы помогли лишь отсрочить неизбежное. Сидеть на заднице ровно и дожидаться, когда безумие постучит в твою дверь было просто невыносимо и Рейми рванул на большую землю. Хедли внял мольбам матери и остался, хотя и понимал, что его место рядом с братом и нигде иначе.

***

Говорили, на окраинах центрального квартала была особая атмосфера и Хедли впитывал ее как губка. Она была музыкой в его ушах, терпким, слегка обжигающим вкусом у него на губах, легкой пеленой у него на глазах. Он вдыхал ее раз за разом, не смотря на легкую горечь и специфический вкус. Он видел множество костров, вокруг которых собирались те, что не желали расходиться до утра, слышал крики и звуки выстрелов, слышал стоны шлюх, что за звонкую монету отдавались любому в ближайшей подворотне, с порта доносился шум прилива и крики пьяных моряков. В барах и борделях, что работали круглые сутки и никогда не закрывались, играла музыка. Эмоции окружающих, их желания и намерения – он все это чувствовал как никто.

Однако за всем этим живым декадансом скрывалось то, чего он не мог не заметить. Сюрреалистические пейзажи, увиденное граничило с безумием. Все было пропитано безумием, каждый закоулок, каждый загнивающий сад. Самое точное описание «цветущего» куска цивилизации. Каждое дерево напоминало нависающего над головой монстра, что старался.. даже не то чтобы тебя сожрать скорее, поглотить, сделать тебя частью себя, частью.. одного целого. Хедли чувствовал как вдыхает это в себя, как оно просачивается сквозь его кожу, понемногу меняя его суть. Его дыхание становилось тяжелым, а шаги медленными. Он сел, облокотившись на ближайшую стену и обхватил голову руками. Его вырвало прямо на мостовую, это была вода вперемешку с желудочным соком. Он побледнел еще больше прежнего, а на лице выступил холодный пот. Куда он забрел, что он здесь делает? Он не знал куда идти и что делать дальше. В пачке остались всего три сигареты, он взял одну и закурил, старательно пряча сигарету от дождя. Хедли прекрасно понимал, что другие: те, кого он встречал на улице, кто ошивался возле ночных баров и борделей – они ничего такого не чувствуют и его это беспокоило. Он злился на себя за свою слабость, за страх и бессилие. Порой, это доходило у него до паранойи, но он никак не мог отделаться от этих мыслей. Левая рука сильно зудела и он знал почему. Он понимал: "Это не мое место и не мое время". Но пути назад уже не было, он сжег за собой все мосты, даже те, что держались на одной силе воли.

– Ты привыкнешь, со временем. – девчонку напротив он еле различал, картинка была смазанная, все плыло перед глазами. – Первый день, верно? Поначалу все так реагируют, а затем привыкают.

Она стояла на терассе дома, что был прямо перед ним, облокотившись на перила, время от времени прикладываясь к бокалу, что держала в руке. Ей было не больше пятнадцати, привлекательная, со своим очарованием, слегка запитая и неряшливая впрочем. По циничному взгляду и вульгарной одежде, Хедли сразу понял кто она и что здесь делает. Он ощутил ее обжигающую ауру и нервно сглотнул. Во рту был отвратительный привкус рвоты смешанной с табаком, а выглядел он так, словно его только что вытащили из канавы. Рука по старой привычке сжимала рукоять его клинка, но Хедли понимал что сейчас от него мало толку. И чего она с ним заговорила, должно быть от скуки? Он не был похож на того, кто способен оплатить ее услуги, он не был похож на того, кто вообще на что- то способен. Хедли понимал, что эта шлюха – пожалуй лучший вариант на эту ночь – это лучше, чем уснуть на мостовой или попасться на глаза парням из местной банды, которым наверняка не понравится, что отброс с полу – диких шляется ночью по их территории.

– Тебе нужна койка, пара бокалов чего- нибудь крепкого и завтра будешь как новенький. – Ее улыбка имела несколько снисходительный оттенок, но Хедли было не до этого. – Я бы отдалась тебе бесплатно за твои красивые кошачьи глазки, но госпожа не велит.

– У меня есть деньги. На койку и на выпивку. – Хедли поднял на нее взгляд – И на тебя тоже.

Она улыбнулась и кивком пригласила его внутрь. Заставив себя встать, он последовал за ней: слишком много впечатлений за один вечер, too much.

***

Он стоял в коридоре в абсолютной темноте. Не мог пошевелить пальцами, не мог поднять руку, его тело не слушалось, он ощущал себя узником в клетке, сотканной из костей, мышц и сухожилий. Он ощущал пульс, биение сердца и то, как его клапаны прогоняют кровь по телу. Она струится бесконечным потоком по его венам, его желудок, в отсутствии более подходящей альтернативы, начинает переваривать свои собственные складки. По его мозгу струятся статические импульсы, струятся непрерывно, однако попытки заставить его подчиняться не имели никакого успеха. Тяжелое дыхание прогоняло воздух через его легкие, он думал о сигарете, он умолял о ней. Но его мольбы были беззвучны, он не мог вымолвить ни слова. Длинный темный коридор заканчивался дверным проемом, ведущем к свету. Только вот преграда на этом пути казалась совершенно непреодолимой. Высокая долговязая фигура человека, чьи черты лица были едва различимы медленно приближалась к нему. Он знал кто это, но не знал почему, он хотел сбежать, но не знал как и куда. Ему оставалось только ждать и надеяться что все это скоро закончится. Но высокая фигура приближалась медленно и на губах ее застыл вопрос. Он не хотел этого слышать, но выбора не было!

– Что ты делаешь со мной, Хедли? Что ты делаешь со мной?!

***

Он очнулся в холодном поту, дыхание было хриплым и прерывистым, а девчонка, что провела с ним ночь, обтирала его тело холодной губкой где- то в области живота. Она делала это очень мягко – настоящая профи.

– А ты не такой крепкий как мне показалось. Такой реакции я еще не видела. Я время от времени прислушивалась даже к твоему дыханию, чтобы понять, жив ли ты еще. В комнате жуткая духота, а ты холодный, как лимонад. – улыбаясь, она продолжала делать свое дело, плавно и методично.

– Чего окно не откроешь тогда?

– Ты запретил. Войдя в комнату, приказал закрыть окна и шторы закрыть. Я зажгла камин, мы распили бутылку и поболтали. Я то думала о сексе, но куда там. – она весело улыбнулась и легла рядом. Обнаженное, теплое тело немного его согревало. Со временем, не сразу, но он пришел в себя. Знакомым жестом нащупал рукоять и попытался сесть.