Пролог.

Кайла, похоже, забыла что такое свежий воздух и как им дышать, она дышала через респиратор и глотала кофе, пытаясь не обращать внимания на суматоху вокруг. Каждый вдох давался ей легче, чем предыдущий, каждое мгновение произошедшего стремилось куда – то вдаль, и она могла не заострять внимание на том, что ее окружало. Армейская выучка – вот это школа, не школа войны, нет – там каждый стремился только что умереть поскорее, школа преодоления – вот что она когда- то искала. Пара минут убийственного круговорота – и вот она пьет третью чашку и готова пуститься дальше, но чертов протокол мешал ей сосредоточиться на новой цели, вся эта возня Лос – Анжелеской политики не давала ей развернуться на полную, она следовала директивам и поэтому не могла накрыть их всех за три ночи и это ее нещадно бесило. Она сидела под своим покрывалом и покорно кивала старшему следователю, который все еще был в легком шоке от увиденного. Еще бы, когда львиную долю времени строчишь отчеты в управлении и ведешь дипломатические беседы с представителями других департаментов, не просто переваривать такое. Он ожидал от нее сложного и запутанного объяснения, но получил классическую бритву Окама – самый очевидный вариант оказался верным.

– Боги, Кайла, скажи что все пошло не по плану и ты наломала дров не по собственной инициативе. – он тяжело дышал, прикрывая голову от дождя газетой двухдневной давности. – Или даже лучше: ты скажешь мне, что эти безжалостные escoria сами заварили кашу с тротилом и беспорядочной пальбой, а ты просто была вынуждена действовать в экстремальных условиях.

– У меня болит голова и я чертовки устала. – она смотрела на него скептическим взглядом. – Так что давай без этой мышиной возни обойдемся? Напиши, что считаешь нужным, а я поставлю подпись и поеду приму душ, наконец.

– Дело не в бумагах для управления, я просто пытаюсь все этого осознать и понять тебя, понять твои мотивы. Вся эта чертова бойня – последнее, что я хотел увидеть, когда мне сообщили о пожаре и выстрелах в этом районе. Ты все это время действовала аккуратно и последовательно и я уже было подумал, что ошибался на твой счет. Как же за одну ночь ты из профагента под прикрытием превратилась в мясника?

– Ты знаешь ответ на этот вопрос. И когда ты подписывал меня на задание, ты понимал, что если меня раскроют или мы, наконец, выйдем на кого надо и не будет нужды больше возиться с этой шушерой, я поступлю именно так и никак иначе. – она потерла усталые глаза и позволила себе немного улыбнуться. – Брось, кэп, за такое медали дают, а не выговоры устраивают. Я разорила и сожгла это поганое гнездо разом и никто из твоих драгоценных сосунков – оперативников не пострадал. Они сегодня смогут вернуться домой к своим мамашам и еще успеют на бутерброды с индейкой, целые и невредимые.

Он уже давно привык к ее издевательскому тону и неуважению к рядовым сослуживцам, да и карту, что она выложила на стол, крыть ему было нечем. Он всегда твердил, что его бойцы – для него как дети, любую потерю он воспринимал как личную утрату, ходил на похороны, помогал семьям, оставшимся без кормильца и он был благодарен богам когда в его отделе появилась та, что в одиночку решала подобные проблемы. Однако к ее методам было много вопросов. Он по – отцовски смотрел на эту тридцатидвухлетнюю девчонку субтильного телосложения, подрагивающую от холода и пытающуюся согреть руки стаканом из под горячего кофе и никак не мог понять как она была способна на такую решительность и такую зверскую жестокость.

– Что с невинными людьми на складе и в оранжереях?

– Невинными? Они что, не знали, что работали на картель?!

– Многие из них идут на эту работу, чтобы прокормить свои семьи, за гроши вкалывая на jefes, которые наживаются на них!

– Они травят дерьмом других, лишь бы прокормить своих мелких спиногрызов, которых рожают пачками, заведомо зная, что не смогут их прокормить честным путем. Извини, кэп, но ты меня не убедил!

Ему снова было нечем крыть и, каким бы радикальным и негуманным был ее подход к делу, он был правильным. Кэпу пришлось отвалить, когда подошел Васкес – специалист по несчастным случаям и, по совместительству, главный психолог из управления. Она понурила голову, представляя, как делает перекат назад через голову, за секунду достает свой ствол и делает в нем несколько дырок – настолько он был ей противен в этот момент. Она знала, что Васкес неравнодушен к ней со дня ее появления в участке, но более всего ее раздражало его назойливое участие и попытка сопереживать каким-то ее эмоциям, которых на самом деле не было.

– Тяжелая ночка выдалась, Кайла? Прости, но после произошедшего я просто обязан поговорить с тобой.

Когда она встала и скинула плед, он осторожным движением выразил просьбу остаться, выставив руки перед собой. Ладонями наружу как учили его в колледже , но все же с легким наклоном, ведь топорные прямые линии подсознательно могут восприниматься как агрессивный посыл. Он так и не коснулся ее рук, хотя очень этого хотел. Он хотел дать ей то, в чем, по его мнению, она нуждалась, хотя на самом деле, ей было глубоко наплевать.

– Дотронешься и я сломаю тебе руку. – сказала она, глядя прямо на него. В ее карих глазах он видел ясное бардовое очертание. – Не уйдешь с дороги – будет еще хуже. – Она подошла поближе, так близко, что его сердцебиение участилось раза в полтора и она это чувствовала. – Я сделаю это с тобой, на глазах твоих сослуживцев, можешь не сомневаться. Ради такого зрелища пару суток ареста я как – нибудь потерплю!

Он отошел в сторону и она смогла наконец убраться отсюда подальше, оставив остальную тягомотину криминалистам и патологоанатомам.

***

Она вернулась в участок только, чтобы встретить Айфе, но длинноухая оперативница еще не вернулась с задания и Кайла, скинув на помощника – клерка всю бумажную волокиту, заснула прямо на стуле, закинув ноги на свой рабочий стол. Она пахла потом, сигаретами и смертью – последнее не каждый был в состоянии уловить, но, все же, на каком то интуитивном уровне, окружающие старались держаться от нее подальше. Да и других причин было достаточно – она испачкала два полотенца, но все же не смогла до конца вытереть кровь и остатки горелой кожи со своей одежды. Несмотря на то, что ее сон был неспокойным и она несколько раз на пару секунд просыпалась (это были самые мучительные мгновения на границе между сном и былью, и не небыль и быль одновременно), она видела одну и ту же картину, человека, что являлся ей каждую ночь с дня рождения, который был полтора месяца назад. Мужчину с тонким клинком наперевес, смотрящего на нее теми же глазами с бардовыми переливами по краям зрачков. Она никогда не могла разобрать, что происходит на фоне, но чувствовала, что там происходит нечто ужасное. Он приближался к ней медленными диагональными шагами, не отводя взгляда, но она вовсе не чувствовала страха. С каждым шагом она хотела приблизиться к нему, но не могла. Пока не могла и это ее сильно удручало.

– Закинуть ноги на мой стол – это слишком, даже для тебя. – Айфе говорила громко и прямо ей в ухо, так, что она вскочила, непроизвольно опрокинув со стола горячий кофе, который Айфе только что принесла, машинально схватила канцелярский нож, который тут же оказался прямо у горла ее подружки, которая с легкой улыбкой поглядывала то на нее, то на ее руку с ножом. Склеры приобрели красноватый оттенок. Она сделала все это машинально и только сейчас пришла в себя.

– Айфе, деточка, прости. – сказала Кайла тоном, полным раскаяния, поспешно кинув нож на стол и схватив ее за руки. – Но я же просила тебя так меня не пугать. В такие моменты я как на автомате, я себя едва контролирую.

Она обняла ее и Айфе почувствовала дрожь даже сквозь ее одежду.

– Все в порядке, расслабься, это ничего.

Кайла вытерла сопли, стараясь не смотреть Айфе в глаза. Эльфийка была одета в стандартный штатский черный костюм с белой рубашкой, на ней не было галстука и тонкая шея была слегка приоткрыта буквально на пару пуговиц. Он сидел на ней как влитой, подчеркивая все достоинства не совсем типичной для эльфов фигуры с выразительными формами. К тому же, даже стоя на каблуках, она была всего на пару сантиметров выше Кайлы. В ее глазах не было обиды или злости, она сама решила рискнуть выкинув этот дурацкий номер, да и к тому же, на Кайлу она не умела обижаться от слова совсем.