Он курил, и сигарета прогорела между его пальцами. Она почти обожгла его губы, когда он отрубился прямо на холодном снегу.
Он пролежал так несколько часов, пока не проснулся, его никто не беспокоил. Местные стервятники были неразборчивы, но очень трусливы. Эта загадка была для Хедли неразрешима: чего боятся тем, кому нечего терять? Смерть и так поджидает за каждым переулком, жизнь ускользает между пальцами, а в зеркале нет ничего, чего можно бы было пожалеть.
Ему снились сны о родных островах, где росли дикие кустарники, а день еще не перепутался с ночью. Он не помнил своих снов, он ощущал их послевкусие. Глядя на себя, Хедли хотел зарыться сквозь землю и вовсе не существовать. Он чувствовал, что дышит чужим воздухом и живет чужой жизнью. Он не мог заменить Рейми, не мог стать им, как бы тот этого не желал. Но обещания надо сдерживать. Рейми всегда находил нужные слова, когда надо было кого- то в чем -то убедить, этого не отнять. Хедли бы охотно поменялся с ним местами. Но книга жизни распорядилась иначе. Чего бояться мертвому, и чего страшиться тому, кто видел смерть?
Хедли встал и, бросив на тело брата равнодушный взгляд, пошел обратно к пристани. Он даже не стал вынимать свой кинжал из его груди.
– Вот тебе мой подарок напоследок.
Возможно, его мать бы осудила его за то, что он не похоронил брата как подобает обряду, но он не верил в обряды. Мертвым все равно.
С дрожью в руках и привычной слабостью в теле, Хедли направился к пирсу. Он не ел уже больше суток и это давало о себе знать. Единственный способ попасть с диких островов к центру города: договориться с одним из местных контрабандистов, ведь торговые суда давно перестали ходить в том направлении. Шум усиливался, но он старался не обращать на это внимания. Дальше ведь все равно будет только хуже. Очень далеко, за линией горизонта, виднелись очертания старого города. Издалека он казался городом – призраком, городом вечной зимы, похороненным во льдах. Когда- то давно они с Рейми мечтали сорваться туда насовсем. Что ж, мечты иногда сбываются, даже если они больше тебе не нужны.
Хедли подошел к капитану единственного судна, которое показалось ему подходящим и попытался договорится о цене. Он продал все, что успел награбить за время, проведенное в банде, но этого хватило только на дорогу до пристани, еду и сигареты: в постоянно бегущем и меняющемся мире золото обесценилась окончательно. К тому же, надо было оставить заначку на потом, чтобы не голодать по прибытию. Кэп выглядел типичным паразитом – рослый, на две головы выше Хедли, обколотый с головы до ног – рисунки были не ровными, сделанными дешевыми чернилами – такие нередко заносили инфекцию в тело носителя. Однако матерым уголовникам было на это плевать – терять то все равно нечего. Вся их жизнь заключалась в том, чтобы хорошо заработать и выгодно продать, а потом спустить все на бодяженное бухло и дешевых потасканных шлюх в ближайшем борделе. В криминальном мире они были низшей кастой и никто их по настоящему не уважал. Сообразив, что Хедли настойчиво хочет попасть на борт, капитан высокомерно ухмыльнулся – зарабатывать на чужом горе эти ребята умели как никто. Видя перед собой невысокого подростка, он не чувствовал в нем никакой угрозы.
Словесные аргументы заканчивались, как и его терпение. Хедли расстегнул куртку и медленно нащупал рукоять. Склеры его глаз окрасились в бардовый цвет, как это было всегда, когда он злился. Люди, толпящиеся на пристани, начали озираться по сторонам, нервно потирая руки. Они чувствовали напряжение и дискомфорт, хотя и не видели откуда они исходят. Парни, стоявшие за капитаном зашевелились, подошли ближе. Нелепая демонстрация грубой силы и численного превосходства произвели на Хедли прямо противоположенный эффект. Рейми всегда говорил: "Только напор – это вздор, братишка!"
Ситуация начала накаляться чуть ли не в буквальном смысле этого слова.
– Я доплачу за этого!
Хедли резко развернулся, услышав звенящий, властный женский голос.
Она была привлекательна, хоть и немолода, внешность и манера говорить ясно давали понять, что она издалека. Хедли едва поборол желание состроить брезгливую гримасу: девчонка явно была из высших каст.
– С чего такая щедрость? – сопляк просто не умел вовремя заткнуться.
– Будешь отрабатывать. На корабле много больных, мне понадобятся лишние руки. – девушка бегло оглядела его – ты местный, так что явно не неженка. – она подошла поближе и сказала почти шепотом. – И будь добр держать себя в руках. Можно подумать вокруг и без тебя мало смертей!
Она отвернулась и пошла в сторону корабля.
– Сайонара. – подумал Хедли, оглядывая порт напоследок. Он понимал что никогда не вернется на острова, а если и вернется, то будет совершенно другим человеком.
Глава вторая.
Дети севера.
Прошло несколько минут, пока Лина пришла в себя. Она медленно массировала виски, пытаясь как- то упорядочить то, что чувствует. Для сильного тепа вроде нее корабль, полный безумцев, был настоящим эмпатическим штормом. Их мысли, а главное – эмоции, проносились через ее голову словно пули. Ей приходилось быстро сшивать раны и отсеивать лишнее, работа была ювелирная и вряд ли кто -то менее опытный справился с таким напряжением. Вдох, выдох, но мы тут не играем в любимых! Она обхватила голову руками и подошла поближе к борту. Она чувствовала дыхание ледяного ветра, холодные капли стекали по ее лицу, по ее шее и рукам, стимулируя волокна сенситивных периферических нервов в ее теле. Шум моря помогал ей сосредоточится, помогал держать равновесие. Бригантина набирала ход, ветер усиливался и дышать становилось легче. Лина медленно развернулась к своему новому спутнику. Он обводил ее фигуру с ног до головы совершенно бестактным и оценивающим взглядом. Он смотрел так, словно понимал все то, что ей приходилось ощущать и это не вызывало в нем никакого сочувствия. Он смотрел на нее так, как смотрел на всех чужих. Даже ее внешность не оставляла в нем никаких приятных ощущений. У нее были темные, кудрявые, распущенные волосы ниже плеч, верхняя часть которых убрана с лица и стянута в хвост, стройная фигура и карие глаза. Чертам лица, пожалуй, чего- то недоставало – лицо выглядело немного болезненно, а кожа была бледновата для таких как она. В остальном, она воплощала в себе то, что другие назвали бы совершенством эльфийской скульптуры – что не изгиб – то мрамор. И это его бесило. Она воплощала в себе то, что его учили ненавидеть. Он не любил ничего совершенного, ничего манящего и притягательного. Вся эта показная безупречность вызывала у него отвращение. Но все было не так просто. В ее глазах читалась боль уставшей, надломленной женщины и Хедли пытался понять можно ли верить глазам этой телепатки или, подобно хамелеону, она показывает лишь то, что хочет.
– Не пытайся пролезть мне в башку, я это почувствую.
– Если бы я могла, я бы вскрыла тебя как яичную скорлупу. – Она весело улыбнулась. – Но ты не пускаешь меня и правильно делаешь. Как тебе это удается?
– Здесь, меж морского соленого воздуха, где ты находишь свои мысли? Я их не нахожу. Они тают, словно волны, обращающие камни в ветер. – Хедли поднял глаза к линии горизонта. Он не хотел ее оскорблять, но ничего не мог с собой поделать. – Я вижу кто ты, вижу из какой ты касты, вижу что ты не человек и мне это не нравится.
О, это заставило ее сильно разозлиться.
– Ну прости меня, сопляк с полудиких, что я тебе не нравлюсь. Ты оплатил свой долг и можешь больше со мной не разговаривать.
– Зачем ты здесь? Зачем аристократка вроде тебя плывет на встречу смерти, рискуя каждую минуту и не получая ничего взамен?
– Думаешь я родилась в особняке и носила шелковые платья? Ты еще глупее, чем я думала, сопляк, раз не замечаешь ничего дальше собственного носа! Думай что хочешь, я не хочу и не буду тебя в чем то убеждать.
Он глянул на нее, но не задержал дыхания. Его больше волновала его догорающая сигарета, чем она.
– То, что было в трюме – это было жестоко. Ты только продлеваешь их мучения, а это совсем ни к чему. Они этого не заслуживают.