Кем бы она ни была, она явно чувствовала себя спокойно среди этого скопища крыс. При всём своём зверском голоде они не нападали на неё. Впрочем, будь Энмор крысой, он бы тоже не почувствовал аппетита, глядя на эту женщину. Её худоба была не просто чрезмерной: она была чудовищной. Никаких мышц не было и в помине, дряблая кожа болталась на скелете, как на вешалке. Ещё хуже стало, когда Энмор увидел, что именно она ест. Рядом с ней, полускрытые под слоем крыс, лежали останки человека. Юноша увидел окровавленную руку с обглоданными пальцами, тёмную массу крыс, копошащуюся внутри грудной клетки… и вдруг с тошнотворным ужасом понял, что кости очень уж большие. Скелет принадлежал луноку. Да и женщина была, несмотря на всю свою худобу, крупной и высокой. Энмора пронзило подозрение. Очень нехорошее подозрение.

Внезапно женщина замерла, чавканье челюстей затихло. Потом обернулась, и крик застрял у Энмора в горле. Только верхняя часть лица у твари была человеческой. Нос был очень длинным, кожа вокруг ноздрей чёрная, как уголь, а подбородок порос жёсткими волосами. Женщина оскалилась, раздвинула чёрные губы, и стало видно, что в её рту растут длинные собачьи зубы.

Она завопила, и её крик был похож на лай целой стаи голодных псов. Потом вскочила (какая же она высокая! Раньше он никогда не осознавал, насколько луноки высокие!) и протянула к Энмору длинные руки. С её пальцев капала кровь, под ногти набились ошмётки мяса.

Вся масса крыс пришла в движение. Они побежали к Энмору и Висельнику и окружили их в мгновение ока. Энмор схватил кота, усадил его себе на плечо, и выхватил кинжал, одновременно закричав:

- Ногонар! Эдванат!

Горло его обожгло, словно он выдохнул из лёгких горячий дым. Губы мгновенно стали сухими, как песок, с них сорвались сверкающие искры, на лету превратились в золотые наконечники стрел и вонзились твари в левое бедро и правую ключицу. Тварь завизжала, словно собака, которую пнули сапогом, но не отступила, а бросилась на Энмора. Тот развернулся и побежал к выходу, но выбраться отсюда было не так-то просто.

Крысы кусали его за плащ и сапоги, карабкались вверх, цепляясь за одежду, прыгали со стен, стремясь вцепиться в лицо. Висельник отбрасывал их когтями, а Энмор разрубал кинжалом, но они лезли отовсюду, и в этом тёмном кошмаре Энмор почувствовал, как на его горле сомкнулись длинные, влажные от крови пальцы.

Застонав от ужаса, он рубанул по пальцам кинжалом, и визг вонзился ему в уши. Хватка ослабла, и Энмор снова бросился бежать. Он топтал крыс, их кости хрустели под его сапогами, отовсюду слышался громкий писк и шорох сотен лап. Но тут раздался ещё один звук, от которого Энмору стало совсем уж нехорошо – постепенно нарастающий грохот обваливающейся земли.

- В бога душу твою мать! – заорал он и побежал дальше. Проклятая тварь, несомненно, владела магией, иначе заклинание Энмора убило бы её на месте. Она постепенно обрушивала холм, земля засыпала костёр, и единственный источник света исчез. В полной темноте Энмор продвигался вперёд, расчищая себе путь кинжалом. Комки влажной земли вместе с визжащими крысами сыпались на него отовсюду, тварь визжала и выла, Висельник кричал, и он терял последние силы в этом ужасе…

Его окружила тишина. Потом лица коснулся холодный воздух. А потом он понял, что кто-то трогает его за щёки и лоб. Открыв глаза, Энмор увидел Висельника, который облизывал ему лицо.

- Надеюсь, мы вместе попали в кошачий рай, - пробормотал Энмор. В ту же секунду над его лицом нависла бородатая физиономия Тогрона.

- Не надейся! – прогрохотал гном. – Герселла, кончай рыдать, этот придурок жив!

Энмор приподнялся и сел. Чувствовал он себя прескверно. Вся его одежда была в грязи, комочки земли набились в волосы и под воротник. Отчаянно хотелось вымыться. Но хуже всего было то, что крысы его всё-таки покусали. И не только его: кинув взгляд на Висельника, Энмор увидел, что у кота прокушено ухо.

- Уходим, - прохрипел он, поднимаясь на четвереньки. Встать на ноги не получалось, хоть убей. Колени дрожали, измазанные кровью и землёй ладони скользили по влажной траве. Энмор был почти благодарен Тогрону, когда гном рывком поднял его за шиворот и принялся стряхивать с его одежды землю, довольно ощутимо хлопая ручищей.

- Какого чёрта ты туда сунулся один? Совсем разума лишился?!

- Это всё кот, - вяло отозвался Энмор. Наконец-то он заставил себя посмотреть в сторону пещеры и ему стало жутко: белые камни обвалились, вход в пещеру был уничтожен. Сам холм тоже схлопнулся, словно пузырь, тут и там дёрн прорезали трещины и рваные раны. За край одной из таких ран зацепился знакомый зелёный лоскут, в котором Энмор признал кусок своего жилета. Вот, значит, откуда Тогрон выволок его бесчувственное тело.

Он поискал глазами Герселлу. Девушка сидела спиной к нему, её плечи дрожали. До Энмора донёсся сдавленный стон. Герселла уже не рыдала – она тихо выла, и в этом вое слышалось невыносимое горе. Сердце молодого человека упало: он понял, что его подозрение было правдой.

Сегодня войско Сеанты обрело ещё одного беса.

Скорее всего, тварь уже унеслась подальше, к своей хозяйке. Но Герселла видела больше, чем ей следовало. Энмор решил про себя: даже если девочка будет расспрашивать, выпытывать, поливать его слезами, он промолчит, он ни за что не расскажет ей, как её перевоплотившаяся мать пожирала собственный труп.

Казалось, он целую вечность стоял рядом с ней, не решаясь положить руку ей на плечо, но внезапно она подняла голову и посмотрела ему в лицо.

- Пойдём скорее в Тирль, - глухо сказала она. – Даже если я сама… если я сама стану такой, когда они убьют и меня… я всё равно буду против них.

========== Глава 7. Ночная потасовка ==========

Старая мудрая Мелари, знахарка, учившая Риду, много раз повторяла: готовить снадобья нужно только в добром расположении духа. Она говорила, что образцовый знахарь должен быть спокойным и доброжелательным, и никогда не должен сквернословить.

Увы, Рида не была образцовой знахаркой. Когда поздно ночью к ней в дом ввалился без стука Энмор, а следом за ним – гном с топором в руках и великанша, крайне раздражённая и уставшая Рида как раз помешивала только что сваренное лекарство от кашля. От неожиданности она уронила горшочек и зелье растеклось по полу. Рида громко выругалась, нагнулась за горшком и задела висящую на крючке сковородку. Сковородка рухнула, уронив при этом на пол целую галерею банок и горшков, и ругань Риды потонула в звоне и грохоте.

- Рида, - сказал Энмор, когда знахарка остановилась, чтобы перевести дух, - ты не представляешь, что со мной было!

- Энмор, во-первых, сейчас уже ночь! Во-вторых, тебя не было два дня! В-третьих, рассказывай!

Сталкиваясь лбами, они убирали с пола осколки посуды, и Энмор рассказывал, что случилось. Наконец Рида вытерла тряпкой безнадёжно испорченную смесь зелий и устало опустилась в кресло.

- Значит, в Гильдии ни о чём не знают, - сказала она.

- Пока нет. Но уже завтра мы пойдём туда.

- Завтра? Скорее, уже сегодня. Рассвет начнётся через три-четыре часа.

- Ничего, - с деланной бодростью продолжал Энмор, - у нас ещё есть время, чтобы предотвратить второе жертвоприношение. Правда? – он обернулся к Герселле, клевавшей носом в углу. Девушка встрепенулась и посмотрела на него так удивлённо, что его воодушевление сразу сдулось.

- Второе? – испуганно переспросила она. – Нет, мастер Энмор. Через два дня будет уже четвёртое.

Энмора замутило. Он отвернулся, сам не зная, чего не хочет сильнее – видеть Герселлу или допустить, чтобы остальные видели его собственное лицо. Через два дня сектанты совершат уже не второе, а четвёртое жертвоприношение. Через два дня они заберут из окрестных деревень детей. Перед глазами Энмора проплыли лица ребятишек из Старых Клыков и окрестных сёл. Смешная рыженькая Кейди из деревушки Остон на берегу Холодного озера. Пять малышей вдовы Виннори, младшей дочке исполнилось всего два года. Худенький, сероглазый воробушек Ианто.