— Правда?! — рыжие кудри подпрыгнули ещё раз. — А где вы познакомились? А почему я о ней не слышала? А не встречала почему? А она красивая, странно, что блондинка, но всё равно красивая.

— Странно? — решил уточнить Аарон Эрнестович, просто для поддержания беседы. Понять ход мыслей Клавы он не мог и даже не пытался, считая, что на любой вопрос есть один удовлетворяющий Клаву ответ — фисташковое мороженое.

— Мужчинам нравятся одинаковые женщины, только тёмненькие или только блондинки, я думала, тебе тёмненькие нравятся, даже хотела перекраситься, ну, это когда я ещё маленькая была и в тебя влюблённая, теперь-то ты уже старый, а я вот какая выросла, а где она работает, твоя невеста, человек должен где-то работать, хотя, нет, ничего никому человек не должен, слышишь, папа? — всё это было сказано на одном дыхании, и хотя в ответах Клава не нуждалась, Аарон ответил:

— Лилия Котёночкина — ассистент моих ассистентов.

— Секретарша? Ка-а-а-к романтично! — Клава вытянула руки на столе, улеглась головой на них и влюблённо смотрела на Котёночкину, приоткрывшую в удивлении рот и медленно, как под транквилизаторами, моргающую глазами.

— Я не невеста, — робко произнесла Котёночкина.

Аарон в удивлении посмотрел на Лилию, не понимая, а что происходит-то… Нет, конечно, он не получал прямого согласия будущей исполняющей обязанности жены, но отказ не входил в его планы. Очаровывать и влюблять ещё одну секретаршу у него сегодня не было ни времени, ни настроения, ни желания.

— Позвольте, — Аарон встал и приблизился к Котёночкиной, та втиснулась в спинку стула и заметно затряслась. Он нагнулся к лицу девушки, внимательно заглядывая ей в глаза, нахмурился, подыскивая слова, а не найдя, отошёл на пару шагов. Тут же раздался жалобный писк и громкий выдох со стороны зайки-сомнамбулы.

— Ты её принуждаешь, да? — восторженно воскликнула Клава, с визгом подпрыгнула на стуле и в восхищении посмотрела на Аарона Эрнестовича. — Она находится в бедственном положении, ты оплачиваешь её долги и принуждаешь её любить тебя? Ка-а-ак романтично!

— Клавдия! — рявкнул Григорий Георгиевич.

— Нет, она не находится в бедственном положении, — одновременно с Григорием ответил Аарон Эрнестович.

Он вовсе не собирался принуждать к сексу несчастную Лилию Котёночкину, его интересовал брак, а не амурные страсти с ассистенткой ассистентов. Но всего этого счастливый жених сказать не успел, он был перебит новой лавиной слов от рыжего сокровища Григория Георгиевича, хватающегося за сердце, будто слова ребёнка расстреливали его в упор.

— У неё болеет братик, да? Или сестричка? Или отцу отрезали ножки врачи, по ошибке, хотели одну руку, а ампутировали две ноги? И ты покупаешь её невиноватость в обмен на протезы для папы? Это та-а-ак романтично!

— Что? — Аарон Эрнестович потряс головой в неверии.

Во-первых, всё это звучало как бред, во-вторых, произносил этот бред девятилетний ребёнок, девочка!

— Где ты услышала такое, юная леди? — Григорий Георгиевич вылупился на собственную дочь.

— В книжках пишут! В книжках всегда миллионер покупает невиноватость секретарши, а она продаёт, потому что находится в бедственном положении, но любить его не хочет, потому что он, миллионер, её пугает и шантажирует. Потом миллионер её снасилывает, ей становится приятно, потом он вылечивает братика или отца, покупает секретарше машину и женится на ней. Так всегда в книжках происходит.

— Боже, — глаза Григория Георгиевича подозрительно закатились, он распахнул ворот рубашки и глубоко дышал, хаотично вращая глазами.

— А ещё, — добавила контрольным в голову Клавдия: — Они, когда летят на самолёте, миллионер заставляет секретаршу делать секс!

— Клавдия! — захрипел Григорий. — А ну-ка пошли, поговорим, где ты находишь такие книжки, что в это время делает твоя гувернантка, и за что я плачу ей деньги.

— За секс? — выпалила Клавдия.

— Что? — прохрипел Григорий, прокашливаясь, Клава в это время смотрела широко распахнутыми глазами на отца и продолжала:

— А что такое, секс, папочка? Я спрашивала Викторию Ярославну, она не ответила, а Толик, — рыжий доводитель отцов до инфарктов и гувернанток до увольнения имел в виду сына приятеля Григория Георгиевича, двадцатидвухлетнего Анатолия, работающего в данный момент под началом Григория, — сказал, у меня нос не дорос знать, а ещё, если я скажу тебе это неприличное слово, ты мне всыплешь ремня. Всыплешь?

— Всыплю, юная леди! — подорвался Григорий Георгиевич, схватил дочку за руку и, не спрашивая разрешения у руководства, рванул к двери.

— Точно что-то неприятное, — вслух сделала вывод Клавдия. — Секретаршам тоже не нравится, — доверительно, уже из двери крикнула Клава, пока Аарон наблюдал клубы пара из ушей начальника службы собственной безопасности.

Следующие пять минут Аарон Эрнестович Абалденный в красках представлял себе расправу с гувернанткой рыжеволосой Клавы. Зрелище было не для слабонервных, Аарон Эрнестович же славился выдержкой и железной волей, поэтому его хватило ровно на пять минут сорок три секунды, потом ментальная сцена показалась мужчине неэстетичной, и как человек с чувством прекрасного, он мысленно отвёл глаза, хотя и полагал, что Григорий Георгиевич безусловно в своём праве.

— Вернёмся к нашем вопросу, Лилия Котёночкина, — Аарон Эрнестович посмотрел на ставшую ещё бледнее ассистентку ассистентов и задумался, не могло ли слово, произнесённое Клавдией, оскорбить девушку. Если верить опять же Клавдии и её источникам информации, секретарши не испытывают удовольствия от… хм…

— Лилия Михайловна, вам не стоит волноваться об этом, — как истинный джентльмен, Аарон Эрнестович не стал произносить неприличного слова.

— О чём? — тихо уточнила Котёночкина, продолжая таращить глаза на начальника.

— О… — Аарон, как интеллигентный человек подыскивал слова. — О сексе, — наконец, назвал он вещи своими именами, глядя, как глаза зайки-сомнамбулы приобретают пугающие размеры. — Я предлагаю вам провести время с пользой и взаимной выгодой, а не… Одним словом, — Аарон напрягся всем телом и решился. — Я предлагаю вам стать исполняющей обязанности жены, обязательно по любви, чтобы «познать все краски и радости жизни»! — процитировал он слова завещания Аарона-старшего.

Чтоб сковорода под его задницей разорвалась, не справившись с температурным режимом!

— Но почему я? — воскликнула девушка. Котёночкина выглядела настолько расстроенной, бледной, так отчаянно заламывала руки, что Аарон Эрнестович невольно задался вопросом, а почему она? Девушек из народа много, вполне можно рассмотреть малышку с соболиными бровями на милом личике. Речь, в конце концов, идёт о трёх процентах «Супервайзинг строительства скважин нефти и газа»!

Вполне можно рассмотреть вариант вступления в брак с другой девушкой из народа, например, со Станиславом — своим ассистентом. Станислав собран, в достаточной степени образован, вряд ли он удалял себе рёбра, точно не делал ринопластику, и брови у него были простой формы, а судя по тому, что аккуратно уложенные — Станислав был почти так же толерантен, как Тагуи. Впрочем, и этот вариант пришлось отбросить, как неосуществимый — на территории страны, гражданином которой являлся Аарон Эрнестович Абалденный, однополые браки были запрещены, даже по самой большой любви к трём процентам «Супервайзинг строительства скважин нефти и газа».

— Лилия, я, фигурально выражаясь, испытываю к вам самые искренние чувства, — Аарон помнил, что ему следует убедить в своей любви Лилию Михайловну Котёночкину, но пока не удавалось убедить в этом даже себя, и он предпочёл ограничиться общими формулировками. — И искренне предлагаю вам заключить… — тут Аарон осёкся, подумав, что Котёночкина вряд ли поймёт формулировки из семейно — финансового кодекса Абалденных. — Вступить в обязанности исполняющей жены!

Острая боль прострелила спину Аарона Эрнестовича. Кто бы мог подумать, что предложение руки и сердца по самой взаимной любви для последующего наслаждения всеми красками, радостями жизни и тремя процентами «Супервайзинг строительства скважин нефти и газа», конечно же, несёт такой побочный эффект.