И тут я угадала стиль повествования Степаниды – женщины, торговавшей самогоном на нашей улице. Поэтому являла собой средоточие всех местных сплетен на девяносто процентов, оказывающихся наветами, либо пустой болтовнёй. Поэтому, я была вынуждена прервать свою сватью.

– Вера Львовна, вы уже знаете моё отношение к творчеству Степаниды, и я не о напитке, он то может и не плохой, судя по спросу, а вот больные фантазии, враньё же всё.

– А вот и нет, он ещё и маньяк!

– Что? – вскинулась я. Кажется, мне становилось интереснее.

– Степанида говорит, что видела, как он из машины выгружал цепи, крюки, маски, а сегодня у его калитки накапано кровью, а всю ночь горел свет.

– Извини Вер, позвонить нужно, – прервала я женщину, и, выйдя, быстро набрала номер Аркадия Юрьевича.

– Прошу прощения, – начала я свой рассказ, полицейский внимательно слушал, – Дело в том, я вспомнила, ночью нападавший шел со стороны дома Антонины, а он у неё угловой, если похититель был на машине, то вполне вероятно автомобиль было видно с окна соседки.

– Спасибо, – коротко ответил собеседник.

Положив трубку, я вернулась на кухню. Чай остывал, а Вера Львовна, поджав губы, чистила овощи к обеду. Надо мириться.

– Ну, а как мужчина, видный? – бросила я козырную карту.

– Ой, Вер! Степанида сказала чертовски.

– Интересный объект.

Сваха таинственно улыбнулась, ну ещё бы, впервые я при ней выразила интерес к мужчине, пусть даже и к маньяку.

– Мам! – громко позвала Оля.

– Да, – в унисон ответили мы.

– Вера Львовна занята, а Вера Дмитриевна не желает ли погулять с внучкой?

– Желает, – если бы дочь знала, как я сегодня нагулялась.

– Надюша, одеваться!

В коридоре Иван Петрович мастерил крестовину для ёлки. Внучка, выходя из дома начала повторять на распев английский алфавит.

– Эй би си ди, – тихо распевала девочка.

– Верочка, а зачем учить алфавит, англичане такие хитрецы, буквы у них в алфавите одни в словах другие, причём ещё и открытые и закрытые слоги? – спросила Надюша.

– У каждого языка свои особенности, и, поверь, для иностранцев наш русский, ох как сложен.

– И всё-таки, я не понимаю, почему бы всем людям на нашей планете не договориться и общаться на одном языке, двадцать первый век на дворе.

– Надюша, язык – это наследие нации, и каждая из них его наоборот бережёт и даже охраняет.

– Ага, внучка, и в русском есть слова, которым место в красной книге, такие они меткие и ёмкие, – вступил в наш разговор Иван Петрович.

– Бабушка, а ты всё английский, английский, оказывается, мы ещё не весь русский выучили. – внучка явно подыгрывала деду, уж слишком невинными были её глазки.

– Надежда, когда вырастешь, поймёшь, знания – главное богатство человека, который может ими распоряжаться по своему усмотрению, но непременно они помогут ему в материальном плане, и принесут ему моральные бонусы.

– Чего, чего? – Иван Петрович явно издевался, переспрашивая меня, но Надюша тоже изобразила вопрос в своих глазах.

– Возможность общаться с интересными людьми, говорить на одном, так сказать, языке.

– А-а, внучка, в общем, когда ко мне приходит Колян и требует сто грамм и разговоров за жизнь – это наш с ним – моральный бонус, – свою фразу мужчина закончил хохотом.

Я же посчитала, что лучше нам с Надюшей выйти за двор. Там меня ждало новое потрясение – Галюнина машина припарковалась у дома с липами, ей на встречу вышел мой новый знакомый – Александр. Они обнялись и взявшись за руки, поспешили во двор. Я поняла. Галюнин – ОН, маньяк Степаниды, хозяин дома с липами – одно лицо, которое ещё и меня настойчиво приглашало меня на ужин. Бабник. Я должна, нет, просто обязана, предостеречь подругу от нового разочарования, которые он ей уготовил.

– Алло, Галь!

– Вера, я перезвоню, – резко оборвала меня Никаноровна.

Да уж, нет роли хуже, чем докучающая моралистка, у людей роман, а тут я, разоблачительница. Нянчий внуков – резко себя одёрнув, я услышала голос Нюсеньки. Она закричала издалека.

– Вер, я успела?

– Куда?

– Как куда? Ёлку наряжать, или я уже взрослая? – засмущалась она.

– Нюсь, я ещё не повзрослела для этого занятия, а уж ты.

Внучка подошла к нам поцеловать, увидев немой вопрос в наших глазах, она, глядя на младшую сестру, произнесла:

– Завтра мы идём в кино. Я объяснила ему, то есть Стасу, что сегодня занята, и уместней принять его предложение позже.

– Ин! Как у вас всё быстро, а ещё на меня губы дула, в кино не ходили, вино не пили и уже предложение? А кольцо? Ему на него родители деньги дадут? – сыпала вопросами Надюшка.

– Надя! Речь идет о предложении сходить в кино, и не более того, – возмутилась я.

– Ох, чувствую, тогда до пенсии Инку замуж не отдадим, а я иду на такие жертвы! – сокрушалась младшая.

– Надюша, а вот только не поняла, почему в твоём понимании вино – непременный атрибут? – спросила я.

– Ну, а как же? Папа дарит маме подарок, наливает вина, они целуются. Ну и так далее.

– Так Надежда, перейдём к английскому, попробуй изъясниться на этом языке.

– Велком ин май хаус!

– Пора наряжать ёлку, – засмеялись мы со старшей внучкой, – да и Нюсечке нужно обедать.

Да, желание казаться взрослее способно на чудеса. Вот и Надюша, как самый младший член семьи пытается быть старше, чем смешит нас, хотя скорее умиляет. Где та грань, за которой покоится возможность её избаловать? Хотя, безусловно, отчасти это уже произошло.

– Нюшечка! – Иван Петрович расставил руки в стороны. Внучка охотно поцеловала дедушку в подставленную щёку, они крепко обнялись.

– У бабушки готов обед, да и ёлка установлена, так что я шёл за вами.

В коридоре мы быстро сняли верхнюю одежду.

– Всем мыть руки! – скомандовала Вера Львовна.

– Давайте хотя бы по двое, – пытался снова пошутить сват.

Я вошла в холл, там стояла трехметровая красавица – ёлка, и Максим с Ольгой, обнявшись, любовались этим подарком природы, который зашёл к нам погостить.

– Ой, мам, а мы замечтались, в Новый год так хочется в детство окунуться.

– Ну, вы ещё не сильно с него и вышли то, – заметил, входящий Иван Петрович.

На что дети просто улыбнулись.

– За стол, – зычно позвала Вера Львовна.

Большой обеденный стол был великолепен, и я только сейчас ощутила голод. Салат из пекинской капусты с креветками и сухариками, филе рыбы в кляре, дивно пахнущая уха, картошечка, посыпанная укропом, солёные грибочки.

– За вчерашний прогул реабилитируется, – пояснил Иван Петрович.

– Больше думаю, как тебя реабилитировать за вчерашнее, – парировала сваха.

– А что я? Я ничего плохого.

– Ну да, если не считать, что заявился пьяным и называл моих родителей сладкой парочкой – седой Эльф с воскресшей Вангой.

Тут я задумалась, оказывается вчера Иван Петрович впервые, пусть даже не в трезвом виде, осмелился шутить со своей тёщей – Галиной Жановной, при том что раньше в течении многих лет был подчеркнуто вежлив с ней.

– Ну, какой пьяный? Так, с Верой Дмитриевной махнули по чуток!

Ольга выронила ложку с салатом и уставилась на меня.

– Ты, доченька, мать не суди, я ей вчера объяснил на собственном примере, так сказать, и показал, к чему приводит этот скользкий путь, – закончив тираду, сват мне лихо подмигнул.

Я просто впала в ступор и лишь прошептала, что буквально пригубила наливки.

– Вот-вот, а с этого всё и начинается, а женское пристрастие ох как тяжело искореняется! – и Иван Петрович закатил глаза.

– Ты, Олечка, кушай, а то вам за стол скоро, – переключился сват.

– А к Коляну кто заходил? – вернула в неприятное для меня русло беседу Львовна.

– Ты святое не тронь. Тёмная ты у меня жена, вот Вера Дмитриевна сегодня Надежде объясняла, что он – Колян, как это? Мой моральный бонус, вот! И дитё всё поняло, а ты не можешь? – при этом он взглянул на супругу, как на юродивую.

– Мам, что с тобой? – и Ольга пристально начала меня разглядывать.