Обойдя башню, мы вышли во двор, квадратный, мощеный – что раньше я встречала только в Трое. Вдоль стен размещались деревянные постройки. Были здесь казармы для солдат и бараки для обслуги, небольшая кузница, конюшни, загородки для колесниц и загон для скота. Кроме кузницы я не увидела ни мастерских, ни того, что, с моей точки зрения, могло служить лечебницей. Это позволяло сделать определенные выводы.

Затем мы вернулись в башню, и нас проводили наверх, в жилище, которое, очевидно, занимал покойный комендант крепости. То есть в этой комнате он вряд ли жил, здесь он занимался делами… Оно и к лучшему.

Сразу же пришел Менот-фригиец, довольно шустрый малый. Он и при штурме был в самой заварухе, и после штурма явно не дремал.

– Келей спрашивает, что с пленными делать.

– И много их там?

– Штук пять. – Это говорил человек, сам недавно бывший рабом. – И еще тот… тварь белесая.

– Вроде меня?

Он поперхнулся. Я махнула рукой.

– Ладно. Давай их сюда. И пусть Келей сам приходит. Посмотрим, что за товар.

Товар был неважный. Пленных солдат оказалось четверо – Менот проявил небрежность или излишнее презрение – еще не оправились от горячки боя и поражения. Вдобавок, прежде чем самофракийцы сообразили их не резать, они успели их слегка побить. А может, это было уже после того, как их решили не резать.

Покрытые грязью, в синяках и ссадинах, с налитыми кровью глазами, они двигались как во сне, и, казалось, плохо соображали, что происходит.

Аглибол, все предыдущие дни заключенный на корабле, разумеется, не был так измучен, как остальные. Зато он успел слегка заволосатеть – череп у него покрылся редкой русой щетиной, на лице образовалась жидкая, но явственная бороденка, и, по-моему, это его злило почти так же, как падение крепости.

В обители коменданта со мной находились, помимо Хтонии с Митиленой, Никта и подоспевший Келей. С ним вместе от кораблей пришла Биа, но она осталась за дверью.

– Будешь со своими присными нас пытать? – с ненавистью спросил Аглибол.

Никак не мог он отказаться от обязательности пыток. Решил, что мы должны его пытать, и все. И то, что этого не происходило, выводило его из себя. Смешно. А может, Келей прав, и он действительно на них напрашивался? Зря.

– Ну, зачем же? Просто хотим поглядеть на непобедимых воинов, достигших вершины, истинных детей Солнца…

– Твои издевки достойны рабыни из воровской шайки.

– Рабы ли мы, воры, а крепость у нас в руках. И без особых усилий. Благодаря тебе.

– Это только одна крепость! А их еще много, сука!

– Верно. Их еще много. И я возьму их все.

– Врешь! Дикарям может повезти в начале их набега, но потом их снова отбрасывают в навоз, откуда они выползли.

– Как благородно выражается этот благородно рожденный, – с нехорошей улыбкой сказала Митилена.

– Он нам теперь бесполезен, – вмешался Келей. – Мирина, можно, я им займусь?

– Да! – Аглибол оскалился. – Ты достаточно наигралась в великодушие. Можешь сейчас показаться во всей красе. Благородный не боится пыток, не боится смерти…

Все это время я следила за лицами прочих пленных. Потом спросила, обращаясь к ним:

– А вы что скажете?

Они даже не сразу сообразили, что вопрос задан им. Затем один что-то пробормотал. Звучание слов было незнакомо, но фраза «не понимаю», похоже, на всех языках произносится с одинаковым выражением.

Аглибол торжествующе расхохотался.

– Ты промахнулась, женщина! Это простые солдаты, они не знают критского. А Высокий язык тебе недоступен. Даже если бы они захотели предать Солнечное царство, они не смогут этого сделать. Режь их на куски – они ничего тебе не расскажут!

– А ты, значит, тоже ничего не расскажешь? Не откроешь место своей столицы?

– Нет!

– Даже если я буду резать тебя на куски?

– Режь, и ты увидишь превосходство истинной расы над скопищем баб и рабов!

– Ясно. Тогда ты взаправду бесполезен. Так же, как эти твои недотепы. А я не держу у себя бесполезных людей.

Келей блаженно улыбался.

– Поэтому я решила отпустить вас. Биа! – Девушка выглянула из-за двери. – Проводи этих. Мегакло, проследи, чтобы им дали что-нибудь поесть. А после выпроводи их за ворота.

Вид у Аглибола и Келея был одинаково ошарашенный. Хтония и Никта отнеслись к моему решению совершенно безразлично. У Митилены было каменное лицо.

– Пошли вон! – сказала я, не дожидаясь, пока Аглибол не разразится очередной тирадой о превосходстве расы героев.

Едва лишь они вышли, Келей, доселе сдерживающий ярость, вскипел.

– Я понимаю, что ты хочешь убить его великодушием! Но нет ничего хуже для Военного Вождя, чем доброта! И всякому великодушию бывает предел!

– Вот именно. Поэтому я лишаю его возможности умереть, наслаждаясь собственным величием. Но моя забота, конечно, не о том, чтобы Аглибол потерял лицо, а чтобы выяснить, где город атлантов. Где не сработал допрос, сработает слежка.

Сообразив, к чему я веду, Келей так и залился.

– А я-то думал, ты у нас вдруг добрая стала! – он хохотал и бил себя по колену кулаком от удовольствия.

– Вот за это ты сам за ним вслед и отправишься. Возьмешь еще двоих – кого, сам решай. И еще. Я уверена, что город не на материке. А они все – явно не моряки. Они будут искать способ переправиться. Если сможешь укрыть лодку на берегу – возьми на корабле полегче. Не обязательно следовать за ними до самого конца, достаточно найти верное направление. Ясно?

Он кивнул и тут же вышел, погрузившись мыслью в поставленную задачу.

Митилена посмотрела на меня. Ее лицо перестало быть страшной каменной маской, напротив, в нем читалось несомненное удовольствие.

– Помнишь, я тебе говорила насчет «опыта унижения»? Ты, кажется, начала кое-что в этом понимать.

– Не думаю, – искренне ответила я.

После этого явилась Мегакло и довольно сварливо объявила, что все уже набили брюхо, даже атлантские свиньи являются нас обжирать, и только Мирина, раз ее не убили в сражении, решила умереть голодной смертью.

Я взяла кусок жареного мяса и горячую лепешку (несомненно, из запасов крепости, у нас хлеб давно кончился), которые она принесла, и, жуя на ходу, вышла проверить, ушел ли Келей.

Он взял с собой Гериона, уже доказавшего свою полезность в подобных поручениях, и еще одного финикийца с «Крылатой». Я была уверена, что Аглибол постарается предупредить своих соплеменников, и что город их находится где-то на острове, в некотором отдалении от побережья. Оставалось надеяться на ум и ловкость лазутчиков.

Затем я вернулась в жилище коменданта. Ночевать я там не собиралась, но хотела кое-что осмотреть. Я все же очень мало знала об атлантах… Вдруг я найду то, что поможет мне узнать… какие-то записи?

Я их нашла. То есть вначале я не поняла, что это записи.

В углублении стены стоял лубяной короб, я его вытащила, крышка съехала, и на меня посыпался ворох папирусов.

Я видела папирус в Трое. Поскольку его приходилось ввозить издалека, там он считался предметом роскоши. Здесь, видимо, нет, раз я нахожу его в какой-то пограничной крепости довольно небрежно хранящимся.

Свитки были покрыты значками. Сначала я решила, что это какие-то рисунки. В те времена я еще ни разу не видела письмен Черной Земли, но, как уже говорила, грамоту финикийскую и ахейскую знала.

То, что я увидела здесь, было на нее ничуть не похоже. Вообще ни на что не похоже. Значки располагались не строчками и не столбцами, а по кругу. Все же я заметила, что некоторые значки часто повторяются. На разных свитках мне встречались одни и те же символы, но расположенные в разном порядке. Нет, это были, не рисунки, а какая-то неизвестнаямне письменность. И я ни с чем не могла ее сравнить, хоть и вглядывалась в свитки до рези в глазах.

Аглибол, как ни крути, прав. Я не знала их языка. И не смогу выучить его самостоятельно. Впрочем, я слишком много хотела от первого дня в крепости. Все узнать, все разведать, все устроить. Хотя, конечно, я все равно это сделаю. Уже совершенно ясно, что рано или поздно атланты нанесут ответный удар. А у меня нет никакого желания оказаться в положении обороняющейся стороны. Если же придется, мы должны как можно лучше к этому подготовиться.