- За учеными трудами изволите обретаться!

Князь молчал и держал глаза опущенными в одну из книг.

- А я сейчас к малютке вашему заходил, - краснушка в городе свирепствует! - продолжал Елпидифор Мартыныч, думая этим заинтересовать князя, но тот все-таки молчал. - Лепетать уж начинает и как чисто при мне выговорил два слова: няня и мама, - прелесть! - подольщался Елпидифор Мартыныч.

На князя, однако, и то не действовало: он не поднимал своих глаз от книги.

Елпидифор Мартыныч затем перешел, видимо, к главному предмету своего посещения.

- А что, бабушка его не была у вас? - спросил он.

- Какая бабушка? - спросил его в свою очередь князь, не поняв его сначала.

- Елизавета Петровна-с! - отвечал Елпидифор Мартыныч. - Она идти хочет к вам с объяснением: "Дочь, говорит, теперь на глазах всей Москвы живет у него в доме, как жена его, а между тем, говорит, он никого из нас ничем не обеспечил".

- Как, я ее не обеспечил?.. Она получает, что ей назначено! - сказал князь с сердцем и презрением.

- Знаю это я-с! - подхватил Елпидифор Мартыныч. - Сколько раз сама мне говорила: "Как у Христа за пазухой, говорит, живу; кроме откормленных индеек и кондитерской телятины ничего не ем..." А все еще недовольна тем: дерзкая этакая женщина, нахальная... неглупая, но уж, ух, какая бедовая!

Елпидифор Мартыныч нарочно бранил Елизавету Петровну, чтобы князь не заподозрил его в какой-нибудь солидарности с ней; кроме того, он думал и понапугать несколько князя, описывая ему бойкие свойства его пришлой тещеньки.

- Чего ж еще она желает? - спросил тот.

- К-ха! - откашлянулся Елпидифор Мартыныч. - Да говорит, - продолжал он, - "когда князь жив, то, конечно - к-ха! - мы всем обеспечены, а умер он, - что, говорит, тогда с ребенком будет?"

- О ребенке она не беспокоилась бы, - возразил князь, потупляясь, ребенок будет совершенно обеспечен на случай моей смерти.

- И о дочери также говорит: "Что, говорит, и с той будет?"

- И дочь ее будет обеспечена! - продолжал князь.

- Ну, и о себе, должно быть, подумывает: "И мне бы, говорит, следовало ему хоть тысчонок тридцать дать в обеспечение: дочь, говорит, меня не любит и кормить в старости не будет".

Князь при этом взглянул уже с удивлением на Елпидифора Мартыныча.

- Дочь ее, очень естественно, что не любит, потому что она скорей мучительницей ее была, чем матерью, - проговорил он.

- Это так-с, так!.. - согласился Елпидифор Мартыныч. - А она матерью себя почитает, и какой еще полновластной: "Если, говорит, князь не сделает этого для меня, так я обращусь к генерал-губернатору, чтобы мне возвратили дочь".

- Что? - переспросил князь, вспыхнув весь в лице.

- Возвратить дочь к себе желает, - повторил Елпидифор Мартыныч не совсем твердым голосом.

- Что такое возвратить дочь?.. Дочь ее не малолетняя и совершенно свободна во всех своих поступках.

- Конечно-с, нынче не прежние времена, не дают очень командовать родителям над детьми!.. Понимает это!.. Шуму только и огласки еще больше хочет сделать по Москве.

- Шуму этого и огласки, - начал князь, видимо, вышедший из себя, - ни я, ни Елена нисколько не боимся, и я этой старой негодяйке никогда не дам тридцати тысяч; а если она вздумает меня запугивать, так я велю у ней отнять и то, что ей дают.

- Говорил я это ей, предостерегал ее! - произнес Елпидифор Мартыныч, немного струсивший, что не испортил ли он всего дела таким откровенным объяснением с князем; его, впрочем, в этом случае очень торопила и подзадоривала Елизавета Петровна, пристававшая к нему при каждом почти свидании, чтоб он поговорил и посоветовал князю дать ей денег.

- Ко мне она тоже лучше не являлась бы с объяснениями... - начал было князь, но в это время вошел человек и подал ему визитную карточку с загнутым уголком.

Князь прочел вслух напечатанную на ней фамилию: "Monsieur Жуквич"; при этом и без того сердитое лицо его сделалось еще сердитее.

- Ты спроси господина Жуквича, что ему угодно от меня? - сказал он лакею.

Тот ушел.

Князь с заметным нетерпением стал ожидать его возвращения. Елпидифору Мартынычу смертельно хотелось спросить князя, кто такой этот Жуквич, однако он не посмел этого сделать.

Лакей возвратился и доложил:

- Господин Жуквич пришел засвидетельствовать вам свое почтение и передать письмо от княгини из-за границы.

- От княгини... письмо?.. - повторил князь и, подумав немного, присовокупил: - Проси.

Елпидифор Мартыныч только взорами своими продолжал как бы спрашивать князя: кто такой этот Жуквич?

Господин Жуквич, наконец, показался в дверях. Это был весьма благообразный из себя мужчина, с окладистою, начинавшею седеть бородою, с густыми, кудрявыми, тоже с проседью, волосами, одетый во франтоватую черную фрачную пару; глаза у него были голубые и несколько приподнятые вверх; выражение лица задумчивое. При виде князя он весь как-то склонился и имел на губах какую-то неестественную улыбку.

- Позволяю ж себе, ваше сиятельство, напомнить вам наше старое знакомство и вручить вам письмо от княгини! - проговорил он несколько певучим голосом и подавая князю письмо.

Князь движением руки указал ему на место около себя.

Жуквич сел и продолжал сохранять задумчивое выражение. На Елпидифора Мартыныча он не обратил никакого внимания. Тот этим, разумеется, сейчас же обиделся и, в свою очередь, приняв осанистый вид, а для большего эффекта поставив себе на колени свою, хотя новую, но все-таки скверную, круглую шляпу, стал почти с презрением смотреть на Жуквича.

Княгиня писала князю:

"Мой дорогой Грегуар! Рекомендую тебе господина Жуквича, с которым я познакомилась на водах. Он говорит, что знает тебя, и до небес превозносит. Он едет на житье в Москву и не имеет никого знакомых. Надеюсь, что по доброте твоей ты его примешь и обласкаешь. На днях я переезжаю в Париж; по России я очень скучаю и каждоминутно благословляю память о тебе!"

Окончив чтение письма, князь обратился к Жуквичу.

- Княгиня мне, между прочим, пишет, - начал он с небольшой усмешкой, что вы ей превозносили до небес меня?.. Признаюсь, я никак не ожидал того...

Жуквич при этих словах заметно сконфузился.

- Вы, может быть, - начал он тоже с небольшой улыбкой и вскинув на мгновение свои глаза на Елпидифора Мартыныча, - разумеете тот ж маленький спор, который произошел между нами в Лондоне?..

- Ну, я не нахожу, чтоб этот спор был маленький, - произнес князь, окончательно усмехнувшись, и делая ударение на слова свои.

- Боже ж мой! - подхватил Жуквич опять тем же певучим голосом. - Между кем из молодых людей не бывает того? - Увлечение, патриотизм! Я сознаюсь теперь, что мы поступили тогда вспыльчиво; но что ж делать? Это порок нашей нации; потом ж, когда я зрело это обдумал, то увидел, что и вы тут поступили как честный и благородный патриот.

- В том-то и дело-с! - воскликнул князь. - Что вам позволялось быть патриотами, а нам нет... ставилось даже это в подлость.

- Дух времени ж был таков, - отвечал Жуквич, смиренно пожимая плечами, - теперь ж переменилось многое и во многих людях. Позволите мне закурить папироску? - присовокупил он, вряд ли не с целию, чтобы позамять этот разговор.

- Сделайте одолжение! - сказал князь.

Жуквич вынул из кармана красивый портсигар, наполненный турецким табаком, и своими белыми руками очень искусно свернул себе папироску и закурил ее.

Князь во все это время внимательно смотрел на него.

- Зачем, собственно, вы приехали сюда? - спросил он его.

Жуквич заметно недоумевал, как ему отвечать.

- Я препровожден сюда!.. - произнес он, пуская густую струю дыма и скрывая тем выражение своего лица.

- А!.. - протянул князь. - Но для чего же вы в таком случае из-за границы возвращались?

Жуквич пустил еще более густую струю дыма перед лицом своим.