Выслушав обо всем этом рассказе, Миклаков сделал насмешливую гримасу.

- Очень уж он женерозничает[45] некстати! - произнес он.

- Отчего же некстати? - спросила княгиня с маленьким удивлением.

- Оттого, что вовсе не то чувствует, - продолжал насмешливо Миклаков. И в душе, вероятно, весьма бы желал, как указано в Домострое, плеткой даже поучить вас!..

- Ах, нет! В душе он очень добрый человек! - возразила княгиня.

Разговор этот их был прерван раздавшимися в соседней комнате быстрыми шагами г-жи Петицкой.

- Боже мой, душенька, ангел мой! Куда это вы уезжаете? - восклицала она, как только появилась в комнате.

- За границу! - отвечала ей княгиня.

- Что со мной теперь, несчастной, будет, что будет? - продолжала восклицать г-жа Петицкая, ломая себе руки.

Положение ее, в самом деле, было некрасивое: после несчастной истории с Николя Оглоблиным она просто боялась показаться на божий свет из опасения, что все об этом знают, и вместе с тем она очень хорошо понимала, что в целой Москве, между всеми ее знакомыми, одна только княгиня все ей простит, что бы про нее ни услышала, и не даст, наконец, ей умереть с голоду, чего г-жа Петицкая тоже опасалась, так как последнее время прожилась окончательно.

- Теперь только и осталось одно - идти да утопиться в Москве-реке! присовокупила она, разводя руками.

- Вовсе вам не нужно топиться ни в какой реке, - возразила ей княгиня с улыбкою, - потому что вы должны ехать со мною за границу!

- Я?.. С вами? - воскликнула Петицкая, никак не ожидавшая такого предложения.

- Да, вы! - повторила княгиня.

При этом Миклаков взглянул с некоторым удивлением на княгиню; но она сделала вид, что как будто бы не замечает этого.

- Но я не имею средств, княгиня, ехать за границу! - возразила Петицкая.

- Средства у меня очень хорошие, и потому вам об этих пустяках беспокоиться нечего! - сказала ей княгиня.

У г-жи Петицкой после этого глаза мгновенно увлажнились слезами.

- Княгиня! - начала она каким-то прерывающимся голосом. - Я не знаю, благодарить ли мне вас или удивляться вам?..

- Ни то, ни другое, а ехать со мной! - проговорила княгиня одушевленным и веселым тоном.

- Что ехать с вами я готова, вы, я думаю, не сомневались в том; но в то же время это такая для меня неожиданность и такая радость, что до сих пор еще я не могу прийти в себя!

- Ну, и отлично, что радость!.. Мы будем с вами жить вместе, гулять, переезжать из одного города в другой.

- Уж конечно! - подтвердила г-жа Петицкая в каком-то раздумье и потом, как бы сообразив хорошенько все, что делает для нее княгиня, она вдруг протянула ей руку и проговорила почти трагическим голосом:

- Благодарю вас!

В ответ на это княгиня хотела было ее поцеловать, но г-жа Петицкая вместо того упала к ней совсем в объятия и зарыдала.

Этого Миклаков не в состоянии уже был вынести. Он порывисто встал с своего места и начал ходить с мрачным выражением в лице по комнате. Княгиня, однако, и тут опять сделала вид, что ничего этого не замечает; но очень хорошо это подметила г-жа Петицкая и даже несколько встревожилась этим. Спустя некоторое время она, как бы придя несколько в себя от своего волнения, обратилась к Миклакову и спросила его:

- А вы, monsieur Миклаков, не едете за границу?

- Нет-с, еду! - отвечал он ей.

О, тогда г-же Петицкой показалось, что она очень хорошо понимает: она полагала, что Миклаков тоже едет на деньги княгини, и теперь ему досадно, что она хочет то же самое сделать и для других! Г-жа Петицкая судила в таком случае о Миклакове несколько по своим собственным чувствам.

- Вы, однако, скорее должны собираться! Мы уезжаем через неделю! сказала ей княгиня.

- Что мне собираться!.. Я в полчаса могу собраться, - возразила г-жа Петицкая. - Но нет, нет, - продолжала она снова трагическим голосом. - Я вообразить себе даже не могу этого счастья, что вдруг я с вами, моим ангелом земным, буду жить под одной кровлей и даже поеду за границу, о которой всегда мечтала. Нет, этого не может быть и этому никогда не сбыться!

- Но отчего же? - спросила княгиня.

- Оттого же, что, вероятно, найдутся некоторые люди, которые будут отсоветовать вам взять меня с собою! - отвечала грустным и печальным голосом г-жа Петицкая. Под именем некоторых людей она, конечно, разумела Миклакова, а частию и князя.

- Никогда я не передумаю, и никто мне не отсоветует этого, - отвечала княгиня с явной настойчивостью; она тоже, в свою очередь, догадалась, кого г-жа Петицкая разумеет под именем некоторых людей.

- Ну, хорошо, смотрите же! - отвечала ей та и затем вскоре ушла, чтобы поспешить в самом деле сборами.

- Что вы за сумасшествие делаете, навязывая себе на руки эту скверную бабу! - воскликнул Миклаков, как только остался вдвоем с княгиней.

- Для вас она скверная, а для меня очень хорошая! - воскликнула ему та упрямым и недовольным голосом.

- Но чем?.. Разве тем, что низкопоклонница, сплетница и даже развратница! - продолжал восклицать Миклаков.

Княгиня при таких эпитетах его покраснела.

- Разве можно так говорить о женщине! - проговорила она: вообще ее часто начинал шокировать грубый и резкий тон Миклакова. - И что всего досаднее, - продолжала она, - мужчины не любят Петицкой за то только, что она умная женщина; а между тем сами говорят, что они очень любят умных женщин.

- Умную еще какую-то нашли! Она лукавая - это так... - воскликнул Миклаков, - а лукавство никак не ум, которого первый признак есть справедливость и ясность.

- Нет, умная, не спорьте! - настаивала на своем княгиня. Она придумала взять с собою Петицкую чисто с целью иметь в ней оплот и защиту свою против любви к Миклакову. Она вознамерилась ни на минуту не расставаться с Петицкой, говорить с ней обо всем, советоваться. Подчиняясь суровой воле мужа, который, видимо, отталкивал ее от себя, княгиня хоть и решилась уехать за границу и при этом очень желала не расставаться с Миклаковым, тем не менее, много думая и размышляя последнее время о самой себе и о своем положении, она твердо убедилась, что никогда и никого вне брака вполне любить не может, и мечты ее в настоящее время состояли в том, что Миклаков ей будет преданнейшим другом и, пожалуй, тайным обожателем ее, но и только. По своему несколько мечтательному и идеальному мировоззрению княгиня воображала, что мужчина, если он только истинно любит женщину, может и должен удовольствоваться этим. Но всего этого она не хотела открывать Миклакову и сказала ему несколько иную причину, почему пригласила Петицкую.

- Как вы не понимаете того! - продолжала она. - Когда Петицкая поедет со мной, то все-таки я поеду с дамой, с компаньонкой, а то мою поездку бог знает как могут растолковать!..

Миклаков многое хотел было возразить на это княгине, но в это время вошел лакей и подал ему довольно толстый пакет, надписанный рукою князя. Миклаков поспешно распечатал его; в пакете была большая пачка денег и коротенькая записочка от князя: "Любезный Миклаков! Посылаю вам на вашу поездку за границу тысячу рублей и надеюсь, что вы позволите мне каждогодно высылать вам таковую же сумму!" Прочитав эту записку, Миклаков закусил сначала немного губы и побледнел в лице.

- Этот господин начинает себе очень большие шуточки позволять, проговорил он.

- Что такое? - спросила его с беспокойством княгиня.

Миклаков подал ей письмо и деньги.

Княгиня прочла и тоже заметно сконфузилась.

- Ну, я с ним поговорю по этому поводу, - продолжал Миклаков; ему и прежде того еще очень хотелось побеседовать с князем. - Доложи князю, что я желаю его видеть, - присовокупил он стоявшему в дверях лакею и ожидавшему приказания.

- Для чего вы хотите его видеть? - спросила княгиня с беспокойством, когда лакей ушел.

- Да хоть бы для того, чтобы отдать ему деньги назад, - отвечал Миклаков.