- Тренер помог мне попасть в НБА. Он сделал все, чтобы меня выбрали на драфте.

- На каком драфте? – переспросила я.

- Это что-то типа отбора новых баскетболистов для клубов НБА. Непростая штука. Ну… и он не одобрил мой уход. Считает, как и ты… что я поступил глупо.

Феликс покачал головой и пнул ногой мяч, который звонко ударился о стену.

- Я иногда помогаю ему с младшими, самому нравится возиться с ними. Но с тренером мы не разговариваем.

Я видела, как тяжело дались Филу слова, но ценила, что он был самим собой – без прикрас, немного смущенный, но честный. Кошки скребли на душе от его грустного выражения лица.

- Что там мальчики кричали про твои трехочковые?

Я небольно толкнула Фила кулаком в плечо, а он наигранно скривился и потер ушибленное место.

- Артист! Сможешь десять подряд?

Я перевела тему, парень заметно оживился.

- Смогу и больше, - уверенно ответил он.

- Давай десять.

- А что мне за это будет?

- Желание, - выпалила я.

- Любое?

Он поднял бровь и ухмыльнулся.

- Любое, - подтвердила, принимая правила игры. – Не сумеешь, желание загадаю я.

Прозвучало как вызов. Феликс только шире улыбнулся, оголяя белоснежные зубы и заставляя мозг подвисать.

- Принято.

Он отошел за трехочковую линию и подмигнул мне, стоящей у баскетбольного щита. Бросил мяч и попал, едва задев сетку. Толком даже не целился.

- Трехочковый, - он изобразил жест и запел, смешно двигаясь, - трехочковый, я Леха-швед, на трехе мой бросок в огне…*

Я рассмеялась, ничего не понимая, и вернула ему мяч. Второй, третий, седьмой бросок почти также точно поразили кольцо. А я даже не смогла возмутиться, разглядывая Фила. Он смотрелся здесь невероятно уместно: высокий рост, четкая схема движений, ни одного лишнего колебания, расслабленное лицо, цепкий взгляд, ловкие пальцы, которые умело обрабатывали не только мяч… Меня несло не туда.

После девятого попадания я все же взвыла. Теперь десяток точных дальних бросков казались слишком простой задачей. Не зря гаденыш предлагал повысить ставки. Хотя, судя по нему, он бы также легко засадил и сотню.

- Уже придумал, что загадаешь? – перекатывая мяч обратно по полу, спросила я не без задней мысли.

- Буду импровизировать.

Он наклонился.

- Ты еще не выиграл.

- Не обламывай кайф, - уже занося руки вверх, пробурчал Фил.

- А ты ведь не знаешь, что загадала я…

Взгляды пересеклись, вспыхнул пожар. Мои щеки сгорели заживо. Феликс едва заметно ухмыльнулся и бросил мяч. И промахнулся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

**********

* L’One – Трехочковый

Специально? Хитрый жук давал мне сделать ход.

- Какая досада! – Фил будто удивленно развел руками. – Проиграл первый раз в жизни.

Он подобрался слишком близко, сбивая к чертям дыхание.

- Теперь развратная Алиса покажет мне страну чудес?

Вот как, как перед ним было устоять? Как вообще вспомнить о том, что где-то меня ждет жених и вернуться в реальную жизнь? Ответа не было, я его не нашла. Расплылась в улыбке, сдерживаясь из последних сил.

- А твоя развлекательная программа окончена? – притворно возмутилась я.

Феликс неожиданно стал серьезным.

- Вообще-то, нет. Хотел успеть к закату, но ты испортила мой план. - по-деловому сообщил он. – Но так уж и быть, не уговаривай, попробую что-нибудь сообразить.

Не успела я догадаться, что он имел в виду, как Ветров развернулся в сторону вышки и, сложив руки рупором, громко крикнул «запускай!». В окне наверху появилась и исчезла мужская фигура. Я хотела смутиться охраннику, который негласно находился где-то рядом, но Фил в эту минуту вытащил из-за трибуны широкий синий мат, бросил его посередине зала и, подкравшись сзади, надавил под коленками, отчего я потеряла равновесие и упала вместе с ним. Тем временем, купол под крышей ожил и пришел в движение, постепенно открывая вид на темное небо, усыпанное звездами.

Я, едва дыша, любовалась картиной под мерный стук сердца того, кто прижимал меня к груди. Звезды не были волшебными, и небо – самое обычное: без лунного затмения, звездопада или северного сияния. Но на глаза отчаянно наворачивались слезы: никогда ничего подобного не чувствовала. Захотелось просто умереть, чтобы навсегда остаться такой счастливой и не сталкиваться с реальностью, поджидающей за дверью. Глупое и эгоистичное желание, но разве я не человек?

- Ты что-нибудь знаешь о звездах?

Я рыскала глазами по черно-синему небосводу и не могла отыскать знакомых созвездий.

- Не-а, - честно ответил Фил, а спустя пару мгновений заговорил на тон тише: - Только про Полярную звезду. Вон она.

Я проследила за его указательным пальцем, но не разобралась, куда именно смотреть, а Фил продолжил.

- Когда мама ушла, я начал сбегать из дома, чтобы найти ее. Не верил, что она бросила нас. Пару раз я нехило так терялся в лесу за городом. Отец устал ругаться и научил ориентироваться на местности. Вот одним из методов найти дорогу была Полярная звезда.

Я молчала, пока слушала Феликса. Заметила, что он не говорил о матери, но не лезла в душу. Парень, тем временем, уже достал телефон, чтобы щелкнуть нас, лежащих, на переднюю камеру. Затем, судя по звуку сообщения, отправил мне.

- Даже не посмотришь, как вышла на селфи? – Фил пытался шутить, но глаза оставались печальными.

- Папа бросил нас. Ушел в другую семью и завел других детей. А мне пришлось резко повзрослеть, чтобы вытянуть из депрессивной ямы маленькую сестру и инфантильную мать, которая не работала ни дня в жизни, - открылась и я ему.

Мы посмотрели друг на друга. Это было похоже на то, как складываются детали мозаики, дополняя картину. Щелк, и все.

Я сама потянулась к нему. Погладила щеку кончиками пальцев, встречая сопротивление жестких коротких волосков, провела вдоль тонкой, едва заметной морщинки на лбу, взлохматила челку. А потом поцеловала. Первой. И это было волшебно. Потому что впервые я не чувствовала себя виноватой, впервые дышала предвкушением, а не печальными последствиями. Что там Хемингуэй писал про жизнь здесь и сейчас? Подписывалась под каждым словом.

Его язык ответил на мое вторжение, руки опустились на бедра, он громко вздохнул.

- Я не сдержусь, - Феликс не спрашивал, предупреждал.

- Не надо.

И сто пятьдесят с места на разбеге. Фил перекатился на спину, усаживая меня сверху. Ему нравилось видеть, как я веду, нравилось, что я хотела вести. Я больше не сдерживалась, отпустила губы, руки, язык в свободное плавание. Боже, что они творили… Стоп-кран сорвало, и поезд летел под откос.

Дрожащими пальцами я стягивала с него кофту, вырывала с корнем пуговицы рубашки под ней. Я впивалась в его рот, будто хотела напиться, а он был алкоголем. Я стонала, целовала родинку, впадину на шее, плечо. Скользила языком по рельефной груди, на которой не было ни одного волоска – боже, как я ненавидела волосы на теле, особенно у мужчин на груди. Он был идеальным. И таким для меня.

Я лизнула его живот, прикусила сосок. Фил громко зарычал, больно сжав мою задницу, и вдавил между ног возбужденный член, рвущийся из штанов. Длинные пальцы пробивались под пояс моих брюк, но ткань кожзама плотно прилегала к телу. Фил злился.

Он нетерпеливо стянул с меня пиджак и отбросил в сторону, слегка толкнул, опрокидывая на спину, и подмял собой. Мысли о наблюдающем за нами охраннике или любых других зрителях, которые могли забрести в спортивный зал, вылетели из головы, как шальные пули. Да будь трибуны сейчас полны галдящими болельщиками, я бы не остановилась. Плевать. На все плевать!

Феликс спустил тонкие бретельки майки с плеч, прочертил влажную дорожку языком по шее к груди. Зубами отодвинул топ вместе с прозрачным бельем и, сжав в ладони, втянул вершину, прикусывая край соска. Вторая рука Фила расстегнула молнию на моих брюках, и он погладил там через ткань трусиков. Я зашипела от удовольствия.