— МЕНЯ!

— Ну хорошо, и-и-и?

И у нее не было ответа для него.

— Возможно, я даже видел такой же пост, что и ты. Он сказал, что это была отличная демонстрация лидерства. То, что он сделал, было хорошим, может быть, даже смелым поступком, но он сделал это на личном уровне, и я не вижу никаких доказательств того, что он действительно побуждал граждан следовать его примеру. Даже если не сказать, что он плохой лидер как гражданин, но даже при хорошем лидере многие звери в этом мире слишком упрямы, чтобы быть хорошими последователями. В том числе много… много… полицейских. И поправь меня, если я ошибаюсь, но я помню, как ты говорила, что сегодня у тебя были очень похожие чувства.

Что ж, пылкий всплеск эмоций не мог сравниться с его спокойным и хладнокровным поведением. Он по-прежнему не улыбался, и она также хорошо знала, что ему не доставляло радости бороться с ее идеалами, но от этого ей не легче было то, что у него, казалось, был ответ на все — даже не обязательно хороший ответ на все, конечно, не аргумент, который мог бы ее убедить в чем угодно, но, честно говоря, да, после всей тяжелой работы, которую она проделала, защищая свою работу мечты — для него, для протестующих, для случайных знакомых в Интернете, для совершенно незнакомых, которые однажды видели ее мимоходом и никогда больше не видели — ей бы очень понравилось, если бы хоть раз он не знал, что сказать, если бы хоть раз он смог принять участие в смущении, которое она чувствовала каждый раз, когда рисовала пробел в этом разговоре, чтобы она не была единственной, кто чувствовал себя глупо. Она прокляла то, что ей просто нужно было влюбиться в умного говорящего. Конечно, зная его, если его исследовать, он, вероятно, настаивал бы на том, что та часть, где он соскользнул в нехарактерно уязвимую тираду, была гораздо более смущающей, чем то, что она не отрепетировала ответы на все, что он ей бросал. Так что, возможно, они были даже.

Но вместо того, чтобы показать свои карты, она откинулась на спинку стула и попыталась сопоставить его энергию. Она сложила лапы на столе перед собой и сказала как можно яснее:

— И ты мог бы знать все факты правильно, но, честно говоря… Я просто не уверена, что эти факты рассказывают мне историю, которая без тени сомнения говорит мне, что мой единственный моральный выход — это уйти из работы.

На его морде появилась легкая ухмылка.

— И знаешь, что? Может, ты еще во всем права. Но всё же, даже если я проснусь завтра с мыслью: «Вот дерьмо, это была ошибка, мне не нужно было увольняться, чтобы доказать, что я противостою злу…», вероятно, это было то, что я должен был сделать в любом случае. Точно так же, как я говорил с тем невероятно высоким парнем; он спросил меня, почему я решил стать копом, и я сказал ему честно: у меня была возможность стать первым копом в своем роде, и это казалось крутым. Именно это и тот факт, что ты вдохновила меня — и ты все еще должна гордиться тем, что сделала это, но это все. Вот и все. — и ухмылка сменилась сожалением. — Дело в том, что это всегда было твоей мечтой; Я просто одолжил это. Да, я сказал тебе, что когда я был маленьким ребенком, я хотел вырасти кем-то великим и героическим. Тогда ты пришла и подарила мне эту возможность… вроде как… сделать… что-то в этом роде, и я воспользовался ею. Но я буквально не хотел быть взрослой версией бойскаута — по крайней мере, не всю свою жизнь. Это была веселая поездка, но это никогда не было моим истинным призванием — не предполагаю, что я знаю свое настоящее призвание, но… я знаю, что это было не так. — а затем, поскольку это казалось правильным поступком, он наклонился, положил свою лапу на её и посмотрел ей в глаза еще глубже, чем раньше. — Эй. Слушай. Ты научила меня, что я не должен позволять обществу говорить мне, что я родился плохим, и я благодарю тебя за это. Но мне нужно понять, как быть хорошим по-своему; Я не могу просто следовать за тобой до самого конца. Я знаю, что у тебя возник огромный внутренний конфликт и что какой бы ответ ты ни получила, он не будет легким; Я знаю это, потому что сегодня сам сражался в той битве. И я по-прежнему буду думать, что лучшее для тебя сейчас — это уволиться… но проясни, что ты вернёшься, когда они начнут действовать вместе, и что ты будешь знать, когда наступит этот момент, потому что они не будут мстительно отказывать тебе в возвращении после того, как у тебя была чертовски хорошая причина оставить их. Таким образом, тебе не придется полностью отказываться от своих мечтаний; ты просто требуешь, чтобы твои мечты работали, чтобы это заслужило право быть мечтой такой замечательной крольчихи, как ты. Но эй… решать тебе… — он сел и сложил руки. — И я желаю тебе удачи в выяснении того, что ты собираешься делать, потому что я знаю, что это не завидное положение. И какой бы путь ты ни выбрала, я приму его. Но теперь это твоя битва… и я больше не могу сражаться с тобой.

Я больше не могу сражаться с тобой в этой битве.

Она знала, что есть несколько верных способов истолковать это утверждение, но, что бы там ни было, ее мысли перескочили к самому печальному. Не позволять этому быть похожей на эту чертову мечту. Она так много вложила в свою карьеру и в эти отношения, и теперь казалось, что вселенная требует, чтобы она отказалась от того или другого. Но она не хотела давать вселенной такую ​​власть над собой, так что она просто продолжала задумчиво смотреть на него и предоставила возможность, ожидая, что он спокойно встанет со стула, тихо поднимется наверх, чтобы собрать спортивную сумку и уйти.

Но он так и не сделал этого, и по мере того, как их пристальный матч продолжался, он превратился из обескураженного в явно сбитый с толку тем, как она, казалось, абсолютно никак не отреагировала на все, что он только что сказал.

— Так, э… как ты себя чувствуешь сейчас?

Она не собиралась быть агитатором.

— Я просто думаю, что… Я просто вложила слишком много себя во все это, чтобы отказаться от этого сейчас, — и он до небес надеялся, что понял двусмысленность.

И если бы он знал, что она боялась, что именно так они расстались, он, вероятно, уловил бы этот подтекст, но, насколько он сам знал, это даже не вариант, и они все еще строго обсуждали свой карьерный путь.

— И это совершенно понятно. Как я уже сказал, я не думаю, что ты легко примешь это решение. Но было бы упущением не посоветовать тебе изучить все возможные варианты, — затем он изо всех сил старался выглядеть таким же сострадательным, как он чувствовал, когда добавил: — Эй, ты подтолкнула меня к тому, чтобы стать лучше… пора мне отплатить за услугу.

— Это очень справедливо с твоей стороны, и я ценю это, но… боже, я просто не могу избавиться от мысли, что я не буду верна себе, если откажусь от всего, что меня волновало сейчас.

— О, убери эту чушь о бэби-бумерах с моего лица! — отрезал он. — П-прости, что я так выскочил, но… Господи, задолго до того, как началась нынешняя социально-политическая неразбериха, я заметил эпидемию тех, которые, казалось, действовали, полагая, что это было каким-то образом лицемерно менять свои ценности. Вроде… нет! Нет, развитие твоего персонажа предназначено не только для детей, и нажатие на кнопку перезагрузки в твоей жизни предназначено не только для выздоравливающих алкоголиков, которые стали фанатиками Иисуса! И меня огорчает, что многие так думают! И знаешь, что? Давай представим, что это было! Тебе еще нет и тридцати. Множество зверей в этом мире сказали бы, что ты все еще ребенок, и имели бы в виду это самым приятным из возможных способов: «не волнуйся, если ты все еще не знаешь, кто ты, потому что у тебя еще много времени». И… Боже, у меня восемь лет на тебе, и иногда у меня бывают моменты, когда я просто говорю: «Черт, я правда знаю, кто я?» И некоторые бедняги всю жизнь не узнают, кто они на самом деле, потому что они думают, что старшие воспитали их и есть их истинное «я». Так что да. Не бойся менять курс. Такое решение будет болезненным, но оно может привести к личному росту. Так что да, считай это растущей болью.