– Александр Артемьевич, не держу я зла на Ивана, да только не верю я, что ему мое прощение нужно. Он деток любит, ну, и ладно, а в остальном Господь разберется.

– Ну, и хорошо, ну, и ладно. Оставляю я тебя, Александрин, прости мне, старику, всё, а я тебя, голубушку, от всего сердца за всё прощаю и благословляю. Ефросинье помоги, она от тебя полностью зависит, и Наташу береги, она сестра детям твоим, полюби её, как их любишь. Ну, всё-всё, не плачь!

Александра положила голову на грудь свёкру, плечи её сотрясались. Она подняла заплаканное лицо и поцеловала Александра Артемьевича в лоб.

– Будьте покойны, – утирая слёзы, произнесла она, – со всем справлюсь, всё сделаю, от души Вас прощаю, и с низким поклоном за всё благодарю.

Сообщили о приходе отца Кирьяна. Батюшка вошёл, Александра поцеловала его руку, а он благословил её, перекрестив, и подошёл к Александру Артемьевичу. Все покинули комнату. Мужчины остались одни.

Через некоторое время отец Кирьян спустился вниз.

– Всё хорошо, всё успели, всё сделали, – сказал он Александре.

Вошёл приехавший толстенький доктор с румяными щёчками, скинул слуге верхнюю одежду и в сопровождении Александры пошёл наверх. Александра открыла дверь спальни. Александр Артемьевич лежал на спине, закрыв глаза, с вытянутыми вдоль туловища руками. Лицо его было спокойно и благостно. Доктор стал щупать пульс, посмотрел на Александру. Она поняла всё без слов.

На похороны приехали дети Александра Артемьевича: сын Николай с женой Натальей Кирилловной, дочерью гетмана графа Кирилла Григорьевича Разумовского; сын Борис, генерал-майор, овдовевший четырьмя годами ранее, и до сих пор хранивший память о жене, княжне Екатерине Михайловне, в девичестве Черкасской; дочь Елизавета вместе с мужем бароном Александром Николаевичем Строгановым; дочь Екатерина с мужем, графом Алексееем Владимировичем Салтыковым; сыновья Пётр и Андрей. Приехал и Иван Александрович Загряжский в новой генеральской форме.

Родные Александра Артемьевича любили, уважали, были преисполнены к нему самых глубоких добрых чувств, почтительности и благодарности, поэтому скорбь родственников была абсолютно искренней.

Похоронили его на кладбище Иосифо-Волоцкого монастыря, затем справили поминки в Яропольце, выразили соболезнования Александре, старшим детям, заверили в полной поддержке и помощи во всех непредвиденных обстоятельствах (в чём Александра не сомневалась, семейные узы были крепкими, родственные связи близкими и незыблемыми) и разъехались по домам. Задержался только Иван, сказав, что он уедет на следующий день вечером. Ульрика же всё это время находилась у себя в комнате и гостям не показывалась.

На следующее утро Загряжский сказал, что будет завтракать у себя. После завтрака попросил привести к нему детей в гостиную. Порадовался тому, как изменился и вырос Александр, полюбовался младшими Софи и Катрин, поговорил с ними об их занятиях, Наташу взял на руки, долго смотрел на неё, погладил по головке, поспрашивал о глазках, носике, улыбаясь, поцеловал и отдал няне Наташе. Катя тоже, поцеловав папа, ушла с гувернанткой. Затем поговорил с Софи, велел ей быть маме помощницей, слушаться её во всём, прилежно учиться, подставил ей щёку для поцелуя и, тоже распрощавшись, остался наедине с сыном. О чём шёл этот долгий разговор никто не знал, но только через час Саша с сияющими глазами вылетел из гостиной с криком:

– Мама, мама! Я…

– Иди к себе, – спокойно прервал его отец, – я всё скажу маме сам.

Иван и Александра остались одни.

– Саша, если ты надеешься, что я буду говорить об известной ситуации, то готов тебя огорчить. Этого разговора не будет.

– Я не надеюсь на этот разговор. Я вообще ни на что не надеюсь.

– Это ты зря. Мы по-прежнему семья, у нас дети. Я всегда заботился о них и их будущем. Не изменю этому и сейчас. Пришло время подумать об Александре.

– Что тут думать, Иван, ты же уже всё решил и сообщил мне об этом ранее. Я только жду, когда это произойдёт.

– Ты как всегда рассудительна и мудра, Сашенька, – произнёс Загряжский, – ну, так вот время пришло. Собирай, мать, сына в дорогу. Сегодня вечером мы с ним вместе и поедем.

Александра покачнулась, пелена застлала глаза. Иван бросился к ней.

– Всё хорошо, – отстранилась она, – видно сердце ещё не до конца готово к отъезду сына.

Она кликнула крепостных девушек, и началась предотъездная суматоха. Сашу начали собирать в дорогу.

– Да ты не переживай так, – улыбаясь, произнес Загряжский, – это же всё равно должно было случиться. Да и не один он там будет. Ты что, письма от Ольги не получала?

– Нет.

– Значит, скоро получишь. С братом он в кадетском корпусе в столице учиться будет, с племянником нашим, Александром, Ольгиным сыном. Два Александра на воинский путь вместе ступят.

– А он же когда и как до Петербурга доберётся?

– Так кум твой Парамон за пасынком тоже поехал, завтра мальчишек познакомим и вперёд, к будущим победам! Хватит уже, вечно вы бабы, как курицы, над своими цыплятами квохчете. Мужики они оба, пора от мамкиной юбки отрываться.

– Как у вас, мужчин, всё просто, – горестно вздохнула Александра.

Загряжский рассмеялся и потрепал её за плечо:

– Что же ты меня со званием не поздравляешь, генерал-майорша?

– Поздравляю, конечно, Иван, ты это звание заслужил по праву. Дети тобой гордятся. Наташенька-то ещё не понимает, а старшие точно гордятся. Ты думай о них, люби их, заботься. Они тебя любят.

– Сашенька! – рванулся к ней Загряжский.

– Всё, Иван, всё, не будем больше об этом, – ускользнула от него Александра.

Иван вздохнул.

– А кум-то мой и адъютант Парамон тоже звание следующее получил за службу на Кавказе. Секунд-майор теперь муж твоей сестры. Можешь их обоих поздравить.

– Что ж, непременно поздравлю.

К вечеру суматоха улеглась, вещи были собраны. Готовились попить чаю и отправить путников в дорогу. В столовую спустилась и Ульрика. Загряжский поклонился ей, здороваясь, но не подошёл. Чай пили, молча. Наконец, в экипаж отнесли вещи. Александра благословила сына иконой. Крепилась изо всех сил, не плакала. В последний момент не выдержала, прижала крепко к сердцу, поцеловала в макушечку, перекрестила, и отец с сыном сели в экипаж и отправились в столицу.

Впервые в жизни Парамон возвращался домой. Нет, конечно, у него был дом в своём поместье, где жила мать и до замужества – сестра. Но этот дом – совсем другое. Здесь был ЕГО ДОМ, дом, где ждала любимая женщина, его жена, это была обитель ЕГО СЕМЬИ. Как же давно не испытывал служивый этого чувства. Много лет ничего не держало его дома. Сейчас же Парамон, получив долгожданный отпуск, мчал коня к своему счастью. Секунд-майор рисовал себе картины встречи с Ольгой, планировал, как он встретится с пасынком, отвезёт его в Петербург в кадетский корпус и оставит вместе с кузеном Александром Загряжским продолжать суровое обучение защите Отечества, вернётся, и они вместе с Ольгой навестят его родных. Как, наконец, соберутся все вместе и будут веселы и счастливы. Всё будет как в детстве. Не будет с ними только отца и старого друга Фрегата. Отец… Отца Парамон помнил плохо, слишком мал был, когда тот погиб. Пёс же служил ему верой и правдой много лет, и теперь очень его не хватало.