— Не тебе это решать, мой дорогой, — ласково отвечал Гриндевальд из зеркала. — Ты думал, если сбежишь, всё закончится?.. Нет, Перси. Всё только начнётся…

Грейвз проснулся усилием воли. Долго лежал без движения, слушая колотящееся сердце. Лунный свет скользил по тёмной спальне, как живой, высвечивая посеребрённый геометрический узор обоев, бронзовое изножье кровати, переплетение линий на ковре. Грейвз дождался, пока утихнет стук в ушах, поднялся, набросил домашний халат. Спустился в столовую, где за ужином оставил свой портсигар. Прежний, серебряный с монограммой, остался там же, где и вся остальная жизнь — в Нью-Йорке. Новый был простым, даже скромным. Квадратный стальной корпус, фабричное клеймо на задней крышке, рифлёная поверхность. Похожий когда-то был у Тесея.

Не зажигая свет, Грейвз поставил стул боком к столу, сел, облокотился. В Нью-Йорке он двадцать пять лет покупал табак у одного и того же мастера. Индра Мукерджиран из рода нагов держал лавку на Чемберс стрит, в старой части Манхэттена. Персиваль заглядывал к нему раз в неделю, покупал жестяную коробку «Золотого ракшаса» и по вечерам крутил себе сигареты. Ему нравилось делать это вручную. Он садился за обеденный стол — почему за обеденный, кстати, и сам не знал, но за письменным столом в кабинете сигареты всегда выходили кривыми и лохматились — раскладывал табак и бумагу, ставил рядом стакан чистого вермута. Отмерял стружку мягкого табака на глаз, ровнял, заворачивал, облизывая клейкий край. За вечер получалось тридцать штук — как раз хватало заполнить портсигар на несколько рабочих дней. А если было лень или не хватало времени — там же, у Индры, покупал тонкие индийские сигариллы со сладковато-перечным запахом.

Пока он был в Лондоне, у него не было времени искать себе другую нажью лавку. А здесь, в Гленгори, продавали только обычный табак. Грейвз взял первый попавшийся, подороже, какую-то «Королеву Анну», понадеявшись, что цена обозначает качество.

Табак оказался почти безвкусным.

Впрочем, может, дело было не в табаке. Грейвзу сейчас всё было безвкусно, даже местный шотландский виски.

Сигарета затлела, едва он поднёс её ко рту. Грейвз выпустил дым, посмотрел, как тот клубится сквозь поток лунного света. Пристроил затылок на высокую твёрдую спинку стула. Поворошил мысли, отвлекая себя, привычно занимая себя делами.

Надо попросить Ньюта заглядывать сюда почаще. Его общество неприятно, но Криденс к нему привязан. И лучше злиться на Ньюта, чем всё время возвращаться мыслями к Гриндевальду.

Надо наладить связь с местным сообществом магов. В Гленгори полно волшебников, надо сходить к ним на встречу, собрание, ковен, шабаш или что они тут устраивают… Надо вытряхнуть Криденса из его чудовищных тряпок и дать ему приличной одежды. Надо найти для него учебники. Надо начать уроки. Надо, надо, надо…

Прежде всего надо взять себя в руки, — подумал Грейвз. — Переждать панику. Это временно, это пройдёт. Потом станет легче.

Забытый столбик пепла упал на крышку стола и исчез, едва коснувшись полированного дерева. Грейвз бросил окурок в массивную пепельницу из зелёного хрусталя, сразу потянулся за второй сигаретой. Невольно поднял взгляд, когда впереди почудилось движение.

Там.

В проёме двери, в тёмном коридоре стоял кто-то с белым лицом. Высокая тёмная фигура, едва различимая в тени. Страх ударил по нервам холодным огнём, Грейвз замер, готовый драться… Но это был всего лишь Криденс. Он стоял, покачивался, одним пальцем постукивая по косяку.

Дожил, Персиваль. Испугался мальчишки. Скоро от тени своей будешь шарахаться.

— Почему ты не спишь?.. — хрипловато спросил Грейвз, затянувшись.

— Простите, сэр, — привычно-виновато отозвался тот. После паузы добавил: — Я думал о Модести. Она мне снилась.

Грейвз выдохнул дым через ноздри. Модести. Ну, конечно. У всех есть дурные сны, каждый тащит воспоминания, которые хотелось бы вынуть. Его преследует Гриндевальд, а что преследует Криденса?.. Или кто?..

— Я помню её, — сказал Грейвз, задержав сигарету возле лица. — Твоя сестра, верно? Такая странная замкнутая девочка. Что с ней стало?..

— Я не знаю, сэр, — Криденс опустил глаза. — Я не видел её. С того дня.

С того дня?.. Грейвз покрутил сигарету, раздумывая, что за день для Криденса должен быть «тем». Наверное, тот, где он едва не разнёс полгорода? Да, пожалуй. После «того дня» он считался убитым. Тогда он покинул Нью-Йорк. Наверное, ему не хватает прежней семьи?.. Если только эту стаю беспризорников под крылом фанатичной истерички можно было назвать семьёй.

— Ты скучаешь по ней?.. — спросил Грейвз. — По твоей сестре.

— Я… — начал Криденс и почему-то замолк. — Да, сэр. Я бы хотел знать, что у неё всё хорошо.

— Ты можешь попросить мистера Скамандера написать Тине, — спокойным тоном предложил Грейвз. — Помнишь Тину?.. Ты её видел. Такая приятная молодая женщина, — Грейвз покрутил рукой возле уха, намекая на каре мисс Голдштейн, и сбил пепел, — она однажды устроила бардак у вас в церкви. Она могла бы отыскать твою сестру.

Кажется, Криденс чуть улыбнулся. В темноте было не разобрать. Но темнота чуть-чуть потеплела.

— Иди сюда, — велел Грейвз. — Раз ты всё равно не спишь.

Он уже собирался позвать Финли, чтобы тот принёс горячего молока и печенья — или что там дают детям, которые не могут заснуть?.. — но Криденс, приблизившись, не сел за стол. Он вдруг сложился и сел прямо на пол, у ног Грейвза. Едва заметно качнулся из стороны в сторону, нерешительно приткнулся острым плечом к бедру.

Он сел спиной, Грейвз не видел его лица — только затылок с ровной линией густых волос и подбритую шею, торчащую из мягкого ворота пижамы. Грейвз выдохнул, пытаясь перебороть внезапную сладкую тяжесть. Почти сразу сдался. Потянулся пальцами к торчащей шее, провёл по ней. Криденс подался назад, подставляясь под ласку, кажется, тихо вздохнул.

Грейвз положил руку ему на макушку. Погладил по волосам. Кончики пальцев как будто покалывало, и он прочёсывал тяжёлые чёрные пряди, чтобы избавиться от странного ощущения.

Криденс подобрал под себя ноги, прижался твёрдым виском к колену Грейвза. И совершенно точно вздохнул — спокойно, глубоко, как человек, который нашёл, что искал.

Грейвз сидел молча. Курил, гладил Криденса по волосам. Не мог остановиться. Пропускал густые гладкие пряди сквозь пальцы, они щекотали кожу, а он снова нырял в них, снова, снова.

— Вам грустно, сэр?.. — негромко спросил Криденс.

— Мне снятся плохие сны, — сказал Грейвз.

— Про этого человека?

Криденс упорно отказывался называть Гриндевальда как-то иначе, оставляя его безымянным, будто наказывая.

— Да, — сказал Грейвз.

— Что он с вами делал?

— Ничего. Держал в плену. Разговаривал.

— Он вас бил?..

Грейвз усмехнулся, услышав в вопросе скрытую за ужасом ярость. Мальчик был злопамятен и обидчив. Но, кажется, мальчик считал, что может злиться на Гриндевальда не только за свою обиду. Это даже польстило. Трогательное и смешное желание отомстить. Нет, мстить Грейвз собирался только своими руками.

— Нет, — сказал он. — Он не мог, даже если хотел. Магия, которая отдала ему моё лицо, отдала бы ему каждую мою царапину. Он бы чувствовал ту же боль, что и я. А он боится боли.

— Он лечил мне руки, когда ма… Мэри Лу наказывала меня, — негромко сказал Криденс. — Он не мог вылечить себя?..

— Нет, — сказал Грейвз. — Ему пришлось бы лечить меня, чтобы самому излечиться.

Он вспомнил осколок стекла, вспоротые руки, горячую слабость. Гриндевальд тогда еле успел. Но успел. Может, зря?.. Сейчас не было бы их обоих. Криденс жил бы у Ньюта, игрался с Хоуп. А мир был бы спокоен.

Криденс словно почувствовал его мысли, привалился плотнее. Голова у него была тяжёлой, волосы — гладкими. Грейвз чувствовал, как тепло медленно разливается по телу, поднимается по бедру от колена, согревает локоть, предплечье — будто Криденс был волшебным огоньком, у которого можно греться в морозную ночь. Тепло добралось до щёк, мягко разжало рёбра, разрешило дышать в полную силу.