— Я слышала, какой крик там стоит, — Серафина морщится, трёт висок. — Зачем ты здесь? Жёстко почивать на лаврах?

— Я хочу домой, — негромко говорит Грейвз. — Мой дом — здесь. Дай мне вернуться.

— Грейвз, это зависит не от меня одной, — вздыхает та. — Твоей репутацией тут не подтёрся только ленивый. Сам знаешь, друзей у тебя всегда было мало.

— А ты знаешь, что я невиновен, — говорит Грейвз. — И теперь я могу это доказать. С Гриндевальдом сотрудничал Нокс, а не я. Если ты дашь добро на пересмотр моего дела, британский аврорат, который уволок из Дурмштранга целую сокровищницу с бумагами, с радостью поделится с тобой уликами. Если ты прикажешь обыскать дом и кабинет Нокса, ты найдёшь много имён тех, кто поддерживал Гриндевальда здесь, в Америке.

— А президентскую амнистию ты не хочешь?.. — спрашивает она, пиная по дорожке зелёный жёлудь.

— Я хочу назад своё имя, — твёрдо говорит он. — Свой дом, свою работу и свою жизнь. Амнистия меня не устроит.

— Персиваль, — Серафина тяжело вздыхает, смотрит прямо в глаза. — Ты ни одну женщину в своей жизни не способен сделать счастливой, да?..

Персиваль пожимает плечами и улыбается.

— Хорошо, — без дальнейших раздумий говорит она. — Возвращайся. Мне нужен кто-то, кому я могу доверять.

***

Гондульфус хохочет так, что начинает икать. Он сползает со спины верхового медведя, смотрит на Грейвза, смотрит на Криденса, и хохочет, бессильно ударяя кулаком в землю.

— Бэрбоун, — повторяет Гондульфус, утирая слёзы и вздрагивая. — Перси, мать твоя была красивая женщина!.. Ты впендюрил Бэрбоуну!..

Криденс стоит рядом, смущённо улыбаясь. Он не видит в этом ничего настолько смешного, но на всякий случай держится поближе к Грейвзу.

Он и правда, как оказалось, Бэрбоун.

В документах Мэри Лу, которые авроры нашли в разрушенной церкви Второго Салема ещё тогда, во время расследования декабрьских событий, обнаружились письма, фотографии и метрические бумаги, которые пролили свет на происхождение Криденса.

Мэри Лу была не просто его приёмной матерью. Она была его родной тёткой.

Как так случилось, что Роберт Бэрбоун, потомок старого рода охотников за ведьмами, влюбился в волшебницу, было уже не узнать. Но он влюбился, и это было взаимно. Волшебница по имени Карен скрыла их связь от магического сообщества. Они поженились тайно, по законам не-магов. У них родился сын. Они жили тихо, не привлекая ничьего внимания. Роберт нанялся в бригаду строителей. Работа была тяжёлая, но платили достаточно, чтобы он мог содержать семью и сестру. То ли случайно, то ли по недосмотру, но однажды он сорвался с лесов. Его принесли домой уже умирающим. Карен в отчаянии пыталась его спасти, но Мэри Лу сломала её волшебную палочку, полагая, что колдовство погубит душу её брата. Роберт умер, Карен парой месяцев позже слегла от драконьей оспы. И Мэри Лу забрала племянника себе.

— Я тоже хочу посмеяться, — говорит Персиваль, глядя на деда. Он слегка хмурится — веселье Гондульфуса ему не понятно.

— А я говорил! — Гондульфус тычет в него пальцем, потом в себя, потом снова указывает на Персиваля, будто это должно что-то прояснить. — Я говорил: на восьмом поколении род накроется медной пиздой! Меня кто-то слушал?.. Меня кто-то слушал? — орёт он, обернувшись к галерее портретов. Те делают вид, что не слышат даже сейчас. — Ты знаешь, что у тебя, — Горндульфус длинным пальцем рисует на своей груди небрежный круг, — вот здесь?

— Проклятие бездетности, — говорит Персиваль, и Криденс слегка округляет глаза.

— А знаешь, кто нам его подарил?.. Знаешь, из-за кого ты последний из Грейвзов?..

— Удиви меня, — улыбается Персиваль. Ему всё равно, но болтать с Гондульфусом так же весело, как и всегда. — Как его звали?

— Её, — усмехается Гондульфус Грейвз, — её звали Грёбаная Сука, потому что я забыл, звали её Аннабель, Мэри или Настурция. Но вот что я хорошо запомнил — так это то, что её фамилия была Бэрбоун.

Круг замыкается.

Грейвз хохочет вместе с портретом, Криденс стоит, слегка насупившись, но потом тоже начинает улыбаться, потому что Гондульфус манит его пальцем к себе, смотрит, прищурив один глаз, и тычет своей дымящейся трубкой в Персиваля:

— Он та ещё задница, гляди за ним в оба. А лучше приходи вечерком, я тебе расскажу, как он, вот такой вот шкет…

Гондульфус показывает рост Персиваля, и тот, спохватившись, что дед сейчас ударится в неуместные воспоминания о детстве своего пра-пра-пра-внука, обнимает Криденса за талию и утягивает за собой.

Они идут по галерее, мимо длинного ряда портретов, где сидят, стоят, читают, дремлют, переминаются с ноги на ногу славные представители рода Грейвзов.

— Конрад Грейвз… Исидора Грейвз… Бенедикт Грейвз… Кларенс Грейвз… Фредерика Грейвз… — говорит Персиваль, и Криденс кивает портретам с любопытством и почти незаметной робостью. Те в ответ хмурятся, поджимают губы, фыркают, закатывают глаза, неодобрительно качают головой — но кое-кто улыбается, а кое-кто даже подмигивает.

У двух последних портретов Персиваль останавливается.

— Медея Пенелопа Грейвз. Фрэнсис Александр Грейвз.

— Ваши родители?.. — шепотом спрашивает Криденс.

Родители Персиваля, поглощённые друг другом, танцуют под неслышную музыку. У матери в волосах — её любимый бриллиантовый эгрет, длинное старомодное платье складками обнимает точёную фигуру. Отец, в синем сюртуке, держит её за талию и влюблённо смотрит в глаза.

— Не будем их отвлекать, — с улыбкой говорит Грейвз и уводит Криденса дальше.

***

Квинни роняет поднос с чашками, когда видит Грейвза в Департаменте магической безопасности. Потом взвизгивает и кидается ему на шею. Грейвз обнимает её, посмеиваясь. Обнимать Квинни всегда очень приятно: она гибкая, лёгкая, и у неё чудесный заразительный смех.

— Мы по вам так скучали!.. — говорит она и без стеснения целует его в щёку. Грейвз на секунду окунается лицом в золотые волосы и цветочную туалетную воду и понимает, что тоже скучал. Страшно скучал.

Квинни хихикает от счастья, целует его во вторую щёку и убегает разносить новость.

Все, кто может бросить работу, бросают её и стекаются посмотреть на Грейвза. Во-первых, Грейвз вообще вернулся, и это ошеломительная новость. Во-вторых, он вернулся полностью оправданным после короткого, бурного процесса, во время которого некоторых волшебников, уважаемых членов общества, брали под стражу прямо в зале суда. В-третьих, Грейвз одет в светлое. Лето, как-никак.

Он пытается пройти сквозь толпу к своему кабинету, но вынужден бесконечно пожимать руки, похлопывать по плечу, отвечать на объятия желающих выразить радость и поприветствовать. К нему с трудом пробивается Тина, где-то за спинами маячит Абернети, у которого красные глаза. Грейвз решительно продирается к нему и берёт его за руку. Потом, решив, что этого недостаточно — обнимает. Ему кажется, что за сегодняшний день он так привыкнет к объятиям, что это будет новая форма приветствия в аврорате.

— Спасибо, Грегори, — с чувством говорит он ему на ухо. — Что бы я без вас делал.

Абернети — одна из ключевых фигур процесса. За время отсутствия Грейвза он тайно документировал всё происходящее в Департаменте, вплоть до распорядка дня Нокса, вёл списки его посетителей и длительность их визитов, фиксировал все перемещения всех сотрудников, даже на всякий случай копировал всю служебную переписку. Его показания, а также собранные им свидетельства связи Нокса с Гриндевальдом, объединённые с документацией из Дурмштранга, подходят друг к другу, как два кусочка паззла. Абернети становится помощником начальника Отдела аналитики и предсказаний, и Грейвз уверен, что теперь там будет такой порядок, какого не было ещё никогда.

***