Он хотел начать перечислять свои умения, чтобы показать, каким полезным он может быть, но мистер Грейвз сказал дальше:

— Иногда ты сможешь видеться с Ньютом. Здесь — и в моём доме.

В его доме. В его доме. В доме мистера Грейвза. Криденс закрыл глаза, чувствуя, как кружится голова, только и смог выдохнуть «спасибо», не зная, как ещё он может отблагодарить мистера Грейвза. Значит, всё правда. Он будет жить рядом с мистером Грейвзом, в одном с ним доме. В его доме. Среди его вещей. Будет видеть его каждый день. Разговаривать с ним. Может, мистер Грейвз позволит ему следить за своей одеждой. Криденс будет чистить щёткой его мантии, не оставляя на них ни пылинки, до блеска полировать ботинки или даже гладить утюгом брюки… От таких перспектив кружилась голова, а мистер Грейвз прижимал его к себе, держал за плечи, гладил по спине и говорил, будто хотел, чтобы Криденс немедленно умер от счастья:

— Я обещал забрать тебя. Я пришёл за тобой. Ты будешь учиться магии. В тебе так много магии, Криденс. Я научу, что с ней делать. Ты дождался меня. Ты молодец.

— Меня зовут Персиваль Грейвз, а это Криденс, — сказал мистер Грейвз странному маленькому существу с огромной головой, громадными зелёными глазами и смешными ушами.

Так Криденс узнал его имя. Персиваль. Персиваль Грейвз. Криденс чувствовал себя так, будто его посвятили в запретную тайну. Он никогда не задумывался, как зовут мистера Грейвза, а теперь, глядя на него, понимал, что его не могли звать никак иначе. Персиваль… Сладко и горько на языке. Криденс повторял его про себя, чувствуя себя ужасно распущенным. Повторял, будто катал во рту леденец, украденный с лотка. Персиваль. Было душно, и голова снова кружилась.

Криденс украдкой наблюдал за мистером Грейвзом, изнывая от непонятной тоски. Ему всё время хотелось, чтобы мистер Грейвз подошёл и обнял его. Хотелось прижаться к нему, положить голову на плечо и стоять так целую вечность, и чтобы мистер Грейвз гладил его по спине, целовал в висок, у самого глаза, а Криденс бы молча шептал «Персиваль…» с колотящимся сердцем. Но мистер Грейвз был занят тем, что колдовал над домом, и Криденс не смел его отвлечь.

А потом они сидели за ужином за одним столом. У Криденса дрожали руки. Он никогда не бывал в таком красивом доме — а теперь он будет здесь жить, и мистер Грейвз будет спать за стеной, совсем рядом. Ему было страшно сделать что-то неправильное или дурное. Если он разочарует мистера Грейвза, тот скажет, чтобы Криденс отправлялся обратно в чемодан к Ньюту или просто выкинет за порог.

Криденс так и не понял, для чего он нужен мистеру Грейвзу, он не знал, что ему можно, а чего нельзя, поэтому старался сидеть тихо и не отвлекать мистера Грейвза от ужина и от газеты. Хотя ему хотелось задать тысячу вопросов, он молчал и медленно ел, и украдкой разглядывал мистера Грейвза.

Персиваля.

Пальцы слабели, сердце заходилось бешеным стуком, когда он тайком глядел на него, мысленно повторяя имя. Криденс смотрел, как он придерживал страницу сложенной газеты двумя пальцами левой руки, мизинцем и указательным, как в правой держал вилку с изящной ручкой. Как его глаза бегали по строчкам. Как он аккуратно окунал в чашку с соусом половинку маленькой картофелины, отправлял в рот и медленно пережёвывал. Как иногда, задумавшись, он прихватывал вилку зубами и застывал на пару мгновений — тогда Криденс задерживал дыхание и боялся пошевелиться. Как иногда его глаза останавливались на какой-то строчке, он немного хмурился, и вдруг бросал на Криденса короткий взгляд исподлобья. Криденс тут же утыкался в свою тарелку, краснея от смущения и страха.

Криденс медленно свыкался с мыслью, что теперь так будет всегда. Они будут видеться за столом три раза в день, вместе пить чай, вместе ужинать. Вечером желать друг другу спокойной ночи, утром — доброго дня. Они будут разговаривать, и когда Криденс наберётся смелости, он обязательно спросит мистера Грейвза…

— Какой у тебя любимый цвет? — вдруг спросил мистер Грейвз, и Криденс вздрогнул от неожиданности, выронил вилку на пол. На колене осталось пятно от соуса. Криденс сжался от ужаса, что своей неловкостью всё испортил и мистер Грейвз сейчас разозлится. Запретит садиться за стол. Отправит на кухню. Лишит ужина. Выгонит из дома. Но мистер Грейвз магией поднял вилку, уничтожил весь беспорядок и сказал, что Криденс нужен ему.

Он научил его странной, но забавной игре в цвета. Он взял его с собой на прогулку, они шли рядом по узкой тропинке над рекой, и разговаривали — Криденс не помнил, чтобы они когда-нибудь так долго говорили. Мистер Грейвз не сердился, когда Криденс задавал вопросы или болтал, а отвечал и слушал, будто ему было интересно. А потом он велел Криденсу загадывать цвет и сказал, что хочет поцелуй в награду. Криденс ужасно смутился и ничего не понял, но не посмел возразить.

Он знал несколько поцелуев. Модести иногда целовала его в щёку. Мэри Лу целовала в лоб Честити, когда была ею особенно довольна. А ещё Криденс видел, как мужчины целуют женщинам руки или как подруги расцеловываются в щёки при встрече. Он не понимал, почему мистер Грейвз хочет поцелуй от него, но потом вспомнил, что мистер Грейвз сказал, что испытывает к нему симпатию — а Криденс ничего не сказал в ответ, даже не поблагодарил. Но наверняка мистер Грейвз хочет, чтобы Криденс тоже испытывал симпатию, поэтому хочет, чтобы Криденс поцеловал его…

Он запутался в своих рассуждениях, а спросить бы никогда не осмелился, он ведь не хотел выставлять себя перед мистером Грейвзом полным болваном, который даже не может выразить, как сильно он счастлив быть рядом с ним. Когда мистер Грейвз выиграл, Криденс был полон решимости открыть ему свои чувства, и поцеловал не так быстро и поверхностно, как это делали друзья при встрече, а по-настоящему: долго, сильно прижавшись губами к щеке. Она была тёплой, щетина немного колола губы, а кожа вблизи головокружительно пахла терпкой свежестью и чуть-чуть табаком. Криденс стоял, закрыв глаза, замерев от восторженного страха, но мистер Грейвз вдруг сказал строгим голосом «спасибо, Криденс» — и стало понятно, что Криденс ошибся. Сделал что-то неправильно. Рассердил мистера Грейвза. Наверное, Криденс не имел права так целовать его, и он жалобно бормотал извинения, надеясь, что мистер Грейвз не накажет слишком сильно… Но мистер Грейвз вдруг сказал, что рассчитывал на другой поцелуй. И показал, на какой.

У Криденса остановилось сердце, когда мистер Грейвз обнял его лицо ладонями, осторожно, словно не хотел напугать, и посмотрел в глаза. Криденс не смог вынести этот взгляд. Он даже дышать не мог. Он понял, что сейчас что-то произойдёт, мистер Грейвз поцелует его — но куда?.. Как?.. Не в щёку?.. Не в лоб?.. Не в нос же?..

В губы. Мистер Грейвз поцеловал его в губы, коснулся горьковатым дыханием рта, и Криденс вдохнул его, тёмные круги поплыли перед глазами. Он думал, мистер Грейвз будет просто прижиматься ко рту, но ошибся опять. Мистер Грейвз трогал и гладил его рот губами, медленно, как раньше гладил пальцами по руке, пощипывал, задерживал в своих губах. Криденс едва стоял на ногах. Это всё не кончалось и не кончалось. Это был не один, а сто, двести, бесконечность крошечных поцелуев в каждый уголок рта. Криденс прижался теснее, положил руки ему на грудь — и мистер Грейвз обнял его крепче, взял за затылок. Его губы из тёплых становились горячими. Криденс чувствовал на них вкус табака и обмирал от ужаса и восторга. Он ничего не знал о таких поцелуях, но точно знал, что так никто не целует друзей. Никогда. Так целуют, когда никто не увидит, в темноте, тайно…

У них появилась тайна. Между ним и… Персивалем. Криденс застонал, назвав про себя его имя — от собственной дерзости, от вспыхнувшего жара, который из груди пролился вниз по животу и натянул брюки в паху. Он постарался поцеловать в ответ, тоже захватить и погладить губы, подставить свои, чтобы мистер Грейвз ещё чуть-чуть прикусил их или коснулся языком. Тот сжал его за затылок, и целовал опять и опять, бесконечно, так нежно, что от этого болело в груди.