А значит, прекращаем себя накручивать и решаем проблемы по мере их поступления. Сейчас вот явно надо закончить завтрак. Малыш проголодался. А потом пойти наконец погулять. Теперь-то я знаю, почему Жозелин рекомендовала сделать это после обеда.

Жозелин явилась спустя часа три, наверное. Зашла вся такая невозмутимая, но мое воображение, или чутьё — тут ещё разобраться надо — живо нарисовало глубокую степень удовлетворения в ее эмоциях. Я за это время успела тщательно изучить свою комнату, полюбоваться видом с окна, прикинуть какие тона бы смешала, чтобы добиться такого же оттенка, как небо за стеклом, полежать, пялясь в потолок, прокручивая всё тот же прослушанный разговор и представляя, что скажет, или сделает Рок, когда придёт ко мне снова. И да, я успела известись от скуки. Но выходить больше не стала. Стоило мне об этом подумать, так отчего-то тревожно становилось, что я отбрасывала эту мысль, находя очень весомые аргументы, почему этого не стоит делать.

Вот и сейчас, смотрю на свою компаньонку, понимаю, что она собирается предложить, и на душе начинают кошки скрести. Тихо шифером шурша… едет крыша, да-да. Печально. Воздух нам с малышом нужен, значит придётся побороть свои необоснованные тревоги и отправиться этим воздухом дышать.

— Готовы к прогулке, сьера? — ровным тоном интересуется Жозелин, подтверждая мои предположения.

— Да, конечно, — поднимаюсь я с кресла у окна, в котором провела последнюю четверть часа.

— Тогда рекомендую надеть пальто. Сегодня прохладно. И тёплые ботинки.

— Хорошо, — о том, что у меня и пальто и ботинки теперь имеются, я уже знаю, поскольку в гардероб тоже успела заглянуть от нечего делать. Ну ладно, не только от нечего делать. От гложущего любопытства, того самого женского, тоже.

Заглянула, и поняла, что самое необходимое в интерпретации Жозелин — понятие обширное и многочисленное. Даже представить не берусь, сколько на все эти вещи потрачено. И почему. Невозможность отказаться от содержания неприятно царапает изнутри, несмотря на совет Рока воспринимать это, как помощь властей. Слишком уж личным воспринимается его участие в моей жизни, слишком уж я зависима от него. Но выбора у меня всё равно нет. Моему ребёнку нужен этот мужчина, как бы я к нему не относилась. И одежда с обувью тоже нужны, так что придётся свою гордость подвинуть немного.

— Жозелин, а в замке имеется библиотека? — интересуюсь, обуваясь в новые ботиночки. Красивые, изящные и совершенно в пору. И как она угадала? Мерку с меня спящей снимала?

— Конечно, сьера.

— А я могу её… посещать? — я визуал до мозга костей и информацию лучше всего усваиваю, прочитав, или увидев. А информации мне нужно много.

— Думаю, адамир не будет возражать. Я могу узнать у него, если желаете. Или вы сами можете спросить, когда он вернётся, — она бросает на меня внимательный взгляд с оттенком иронии.

— А откуда я узнаю, что он вернулся? — вырывается у меня.

— Уверена, что вы узнаете об этом сразу же, — ирония теперь чувствуется и в голосе.

И на что это она намекает? Что он сразу ко мне придёт? Или Рок как-то феерично домой возвращается и все об этом сразу узнают? На драконе прилетает? Или сам дракон? Представляю невольно огромного чёрного крылатого ящера, пикирующего на башни средневекового замка каждый раз, когда нужно вернуться домой. И замок такой весь дрожит, стены стонут, рушатся, зато все знают, что хозяин дома.

Серебристо-серое расклешённое пальто я надеваю даже не пытаясь прятать улыбку, всё ещё впечатлённая нафантазированной картинкой. Жозелин вопросительно приподнимает бровь, но вопросов не задаёт.

— А вы так пойдёте? — окидываю я внимательным взглядом её закрытое тёмно-зелёное платье. Оно даже не шерстяное. — Не замёрзнете?

— Не беспокойтесь. Я оденусь в холле, — улыбается она краешком губ. — Пойдёмте.

За разговором да фантазиями о Роке я и позабыла о своих неприятных ощущениях, но стоит нам выйти за дверь, как меня снова накрывает тревогой. И чем ближе мы подходим к лестнице, тем сильнее меня трясёт.

— Всё в порядке, сьера? — замечает моё состояние Жозелин.

— Да… — бормочу, невольно хмурясь. Да что же это такое?

Шагая коридором, пытаюсь разобраться в своих ощущениях. Это не похоже на то, что я чувствовала в родном мире перед переходом. Это не ощущается навязанным и чужим, скорее каким-то предчувствием. Моим личным. Если я конечно кукушечкой не двинулась. Но ведь если другие миры реальны, куарды эти с их способностями тоже, то нельзя полностью отбрасывать вероятность, что в этом мире я тоже что-то могу. Может на меня как-то беременность влияет? Я же чувствовала своего малыша. И энергии эти их тоже немного чувствую, не явно, но всё же. Так может и предчувствия сюда относятся. Как… энергия эмоций. Или мне перепадает от способностей сына? Вот спустимся по этой жутко-высоко-крутой лестнице и я обязательно устрою допрос своей компаньонке, как это всё работает.

Ух, до чего же я не люблю лестницы. Замираю на верхней ступеньке, цепляясь за перила.

— Сьера Соломия? — идущая впереди Жозелин, оборачивается и смотрит на меня с удивлением.

Я уже открываю рот, чтобы сказать, что всё в порядке, но поддавшись порыву произношу совершенно другое.

— Жозелин, это, наверное, глупо, но я немного… боюсь лестниц. С детства. Вы наверное ещё вчера это поняли.

Она чуточку склоняет голову в знак согласия.

— У меня сложилось впечатление, что эта фобия у вас не имеет острой формы, — замечает девушка.

— В большинстве случаев да. Мне просто дискомфортно. Обычно. А сейчас мне… почему-то страшно. Не могли бы вы… это глупо звучит… но могу я опереться на вашу руку? — сбивчиво выдаю я наконец просьбу. Не имею я права отмахиваться от предчувствий. Мне не только о себе надо думать.

— Да, конечно, — кивает Жозелин и начинает подниматься ко мне.

Я же делаю осторожный шаг ей навстречу. Слышу внизу звук открываемой двери. Ступаю ещё на одну ступеньку ниже, крепко держась за перила. И внезапно чувствую, как по ладони будто электрический ток пробегает, заставляя её резко отдёрнуть. В тот же миг носком ботинка цепляюсь за что-то и ощущаю толчок под коленку, разом теряя равновесие. Падение запоминается мне отчаянным страхом за малыша и стремлением уберечь его во что бы то не стало. Замечаю пылающие глаза несущейся ко мне Жозелин, её попытку поймать меня. Мы сталкиваемся, и дальше летим кубарем вместе, притом она явно пытается прикрыть меня собой…

Всё останавливается в один миг… буквально. Мы замираем в воздухе ровно в том нелепом и жутком для меня положении в котором катились по лестнице. По коже бегут колючие мурашки, саднит ушибленное бедро… дыхание спирает от страха… в глазах темнеет.

А дальше мы внезапно начинаем медленно и неотвратимо левитировать вниз…

Тело полностью обездвижено. Его словно спеленала неведомая сила. Хотя такая ли уж неведомая? Что-то неуловимо знакомое ощущается в воздухе вокруг нас. И ещё до того, как в поле моего зрения попадает мощная мужская фигура у подножия лестницы, я знаю, кто остановил наше падение.

Рок выглядит до одури пугающе с этими раскинутыми руками и почерневшими глазами. Я такое раньше разве что в фильмах про супергероев видела. Но я безумно счастлива, что он здесь, что снова спас.

Когда клубок из наших с Жозелин переплетённых тел оказывается рядом с ним, адамир перебирает воздух пальцами и нас внезапно отрывает друг от друга, как тряпичных кукол. Мою компаньонку отпускает, и она, как кошка, приземляется на ноги, хоть и пошатывается, держась за бок, растрёпанная и бледная. А меня мужчина тянет к себе. Хорошо хоть уже в вертикальном положении. Я зависаю в воздухе прямо перед ним, и на моём подбородке смыкаются жёсткие пальцы, заставляя смотреть в глаза.

— Ты цела? — интересуется лишённым каких-либо эмоций голосом, но у меня волосы дыбом становятся от ощущения его клокочущей ярости.

— Не знаю, — голос едва слушается и получается какой-то задушенный писк. Мамочки, что ж он жуткий такой?